Остроги. Трилогия
Шрифт:
И как сглазил Гурбан. Послышались гортанные крики и стук копыт по асфальту. Створки ворот поползли в стороны. Гурбан, схватив Данилу за локоть, потащил его за собой. Вместе они залегли за дерматиновым диваном.
В загон въехали шестеро карликов верхом на гнедых жеребцах, заметно отличавшихся от мясных лошадок — они были помельче и не такими жирными, зато мускулистыми. На себе жеребцы смогли бы нести не только коротышек, но и кого крупнее — Дана, к примеру, или Гурбана. Насчет Фазы возникали сомнения.
К скакунам были привязаны тушки
Карлики проворно спрыгнули на землю. Данила и Гурбан замерли за диваном — даже перестали дышать, чтобы не выдать себя.
И тут от дома без стены долетел очередной вопль. На этот раз орали долго и с особым чувством. Похоже, представление подходило к концу. Вместе с выпивкой Маевского.
Услыхав крики сородичей, наездники чуть ли не запрыгали от радости или же огорчения, что пропустили зрелище. Они сбросили добычу на асфальт и, оставив лошадей нерасседланными, засобирались на праздник.
Карлики были уже в воротах, когда один жеребец подошел к дивану и заржал. Орловцы насторожились.
— Гля! — скомандовал тот, который был выше прочих на целую голову, прикрытую «шлемом» из ткани, кожи и проволоки. — Ты! Гля! Там! — И толкнул к дивану более мелкого собрата.
Тот бесстрашно запрыгнул на дерматин — и замер с широко раскрытым ртом, глядя на людей. Нож пронзил карлику грудь, прежде чем он успел выдавить из себя крик. А в следующий миг Гурбан уже использовал его тело как щит — коротышки оказались не робкого десятка, и реакции их мог позавидовать любой человек от ста шестидесяти и выше: они мгновенно воспользовались луками. Свистнув в воздухе, стрелы пробили первого бедолагу насквозь, чуть было не зацепив Гурбана.
Бандит с ревом швырнул «щит» в коротышек и с ножом кинулся в атаку. Данила прыгнул следом. Доля секунды нужна на то, чтобы достать из колчана новую стрелу и натянуть тетиву. Одному карлику Дан рассек ножом горло, второго свалил ударом кулака, а потом, склонившись над ним, добил.
С остальными справился Гурбан.
— Когда их мало, это еще терпимо, — сказал он, отдуваясь.
И тут на затылок ему обрушилось что-то длинное и, похоже, увесистое. Глаза Гурбана закатились, он упал.
— Ах ты!.. — Дан едва не кинулся на того, кто подкрался к бандиту сзади.
— Живой? — Не поверил он своим глазам.
Опираясь на трость, Равиль — ею он отправил Гурбана в нокдаун — кивнул. Мол, живее всех живых, не дождетесь.
— Точно живой? — переспросил Дан. Вольник ведь упал с Царской Горы, а не просто поскользнулся на ровной дороге. Очень хотелось потрогать его, чтобы убедиться: не призрак.
Гурбан заворочался и сел, обхватив голову.
Равиль медленно, словно наслаждаясь его беспомощностью, вытащил из трости серебристое, остро заточенное лезвие. Выглядел вольник неважно: лицо совсем бледное, руки трясутся… Из-под левой линзы очков вытекла крупная слеза — желтоватая, неприятная на вид. Равиль смахнул ее.
Сейчас рубанет Гурбана со всего маху, понял Дан. Вот мой меч — голова с плеч.
Фехтовальщик хренов! Зло подумав о Равиле, доставщик устыдился — ведь тот, даже упав с плиты, вопреки всему явился освободить его от главаря бандитов!
Дан взглянул на Гурбана — и его словно обожгло ненавистью, которой тот пылал. Потому Равиль и медлил, что ненависть эта была такой сильной, что ощущалась физически. Дан не верил в биополя, ауры и прочие глупости, но тут было впору пересмотреть свои убеждения.
— Сташев, садись на коня, уходить надо. — Равиль не отводил зеркальных линз от Гурбана.
Что ж, задумка ясна: ему нужен только Дан, с ним он будет выбираться из Орла. А как же Мариша? Ашот? Вольнику плевать на них, но Дану не плевать на однокашников!
— Так дело не пойдет. Я без своих никуда не поеду.
Равиль кивнул, будто иного ответа и не ждал услышать.
Он присел, приставив меч к горлу бандита:
— Дернешься — умрешь. А теперь вставай.
Вольник рывком поставил Гурбана на ноги и потащил его к дому, в подвале которого ждали дальнейших распоряжений бандиты и доставщики.
— А ты чего стоишь? — Равиль посмотрел на Данилу. — Четыре лошади. Тащи за собой, бей их, режь, что хочешь делай, но чтоб лошади были. — После чего все свое внимание он уделил Гурбану — того надо было пинать, чтобы привести в движение. Каждая напряженная мышца главаря выражала непокорность.
Собрав воедино всю свою решимость, Данила таки преодолел врожденное отвращение к животным. В Харьковском остроге скотину особо не жаловали, ни у кого из детишек не было домашних любимцев. Зверь ведь — потенциальный враг. Как и человек, впрочем.
— Уздечка это, да? — Доставщик взялся за сложное сооружение из кожаных ремней и проволоки, надетое на морду гнедой скотины, и потянул на себя.
Всхрапнув, животное шагнуло вперед. Это приободрило Дана. Ничего, не боги горшки обжигают. Все у него получится!
К его большому удивлению, у него действительно получилось. Он потащил за собой четыре ремня — по два на руку, — соединенных с мордами лошадок. Те послушно затрусили следом. Вскоре Данила нагнал Равиля с Гурбаном.
Равиль как раз уговаривал бандита вызвать наверх Ашота и Маришу:
— Позовешь их, скажешь, чтоб вышли. И без глупостей. Иначе умрешь.
Гурбан собрал во рту слюну и смачно плюнул вольнику на ботинок.
— Или позову их я. — С угрозой блеснули зеркала в оправе. — И твои люди кинутся наверх. И я одному за другим буду рубить им головы. Прежде чем они сообразят, что почем, все будут мертвы. Но ты этого не увидишь, тебя я убью первым.
Гурбан перевел взгляд на Данилу. Взгляд был тяжелым, но Дан выдержал его и лишь виновато пожал плечами — мол, так получилось, дальше мы уж сами.