Остров метелей
Шрифт:
— У меня есть сестра с тремя полосками [36] — возьми ее, только вытащи меня из воды.
Соблазнился ворон, вытащил волка из воды, выжал его шерсть. А волк встряхнулся и говорит:
— Так ты и получишь сестру! У меня не только сестры, а и торбасов, нет.
Ворон посмотрел на волка, помолчал и потом спросил только:
— В какой распадок ты пойдешь?
— Я на север, — говорит волк. — A ты куда? — А я на юг.
– Пошли. Как только волк скрылся, ворон упал и превратился в мертвого оленя. Волк услышал запах оленя и вернулся. Ходит вокруг и говорит:
36
Раньше
— А это не мой двоюродный братец?
Походил, походил, понюхал и начал есть. Когда съел всего оленя, вдруг слышит в своем брюхе крик:
— Карр! Карр! Кзрр! Двоюродный брат! Что я держу в руках?
— Наверно, печенку, — говорит волк. — Тогда ворон вырвал печенку и выбросил ее наружу. И снова кричит:
— Карр! Карр! Карр! Двоюродный брат! А это что такое?
— Наверно, желудок, — стонет волк.
И желудок волчий ворон выбросил той же дорогой. И опять, кричит:
— Карр! Карр! Карр! Двоюродный брат! А это что такое?
— Наверно, сердце, которым я живу, — шепчет волк.
Ворон вырвал и выбросил и сердце. Волк умер. А ворон проклевал ему бок, вылез и улетел.
1 ноября 1927, года. Легкий северо-западный ветер и редкий сырой туман. Едем домой через Медвежий перевал. На карте перевал, как и все горные гряды, чуть не вплотную подходил к берегу, а нам пришлось проделать 25 километров, прежде чем мы подъехали к его воротам. Точность карты весьма сомнительна. Высокая влажность. И поэтому особенно холодно. Перед перевалом я смеялся над Павловым, называя его мерзляком: руки у него настолько замерзли, что, закуривая, он никак не мог удержать в пальцах спичку. Но вскоре ему представился случай поиздеваться надо мной. На перевале я остановился, чтобы взять образцы горных пород, и хотел вооружиться для этого молотком. Но пальцы отказывались повиноваться, молоток падал из рук. Потребовалось минут пять энергичных движений, чтобы вернуть пальцам подвижность.
Наскоро закусив мерзлой сырой медвежатиной, мы поспешили пройти перевал и у подошвы Поворотной горы разбили бивуак.
2 ноября 1927 года. Сегодня теплее, но сырость от окутывающей все туманной мглы такая же.
Спускаемся вниз по руслу большой речки и к вечеру достигаем ее устья, где 13 и 14 октября просидели из-за; метели два дня и оставили медвежью шкуру и мясо.
3 ноября 1927 года. Все видимое пространство моря занято мелкобитым торосистым льдом с редко разбросанными крупными обломками торосов. Лед движется на юг. Вчера вечером мы пробовали испытать его крепость, но смогли пройти не более 50 метров. Здесь лед еще выдерживал тяжесть человека, но легко пробивался остолом. Спугнутый нами медведь в 70 метрах от берега провалился и дальше до торосов пробирался вплавь по салу.
За сегодняшнюю ночь кромка окрепла, и мы решились ехать на мыс Гаваи по льду — уж очень тяжела дорога по горам. Едем осторожно, часто слезаем с нарт и пробуем крепость льда. Все же до мыса добираемся благополучно.
