Остров Локк
Шрифт:
Мы припятились к тем пятерым, с Бэном и Робертсоном, и здесь выстроились в линию, гибельную для нас: трое против четверых, и каких четверых!
И снова выручил Давид. Задыхаясь, подскочил он к нам и, крикнув: “Бэн, держи!” – сунул в его правую, свободную руку клинок только что застреленного бандита.
Вот всё прояснилось. Темп ударов спал, движения стали экономные и осмотрительные. Дёдли, отбежав, прокричал:
– Том! Стоун и Оллиройс вдвоём против одного, но справиться не могут!
Жутью повеяло от спокойнейшего, между ударами, говорка наших противников:
– С кем они не могут справиться?
– С Глюзием.
– Так, значит, Глюзий сейчас придёт. Осторожно с этим, здоровым, чуть башку мне не снёс своим сундучком. И у вот этого клинок какой-то злой, неудобный.
– Да, необычное лезвие. И как будто зелёное?
– Ладно, скоро рассмотрим…
Звон сзади всё ближе и ближе, Оллиройс и Стоун отступали, приближаясь к нам. Их теснит всего лишь один человек! Кто он такой, этот Глюзий? А мы уже стоим, прижатые к холодной стене мокрыми спинами, и фехтовальщики перед нами отпускают свободного четвёртого, по очереди отдыхая.
– Не спеши, бей внимательно. Что за люди-то, пятерых из нас положили, самому не верится.
– Да их пистолеты, проклятье! Нужно было про людей-то узнать получше.
– Куда лучше, Вьюн узнавал.
– Да, в первый раз Вьюн просёкся. Сказал, трое их – капитан, моряк и здоровый. Откуда эти взялись? Да, просёкся. За то и лежит теперь с кишками наружу…
Не сразу я расслышал, а скорее, не расслышал, а угадал стремительный топот по гребню стены над нашими головами. Да и не топот вовсе, а шлепоток босых ступней. Нам не было видно, а их четвёртый, отдыхающий, задрав голову, спросил небрежно:
– Это ещё кто, здрасьте!
Последнее приветствие в его жизни. Метнулся со стены невысокий худой человек в коричневом балахоне, с бритой головой и морщинистой шеей. Вскинул левую руку над головой, а правой повёл как-то странно. Блеснул золотистыми искорками недлинный и немного искривлённый клинок, и в мгновение ока пали на землю рука в перчатке, обломок шпаги, разрубленная шляпа. Человек, влекомый круговым махом собственного удара, резко развернулся, встав спиной к медленно оседающему, с нелепо торчащей из плеча оголённой сахарно-белой костью, фехтовальщику, вскинул руки над головой, цепко держа длинную, на две ладони, ребристую рукоять. Противник Бэнсона быстро отскочил, повернулся к нему, метнулся в ударе. Коричневый человек резко опустил руки, – одно движение, только одно. Вяло склонилась на сторону шпага, её владелец опустился на колени, запрокинулся навзничь, показав нам разрубленную до пояса грудь.
Бэнсон, вскинув сундучок, что было силы метнул его в того, кто бился, тревожно оглядываясь, с Робертсоном. Увернуться от такого крупного предмета не было никакой возможности, в удар же Носорог вложил все силы. Разбойника просто снесло с ног, и, распластавшись у края мола, он застыл недвижим.
Мой неуязвимый противник, оставшийся вдруг один, откачнулся от меня, быстро взглянул влево (уже очень близкий звон металла, но там всё же двое наших), вправо – там смерть в коричневом балахоне, вверх, оценивая высоту стены, – но тут я, задыхаясь, пьяно шагнул вперёд – вот уж нет, здесь мы с Крысой тебя не пропустим…
Он расценил это как выпад, пружинисто выставил в мою сторону шпагу, и пронзительно крикнул:
– Глюзий! Уйти сможем?
– С какой стати – уйти? – раздался довольный и уверенный бас. – Мои двое сейчас лягут!
– У нас гость! И двое осталось нас , Глюзий!
