Остров Невезения
Шрифт:
Мой отрицательный баланс снова подрос, но меня больше беспокоила моя моральная зависимость в этой связи, и ожидаемые меня неизбежные поручения и указания по трудоустройству и прочим текущим повседневным вопросам.
В тот же день я снова побывал в агентстве в сопровождении четверых потенциальных работников. Крис и его сотрудники уже принимали меня как некого поставщика не говорящей рабсилы. Но, в общем, они положительно реагировали на потенциальных клиентов их агентства.
Людмила предъявила украинский паспорт со студенческой визой. Оксана, Коля и Сергей — поддельные бумаги полит беженцев. Процедура оформления прошла быстро, Крис объяснил им, что они будут состоять в резерве, и, как только фабрике потребуются кадры, он сообщит нам об этом.
5
Утренний подъём и сборы
Тёмными улицами мы шли к фабрике минут 10–15. Наше предприятие «Pratt's Banana» было щедро освещено и выглядело довольно оживлённо. К семи утра туда подъезжали автомобили и подходили пешие работники. В помещении для кофе-перерывов уже сидели готовые к труду кадры, убивавшие время чаем, кофе и вялыми разговорами.
Заметив нас, Таня деловито вышла навстречу и провела в раздевалку. Там нашла свободные ящики, и показала, как пользоваться ключом. Кто-то выдал нам комплекты новых халатов и кепок бейсболок. Через пару минут мы внешне были готовы к работе.
Замок, запирающий ящик, оказался непростым. Чтобы забрать ключ с собой, надо было опустить в щель замка фунтовую монету, тогда ключ можно было вынуть. Возвратить обратно монету можно было, вставив ключ и открыв ящик, при этом, ключ блокировался.
Пока мы переодевались и осваивали новое пространство, Таня инструктировала нас о фабричных порядках. Я с благодарностью отметил про себя, как нам повезло с ней. Нас окружали пакистанцы, индусы и поляки, в большинстве — молодёжь. Они чувствовали себя здесь вполне комфортно, и это очень напоминало ПТУ. Насколько я мог определить, русскоязычной здесь была только наша Таня. Кое-как реагировали на наш язык две польские женщины — Танины подруги. В общем, обстановка в трудовом коллективе мне показалась вполне дружелюбной и по-молодёжному бодренькой. Таню здесь все знали, и относились к ней с заметным уважением, как к старшей по возрасту и стажу работы.
К семи часам все дружно направились в цеха. Таня и две её польские коллежанки не оставляли нас. В цехе с обещанным конвейером, Таня подвела нас к бригадирше, которая, отличалась от рядовых работников цветом халата. Сама же она оказалась маленькой, очень чёрной и страшненькой. Таня бойко поприветствовала её и представила нас. Бригадир уже знала о двоих новых дополнительных кадрах, и теперь рассматривала таковых, думая, как бы получше применить нас. Таня, уверенная, что бригадир ничего не понимает, вслух заверила нас в том, что та лишь на лицо ужасная, но добрая внутри. Бригадир спросила, говорим ли мы по-английски, и, убедившись, что её понимают, повела к конвейеру. По обе стороны вдоль конвейерной ленты стояли столы с интервалом метра два. У каждого рабочего стола по двое работников. Бригадир распределила нас по двум соседним столам. Моего земляка поставили в пару с молодым поляком, а меня с молодой пакистанкой, поручив им показать нам, как и что делается. Сама же заняла место в конце конвейерной линии, выкрикнула какие-то команды, и всё пришло в движение.
Моя пакистанская партнёрша была лет двадцати, вполне симпатичная девушка, и судя по её добротному английскому и самоуверенности, вероятно, родившаяся уже здесь.
Автопогрузчик развозил и оставлял у рабочих столов поддоны, гружённые ящиками с бананами и с пустой упаковочной тарой. Мы брали ящики с бананами, ставили их на стол и отбирали те, которые нам заказала бригадир. Бананы сортировались по степени зрелости, которая определялась цветом фрукта и обозначалась условным номером, а также размером плода. Нужное, упаковывали в строго установленном порядке и отправляли конвейером. На конце конвейера готовая продукция снималась и укладывалась на поддоны, которые забирал автопогрузчик и увозил в холодильные камеры. Бананы, которые оставались, не востребованы, мы складывали в коробки и оставляли рядом с собой. Сделав необходимое количество определённого сорта, бригадир давала команду о новом заказе.
Наши сортировочно-упаковочные работы разнообразились по степени спелости, габаритам и формам упаковки. Сортировали и по количеству плодов, и по весу.
