Осторожно, женское фэнтези. Книга 1
Шрифт:
Хотелось верить, что я, несмотря на все совершенные и в старой, и в новой жизни глупости, — все-таки хороший человек. И, прижимаясь щекой к теплой шерсти, слыша над ухом довольное сопение, я в это верила.
Ради этого и стремилась сюда.
Ради покоя, которого так недоставало в этом мире, воспоминаний без боли, радости без причин и ничем не подкрепленной, но вместе с тем непоколебимой уверенности, что все будет хорошо.
Абсолютно все. Всегда. Везде.
Ради этого можно было часами стоять, обнимая длинную гибкую шею, тереться носом
А вот какой смысл Грину наблюдать за всем этим со стороны?
Единорог недовольно тряхнул головой и негромко, но укоризненно заржал: видно, еще сердился на доктора и возмутился тем, что тот появился в моих мыслях.
“Не обижайся, — я ласково почесала дивное создание за ухом. — Ты все равно нравишься мне больше чем он. Но доктор тоже хороший. И обычно не ест цветочков”.
Недоверчивое фырканье стало мне ответом.
“Не ест, честно. А то, что я с ним говорила… Мы только у тебя и можем говорить нормально. В другом месте он меня, самое меньшее, раздражает. Но чаще я его просто боюсь. Я… чувствую так его магию. Странно, да? У меня неприятие целительской магии выше четвертого уровня, а он всегда… Из-за миссис Кингслей. Ты знаешь миссис Кингслей?”
Понятия не имею, что заставило меня задать этот вопрос. Не факт, что декан прорицателей бывала в посольстве.
Единорог аккуратно высвободился из моих объятий и, отшагнув назад, заглянул мне в глаза.
Стало понятно: знает. Хотя, быть может, ни разу не видел ее.
“Ты можешь ей помочь?” — спросила я с надеждой.
Он тряхнул головой и вновь приблизился, ткнувшись носом мне в плечо. Видимо, нет…
Силой его крови можно исцелить тело, но не вернуть потерявшуюся на переломе реальностей душу.
— О чем вы говорите? — тихо спросил Грин. — Вы ведь говорите с ним?
— Да. Так… о своем, девичьем, — соврала я, вдруг поняв, что и сейчас, когда ничто не мешает мне говорить с ним открыто, я не решусь признаться доктору, что даже волшебный эноре кэллапиа не сумеет помочь его пациентке.
— О девичьем? — усмехнулся мужчина. — Он же самец.
— Зато я — девушка.
Единорог фыркнул, но, видимо, согласился со мной в том, что не стоит лишать человека последней надежды. Позволил опять обнять себя и умиротворяюще задышал мне в затылок.
— Вы действительно ему нравитесь, — констатировал Грин.
— Я не ем его лепесточки.
— Это был не его лепесточек. Скорее, ваш. К слову, довольно приятный на вкус… Можно вопрос? Не о единороге?
— Спрашивайте.
— Наше с вами знакомство началось не очень удачно. У меня сложилось не совсем верное мнение о вас… Хочу понять, что вынудило вас тогда пойти на обман. Сейчас вы не производите впечатления заядлой мошенницы.
— Единорог меня оправдывает?
— Не только. Но все же?
— Я испугалась, — призналась я. — Милорд Райхон пригрозил мне отчислением, если анализ покажет употребление наркотиков. Вы с ходу спросили, не с прорицательского ли я. Анабель объяснила, что скрывал этот вопрос. А я накануне провела вечер как раз с прорицательницами и не была уверена, что они не добавляли ничего запрещенного в напитки. Вот и…
— Ясно, — хмыкнул Грин. — А они добавляли?
— Нет, я специально узнала после… А можно и я полюбопытствую? Вы всех студенток проверяете на предмет беременности?
— Нет. Это… профессиональный интерес. Я сразу заметил, что с вами что-то не так, но когда увидел предписание ректора, мысленно махнул рукой: решил, что это последствия употребления алкоголя. А когда алкоголя в крови не обнаружилось, захотелось разобраться, в чем же дело. Провел все возможные тесты… Но кровь-то была не ваша. А отклонения, которые я отметил, видимо, были связаны с вашими проблемами с магией.
— Может быть, — согласилась я.
— Не может.
Я вздрогнула от того, как изменился вдруг его голос.
— Не может, Бет. Способности, с ваших слов, вы утратили во время происшествия на полигоне, когда пропал один из ваших одногруппников. Это было на следующий день после того, как вы приходили ко мне в первый раз. Потому мне до сих пор интересно, что же я упустил тогда.
— Упустили? — я спряталась за единорога, но, подумав, что это вызовет еще больше подозрений, вышла вперед и посмотрела прямо на Грина. В конце концов, я всех в этом мире обманываю — он ничем не лучше и не хуже других. — Ничего вы не упустили, доктор. Просто… то была не моя кровь. А в моей вы бы обнаружили алкоголь.
Он смерил меня долгим задумчивым взглядом и кивнул:
— Да. Видимо, так.
Все-таки хорошо, что мои подозрения не подтвердились и Грин не связан с исчезновениями. Не хотела бы я иметь такого противника.
Затем был обед.
Огромная комната с высоким потолком, с которого угрожающе свисали многорожковые бронзовые люстры, украшенные тяжелыми бутонами кованых роз. Длинный-предлинный стол, накрытый белоснежной скатертью. На одном конце стола мы с Грином, на другом, так далеко, что и лиц не рассмотреть, не то, чтобы можно было вести беседу, — лорд Эрентвилль с дочерью.
Я думала, посол достаточно прожил среди людей, чтобы понимать истинный смысл званых обедов, но нет — нас вкусно и сытно накормили и на этом сочли хозяйский долг исполненным. Не удивилась бы, если бы эльф, закончив трапезу, встал из-за стола и удалился, не прощаясь. Но он все же подошел к Грину в окончании обеда, неторопливо и степенно, спрятав руки как в муфту в широкие рукава темно-зеленого платья. Нереально прекрасный и непоправимо чужой нам, как и все эльфы. Белые волосы заплетены в сложную высокую косу, непроницаемое лицо, неподвижный рисунок шрамов. Если я правильно поняла, этот рисунок был у эльфов чем-то вроде индикатора эмоций: посол никаких эмоций не выказывал. И говорил он так же неестественно ровно, с едва уловимым акцентом.