На Вьюжной, где мы оставили мясо и шкуры двух медведей, убитых 9 октября, нас ждал сюрприз. Опасаясь проказ медведей, мы подвесили шкуры на козлы высотой около 3 метров. Но каково же было наше удивление, когда сейчас, подъезжая к старому бивуаку, мы увидели на козлах только шкуру медведицы. Висевшая под ней шкура медвежонка исчезла. Подошли ближе. Загадка решалась просто. Вся площадка покрыта совсем свежими следами медведя. У верхней шкуры оторвана лапа, а нижняя изодрана в клочья. Все клочья тщательно очищены от сала. Очевидно, именно оно-то и соблазнило медведей, а выгрызая сало, они изодрали и шкуру. Жаль, что медведь такой небрежный мастер: действуй он немного осторожнее, шкура осталась бы цела, а за ее выделку мы были бы ему признательны. А теперь
А вот и он! Выскочил из-за берегового тороса и удирает во все лопатки. Расстояние больше 400 метров. Поднимаем винчестеры, гремят выстрелы, но пули не долетают до цели. Еще попытка — и опять неудача. Стреляю еще раз. Задняя нога зверя окрашивается кровью, но он все уходит. Спускаю двух собак — Пестрого и Фрама. Гонимся за медведем по льду. А лед тонкий, прогибается под ногами. В десяти шагах сбоку от меня проваливается Фрам и визжит, пытаясь выбраться на лед. Слышу, как и подо мной трещит лед, левая нога погружается в воду. Падаю на живот… Приходится отступить. Медведь уже переплыл полынью и удирает по движущемуся льду. Обледеневший Пестрый возвращается часа через два.
4 ноября 1927 года. Вот мы и дома. Бесславная поездка отнявшая почти месяц. Что же нам удалось сделать? Во-первых, заснять около 200 километров маршрута, во-вторых, собрать образцы пород из десяти обнажений в-третьих, убить трех медведей. Но главное — мы теперь имеем необходимый опыт для будущей работы по съемке острова.
Сличаю отчетную ведомость метеорологической станции с моими наблюдениями в пути и поражаюсь огромным расхождениям, особенно при подсчете дней, с туманами. У нас из 25 дней пути 11 суток бушевала метель и 9 суток стоял туман, иногда сужающий видимость до 100–150 метров. В то же время в бухте Роджерс отмечено всего 7 дней с легкой метелью и ни одного случая тумана. Очевидно, и ветер, и туманы задерживаются южной горной цепью, значительно большей по высоте, чем северная.
На грустные размышления наводит еще одно наблюдение, сделанное в пути. По всему пройденному району очень мало песцовых следов. Боюсь, что наступающий охотничий сезон на песца будет плохим.
В марте 1928 года, воспользовавшись хорошей погодой, я решил повторить попытку съемки острова. На этот раз в поход со мной отправились Павлов и Анакуля. Погода нам благоприятствовала, работа шла легче. За предыдущий поход мы уже накопили достаточный опыт, в ряд пунктов нашего предполагаемого маршрута было заранее завезено продовольствие и корм для собак.
За сорок суток мы обошли вокруг острова. Нам удалось заснять береговую линию, описать побережье и нанести его на карту. Попутно мы давали названия новым местам.
Таким образом, первая часть намеченного плана была выполнена. Но съемка внутренней части острова так и осталась в проекте, хотя в 1929 году я пять раз выезжал именно с этой целью.
Среди других работ по сбору материалов о фауне острова, данных о климате и выявлению возможностей расширения промысла довольно большое место занимали наблюдения за ледовым режимом окружающих остров вод. Правда, эти наблюдения не могут служить материалом для сколько-нибудь общих выводов о наличии морских течений в районе острова, так как мы могли вести их лишь в непосредственной близости от берега, где приливы и отливы оказывают постоянное воздействие на движение льдов.
Здесь, на острове Врангеля, я вплотную узнал Арктику. Здесь же у меня зародилась мысль о новой экспедиции, план которой я успел продумать до мелочей. Меня увлекла возможность исследования еще совершенно неизвестной Северной Земли. Открытая русскими моряками во время экспедиции в Северном Ледовитом океане 1913–1914 годов, она все еще оставалась «белым пятном» на карте Арктики. Известны были только очертания южного и восточного берегов Земли. Но если южный берег был заснят более или менее точно, то сплошная линия, обозначавшая восточный берег, то и дело переходила в неуверенный пунктир, который нередко прерывался, оставляя незаполненные места. О том, как далеко простирается Земля к северу, не было никаких данных. Загадкой являлось и то, представляет ли Земля один огромный остров или состоит из ряда островов с проливами, доступными для судов. Неисследованными оставались и внутренние области Северной Земли, ее геология, флора и фауна, климат и режим окружающих льдов.