Остров надежды
Шрифт:
Пока доваривалась еда, Нанехак принялась разделывать нерпу, ловко орудуя женским ножом-улыком и слушая рассказ Апара о состоянии льдов.
— У нас в бухте Провидения в это время уже хорошо видно открытое море. А здесь — одни только разводья и полыньи. Похоже, что настоящей воды близко нет. Столько льда, что вряд ли какой-нибудь корабль сможет приблизиться к нашему берегу.
Нанехак посмотрела на мужа, а тот продолжал, стаскивая с себя промокшие торбаза:
— Иногда думаю: а вдруг случится так, что русские на материке забудут про наших?
— У них есть самолеты, — напомнила Нанехак.
— Самолеты самолетами, но все же, — глубокомысленно заметил Апар. — А вдруг у них есть тайное намерение всегда оставаться с нами на острове?
— Что-то я тебя не понимаю, Апар, — задумчиво возразила Нанехак. — Разве русские могут бросить друг друга? На них это не похоже.
— Откуда ты знаешь их, чтобы быть уверенной в этом? — с легкой усмешкой спросил Апар.
— Я чувствую, — просто сказала Нанехак.
Она понимала, что Апар своими словами петляет вокруг Ушакова, но не хочет прямо говорить о нем, чтобы не пробуждать у нее прежних чувств. Только зря он так делает: чувства эти всегда с ней, независимо не то что от воли Апара, но и самой Нанехак.
Наевшись свежего нерпичьего мяса, Нанехак и Апар легли в оленью постель в теплом, хорошо проветренном пологе. Они нежно любили друг друга, покоряясь судьбе, связавшей их крепкими узами.
Таял снег, текли ручейки, соединяясь в большие потоки, окрестные скалы заселялись птицами, на прогревшихся проталинах проклюнулась первая свежая зелень — травинки, листочки.
Однажды утром Нанехак проснулась от шума настоящего крупного дождя. И хотя вокруг еще лежал снег, все же было ясно: наступило долгожданное лето.
В небе стало тесно. Больше всего было гусиных стай, и они все тянулись и тянулись к северной тундре, за тот хребет, который в прошедшую зиму перевалили в поисках промысловых угодий собачьи упряжки островитян.
Прибрежные трещины все увеличивались, образуя разводья, и вдоль берега обозначилась огромная полынья открытой воды, возможно простирающаяся вокруг значительной части острова. Ледовое поле то уходило к горизонту, то возвращалось, в зависимости от направления ветра. Но, так или иначе, лед всегда оставался в зоне видимости.
Однажды из-за мыса показался катер и донеслось тарахтенье мотора.
— Гости плывут! — обрадованно закричала Нанехак и бросилась к яранге, чтобы разжечь костер.
Но катер с красным флажком на корме гордо прошел мимо и скрылся за очередным мысом, оставив в воздухе лишь легкий запах моторного масла.
Бедная Нанехак так и простояла у берега, не выпуская из поля зрения удаляющийся кораблик. До самого последнего мгновения она не верила, что катер пройдет мимо, не завернет на их охотничье становище.
По щекам Нанехак текли слезы, и, чтобы Апар не увидел, она быстро смахнула их.
— Видно, большие дела у них, — сказал Апар, проводив взглядом катер.
— А может, на катере нет умилыка? — предположила Нанехак.
В ту ночь она долго не могла уснуть и несколько раз выходила из яранги посмотреть на морской простор, стараясь разглядеть на нем силуэт кораблика. Но в море были только льды. Самых причудливых очертаний, и некоторые льдины вполне могли сойти за катерок. Но у Нанехак было прекрасное зрение.
Через несколько дней Ушаков явился совсем с другой стороны, из тундры.
Апар с утра уехал на маленькой байдаре стрелять уток, а Нанехак оставалась в становище одна.
— Это ты, умилык? — Она растерялась, удивилась столь неожиданному появлению. — Что с тобой случилось?
— Ничего, — ответил Ушаков, заметив растерянность и замешательство женщины. — Дай мне чаю, сейчас я тебе все расскажу.
Нанехак бросилась к костру, упала на колени и изо всей силы принялась раздувать огонь. Взметнулся седой пепел, сизый дым заполнил чоттагин, но Нанехак ничего этого не замечала, охваченная огромной радостью: приехал, не обошел ее умилык!
Ушаков благодарно взглянул на нее и взял чашку с горячим чаем.
— Поначалу все шло хорошо: и мотор на катере прекрасно работал, и льды стояли поодаль от берега. Такая широкая, чистая полынья была, что казалось, плыви и плыви вот так, без остановки, вокруг всего острова… — рассказывал он.
— Мы вас видели, — прервала его Нанехак. — Думали, пристанете к нам, а вы прошли мимо…
— Да мы никуда и не собирались приставать, — сказал Ушаков. — Мы хотели узнать главное: насколько далеко можно плыть на нашем моторном катере и как он себя ведет во льдах… Ну вот, прошли мы один мыс, другой, уже повернули обратно, и вдруг наш мотор заглох. Сколько ни пытался Павлов его оживить, ничего не получилось. А тут подул южный ветер и прямо на нас погнал лед. Не успели мы оглянуться, как нас прижало к берегу.
— И катер затонул? — испуганно спросила Нанехак.
— Нет, — со вздохом облегчения ответил Ушаков. — Катер остался на плаву и даже не получил пробоины. Но хода у него не стало…
— А как же вы дальше поплывете?
— Дальше уже нам не плыть, а тащить катер обратно в поселок.
— Но он тяжелый…
Нанехак вспомнила, что катер этот раза в четыре больше деревянного вельбота.
— Вот я и пришел к вам за помощью, — сказал Ушаков.
— Я готова! — заторопилась Нанехак.
Ушаков с улыбкой посмотрел на нее. Нанехак поймала его взгляд и тут же почувствовала, как залилось краской ее лицо. Что же это она? Ведет себя, как маленькая девчонка… Какая же от нее помощь, когда нужно тащить тяжелый, глубоко сидящий в воде катер?
— Скурихин придумал, как на собаках притащить катер, — пояснил Ушаков. — Говорит, они часто так делали у себя на Камчатке.
Однако собрать распущенных на лето собак оказалось не так просто. К тому времени, когда упряжка наконец была готова и все собаки запряжены на длинный потяг, с моря появился Апар. Узнав, в чем дело, он тут же бросился помогать, и вскоре они вдвоем с Ушаковым скрылись за ближайшим мысом.