Мы стояли у стола, лицом к лицу. За моими действиями присматривала опытная пакистанская коллега, показывала и подсказывала, как это лучше делать. Когда работа позволяла, мы отвлекались от бананов и говорили о разном. Скоро я узнал, что она таки уроженка Англии и в Пакистане бывала всего-то раз, где ей не особенно понравилось. Она охотно отвечала на мои вопросы и поведала о своих проблематичных отношениях с религиозными родственниками. Сообщила мне по секрету о преступно близких отношениях с английским парнем, который ей нравится. О предполагаемой свирепой реакции её родственников, если те узнают о её связи с неверным. Она вполне допускала, что старшие братья могут просто зарезать её английского дружка, но, несмотря на эти дикие противоречия, она оставалась убеждённой мусульманкой.
Разговаривали во время работы не только мы. И когда общий гул беседы и смеха становился громче шума конвейера, бригадир автоматически выкрикивала замечание: Stop talking, please! [12]
Она выборочно проверяла готовую продукцию, и, обнаружив недостатки, требовала устранения таковых. У каждого работника был рулон бумажных ярлычков с номером, который приклеивался на упакованную тобой коробку или пластиковый ящик. Отыскав брак, она выкрикивала номер, и работник, допустивший брак, торопливо посещал приёмный пункт, получал от бригадира замечания и ценные указания. Иногда, возвращался к своему рабочему столу с коробкой, в которой следовало что-то переделать. Как только работники увлекались разговорами, бригадир начинала донимать нас всякими придирками, выкрикивая номер и призывая работника на выговор, или подгоняла общей командой: Speed up! [13]
12
Пожалуйста, прекратите разговоры
13
Побыстрей!
Через строго установленные интервалы времени объявлялся короткий перерыв. В эти 10–15 минут мы могли спокойно о чём-то переговорить. Похоже, их продукция была в спросе, и нас обеспечивали работой в среднем по 10–11 часов на день. Таким образом, заканчивали мы работу в часов 5–6 вечера.
Таня, знавшая и другие времена, оптимистично комментировала положение дел на фабрике, как заметное деловое оживление и заверяла нас в том, что нам очень повезло. Она была уверена, что со дня на день, фабрике потребуется больше работников и нашим товарищам не следует отчаиваться от безделья. Я, хоть и с трудом, но всё же разделял её искренний пролетарский энтузиазм, и ценил её дружескую поддержку. От неё же мы узнали, что зарплату агентства выдают работникам в виде чеков и расчётных листов, каждую пятницу. Но нам не следует рассчитывать на таковое в первую же пятницу. Агентство, получив от фабрики деньги и данные о рабочем времени на каждого работника за прошедшую неделю, сможет всё начислить и оформить лишь к следующей пятнице. Зарплата выдавалась с запозданием на одну неделю. Отработав две недели, получаешь зарплату за первую, а вторая неделя в твоём активе и в процессе начисления. Всё это вполне объяснимо и справедливо, особенно, если сравнить, что в это время на всей пост советской территории миллионы людей не получали зарплату по полгода. А их месячная зарплата едва ли составляла наши недельные 180–200 фунтов. И задерживали им не крепкие фунты, а стабильно обесценивающиеся гривны и рубли.
Волновало меня то, что до получения первой зарплаты, мне предстояло снова внести плату за жильё, и вообще как-то жить. Это означало очередной заем и моральную зависимость, что мне крайне не нравилось.
Дома я бывал лишь по вечерам, да и засиживаться там не очень-то хотелось. Сергей — владелец чемоданов, за несколько дней совместного проживания с курящим большинством, впал в глубокий бытовой конфликт с ними и искал моей поддержки. После ужина он приглашал меня на вечернюю прогулку-обход, во время которой мне отводилась роль слушателя накипевших обид и зреющих планов. Прогуляться после однообразной конвейерной работы мне было приятно. Мой некурящий сосед по комнате выбирал маршрут по индусским торговым улицам и закоулкам, изобиловавшим продовольственными лавочками. К этому времени торговля сворачивалась, и он исполнял функции санитара, готового подобрать всю фруктово-овощную не кондицию. Бабаи, так он называл индусов и пакистанцев, не особенно удивляясь его жестикулирующим вопросам, равнодушно давали своё согласие на подборку скопившихся за день повреждённых продуктов. Делал он это регулярно, в некоторых лавках его уже знали и не обращали на него внимания. На такие прогулки он стал выходить с большой сумкой, и в случае обильных урожаев, привлекал меня к транспортировке. Иногда трофеи картофеля и лука были слишком велики, и я пытался бунтовать, предлагая ограничиться необременительным весом, но он критиковал моё слабоволие и настаивал на полной загрузке. Нехрен порожняк гонять!