Ответом было молчание, лишь звон стал сильнее и чаще. Человек несколько раз быстро и глубоко вздохнул, качнул шпагой, бросил тоскливый взгляд на вершину стены, шагнул ко мне.
– Оставь, Регент! – негромко окликнул его спрыгнувший сверху.
Разбойник вздрогнул, посмотрел на него.
– Оставь, – часто и тяжело дыша, повторил тот, в коричневом балахоне,– больше ты никого не убьёшь. – И, прижав руку к груди, виновато добавил: – Ух. Почти час бежал. Теперь успел, Регент.
Тот, пристально вглядываясь, отступил от меня и стал медленно обходить пришельца вполукруг. На ходу перенёс шпагу в левую руку, вытер о грудь правую ладонь, вернул в неё рукоять.
– Теперь успел, – снова сказал маленький и шагнул вперёд.
Молниеносно метнулась шпага. Удар должен был быть смертельным. Но каким-то чудесным и лёгким скоком коричневая фигурка прянула, швырнув золотистый меч навстречу трёхгранному клинку и сбив его на сторону, а освободившиеся руки схватили кисть со шпагой, и дёрнули её вниз, а сам человек прыгнул вверх, прямо под локоть, разворачиваясь в воздухе спиной к противнику. Противный мясной хруст чмокнул в руке, она тряпкой мотнулась вместе со шпагой, и тотчас же раздался короткий скрежет – нежноголосый от чудовищной боли скрипнул зубами.
Я не верил своим глазам, я словно оцепенел. К действительности меня вернул громкий болезненный вскрик Оллиройса и тут же – Стоуна.
– Глюзий, беги! – раздался захлёбывающийся, отчаянный крик нашего, со сломанной рукой.
Лысый человек сбил кричащего с ног и бросился к этому Глюзию. Тот, однако, громко топая, уже бежал прочь. Поравнявшись с опустившимся на колено Оллиройсом, лысый выхватил у него шпагу и, размахнувшись, запустил её остриём вперёд. Шпага, если вы понимаете, не метательное оружие: как ни бросай – вонзить трудно – тяжёлая рукоятка разворачивает её в воздухе. Но человек, как только метнул, сразу же повернулся и поспешил назад. Он был уверен, что попадёт! И да, когда он отвернулся, там, за его спиной, в темноте, раздался короткий и мертвенный вскрик. Глухо стукнуло упавшее тело.
Регент успел отползти к стене и там сидел, скрипя зубами и тяжело дыша. Человек подобрал свой меч, подошёл к нему.
– Ци Регент, вот и ты.
– Откуда ты знаешь меня?
– Я плакал, Ци, когда не успел в Гамбурге. Ты помнишь, там вы заползли в дом к ювелиру и всю ночь резали его большую семью – я смотрел следы, – резали не торопясь, развлекались. Потом, на корабле купца из Дании, я видел, что вы сделали с ним и с его дочерью. Она была ещё жива, и вас спасли всего лишь три или четыре минуты. Но двое ваших остались в доме ювелира, и одного я застал над девушкой. Потеряв троих, и каких троих, ты что-то почуял и, пряча следы, переметнулся сюда, в Индию. И теперь ты прячешь кинжал в уцелевшей руке, не прячь. Я видел уже твою мысль, когда ты о нём подумал. Ты лучше помолись, если не забыл, как это делать.
– Да кто же ты?!
(Я подошёл ближе.) Человек – он показался мне глубоким уже стариком, – наклонил свою бритую голову и тихо и внятно произнёс:
– Я – Мастер Альба.
Ужас пал на лицо бандита, даже при свете луны стало видно, как оно побелело. Из левой руки его выкатился и звякнул кинжал. Он закрыл глаза.
Человек встал на одно колено, наклонился, опёрся ладонью, проговорил:
– Прости, земля чистая, что обливаю тебя ядом.
Потом выпрямился, плоско развернул жёлтое лезвие к правому плечу, вспорол воздух вкруг по направлению к левому. Стукнула отсечённая голова, чёрными змейками метнулась на землю кровь. Слетела вместе с головой с шеи цепочка с надетым на неё небольшим ключом. Спаситель наш поднял её, стряхивая капли крови.