Остров Демонов
Шрифт:
— Этот парень прав. План сулит победу, и если Шабо не хочет…
Дофин встал, опрокинув бокал с вином.
— И д'Этамп тоже, — добавил он. Он перешагнул через широкую черную юбку мадам и повернулся, чтобы заглянуть ей в лицо. — Что скажете, Диана… мадам? — поправился он, и на его лице появились желание и отвага.
Диана молитвенно сложила руки и улыбнулась, глядя на него, а Роберваль подумал: «Вот никогда не мог представить, что женщина может быть так красива!»
— Если это ради Франции, мой принц, то это значит — ради вас, — нежно сказала она.
Дофин постоял немного, обдумывая значение этих слов, потом вернулся на место и сел, сложив руки на коленях.
— Но почему ничего нельзя было сделать целых четыре года? Мой отец, король, так верил в это, и д'Этамп тоже… Адмирал сначала тоже верил, но потом отошел от всего…
Турнон развел руками.
— На этот вопрос можете ответить только вы сами, Ваше Высочество…
— Чепуха! Мое влияние не так велико, монсеньер.
Турнон нахально тряхнул головой, чем снова ужаснул Роберваля.
— Теперь Филиппу де Шабо затруднительно даже шепнуть что-то на ухо королю!
— Ха! Неужели? — коннетабль многозначительно посмотрел на мадам де Пуатье. — Это приятно слышать.
Улыбка Турнона стала и вовсе умильной.
— В наши планы не входит топить корабль благородного и великодушного покровителя или выдавать его секреты, монсеньер коннетабль. Напротив, вы гораздо лучше осведомлены о происходящем, чем мы, скромные моряки.
Мадам и дофин посмотрели на Монморанси, который откинулся в кресле и закашлялся. Диана улыбнулась.
— Признайте: маркиз прав. Всему двору известно, что именно вам удалось открыть королю все странности характера адмирала. Очень печально находить недостатки в друге детства. Но монсеньер… — Она повернулась к Турнону. — Говоря откровенно, мы все теряемся в догадках, к какому лагерю вы примкнете…
— Вы найдете меня в своем лагере, мадам. И если вы поддержите эту экспедицию…
— В которую, как я понимаю, вы уже вложили немало средств…
— Мою судьбу, мадам, — просто ответил Турнон. — И судьбу моей нареченной невесты, племянницы монсеньера де Роберваля. У Картье сейчас в гавани Сен-Мало стоит три снаряженных корабля…
— И вам нужно?..
— Как можно больше баркасов для колонистов. Нам также нужны сами колонисты и моряки. Мы должны призвать всю Францию…
— И вам нужно от нас лишь влияние Его Высочества… и, конечно, губернаторский титул для вашего дяди?
Пока Роберваль силился перевести дух, Турнон подался вперед.
— Поверьте мне, мадам, что это не вымогательство.
— Я вам верю, — отвечала женщина. Неожиданно она сняла с шеи тяжелое жемчужное ожерелье и повесила его на руку Турнона. — Это мое ручательство — и мое доверие. Я верю, что вы ищете победы для Франции и короля, — она взглянула на дофина, — который достаточно щедр, чтобы сделать вашу мечту о Новой Франции реальностью!
Все это время дофин смотрел ей в лицо, а когда она закончила, вскочил на ноги.
— Даю вам слово чести, монсеньер де Турнон! — воскликнул он.
Мадам де Пуатье протянула руку Робервалю, преклонившему колени.
— Мессир вице-король… — сказала она.
ГЛАВА 19
Гастон закрыл за собой дверь и ждал, пока адмирал отвернется от окна.
— Приехал ваш племянник, граф де Муи, монсеньер.
Шабо кивнул и вернулся к своим мыслям. Его окна выходили на лагерь, чьи пестрые палатки раскинулись на нескольких арпанах, как цветы после ночного сна. Раскисшая земля была покрыта лужами, так что дамам и рыцарям приходилось с величайшей осторожностью пробираться по аллеям. Шабо задумался над тем, что заставляло пятнадцать тысяч знатных дворян прибыть ко двору, забыв о собственных делах и имениях, и терпеть нужду и лишения, которые привели бы в ужас любого честного крестьянина. Что касается его самого, то скоро он оставит службу. Вместо того, чтобы довольствоваться милостыней и минутной благосклонностью, он будет мирно жить в своем старом поместье в Пуату.
Хотя никто не говорил об этом в открытую, но все признаки опалы были налицо. Прошла всего неделя со времени последней дружеской беседы с королем — и вот уже Франциск отчитал его за высокомерие, хотя Шабо говорил со своей обычной фамильярностью. Происки Монморанси? Шабо пожал плечами. Некоторые шептались о его растратах в Бургундии — их можно было легко подсчитать, — о его отношениях с мадам д'Этамп, преувеличенных самой Анной — снова происки Монморанси. Конечно, это было трудно доказать, да и не хотелось бы терять дружбу, длившуюся тридцать лет.
На его серые глаза неожиданно навернулись слезы, и адмирал нетерпеливо смахнул их. Тридцать лет! Именно тогда он вошел в небольшой круг избранных, окружавших Франциска… Тогда он и Монморанси, Флеранж дю Беллей и другие — теперь уже мертвые — герои были молодыми рыцарями, благоговевшими перед своим королем, который открыл им двери к титулам и богатству. Но крепче всего их связывали победы в Италии и поражение при Павии… Шабо ближе всех стоял к королю, а за ним шел грубый, находчивый и коварный Монморанси.
Лишь недавно Шабо почувствовал, что король отвернулся от него и перенес свою любовь на соперника — но было уже поздно.
Рыцарство! Он все еще чтил это слово, но тот — бывший фаворит, бывший друг — во что он верил? Он подумал о своем племяннике, Пьере, который почитал его, как когда-то он сам почитал маршала де Гиза: так же, как де Гизу, ему, Шабо, придется столкнуться с непостоянством принцев. Пьер нес в себе старые традиции. Он даже настоял на том, чтобы его посвятили в рыцари на поле боя, как и его дядю адмирала. «Я не могу презреть это доверие», — подумал Шабо. — «Я не имею права огорчить его».
Что он мог предложить юноше? Особенно сейчас? Но он знал точный ответ: он имел возможность сменить лагерь и добиться успеха для Пьера и для себя через союз с младшей дочерью мадам де Пуатье. Девушка была законной дочерью сенешаля Нормандии, и в ее жилах текла кровь Генриха VII. Но такая открытая капитуляция будет триумфом для Дианы и падением для него.
Шабо снова развернул записку, которую держал в руке.
«С тех пор, как у Вас остался единственный друг при дворе, кажется странным, что Вы не ищете с ним встреч.