Остров обреченных
Шрифт:
– Ваши завоевания, адмирал, должны вернуть Франции и французам величие их былого духа. Династия Валуа должна стать для Франции тем же, чем для Германии стала династия Каролингов [5] .
– Да и для Франции – тоже, – грубовато заметил де Роберваль, вспомнив, что и его род кровно соединен с этой династией; что и в нем тоже течет воинственная кровь ее, о чем он никогда не давал забывать ни себе, ни своему окружению. – Позволю себе заметить, сир, что мы, Робервали, принадлежим к тем старинным родам, которые еще помнят, что они породнены с династией Каролингов.
5
Королевская (с 751 года) и императорская (с 800 года) династия Франкского государства, основателем которой стал франкский король Пипин Короткий. Название получила по имени императора Карла Великого. После распада империи Каролингов (843 год), представители этой династии правили в Италии (до 905 года), в Германии (до 911). Во Франции представители этой династии продержались дольше, чем в других государствах – до 987 года.
Стоявший в это время спиной к нему король едва заметно вздрогнул и весь напрягся, словно бы ожидал коварного удара предателя. Переборов в себе почти мистический страх перед покушением, Франциск ^2 снял со стены парадный королевский меч и, положив его на обе ладони, протянул адмиралу.
Чуть замешкавшись от неожиданности, де Роберваль несмело ступил навстречу королю.
– Впредь вы должны помнить только о том, что меч этот, как и адмиральский чин, получили из рук короля династии Валуа. Пусть этот меч станет тем «жезлом примирения» между нашими династиями, который на любом клочке суши позволит вам чувствовать себя верным воином, – адмирал сразу же обратил внимание, что король сказал «воином», а не «слугой», – короля Франции, его представителем; рыцарем, исполняющим его волю.
Когда адмирал вернулся в кабинет королевского секретаря, Готье стоял за столом и внимательно изучал морскую карту, которую раньше де Роберваль у него не видел.
– Я всегда буду признателен вам, аббат, – хрипло выдохнул он, и в самом деле ощущая волнение, возникшее при новой встрече со столь много сделавшим для него человеком.
– Будем надеяться, что у вас и в самом деле хватит благоразумия оставаться… признательным мне, – проговорил аббат, не отрывая взгляда от карты. При этом адмирал заметил, что взгляд его нацелен именно на тот клочок земли, к которому ему предстоит вести эскадру.
– Когда моим кораблям удастся вернуться оттуда с золотом…
– Они должны вернуться оттуда с территорией, адмирал, огромной территорией Королевства Франции. Как на этих территориях изыскивать золото, – даже если обнаружится, что его там никогда не водилось, – об этом мы в свое время подумаем.
– Хотелось бы как-то отблагодарить вас, аббат.
– Вот именно, адмирал, почему бы вам не отблагодарить меня? Достойно отблагодарить, – невозмутимо поддержал его Готье, лишь искоса взглянув на «жезл примирения», тускло мерцавший в руке воинственного адмирала. – Времена меняются, короли, к сожалению, тоже, – только теперь Готье отвлекся от карты и пристально взглянул в глаза герцога де Роберваля. – Не утверждаю, что это будет легко сделать, но я позабочусь, чтобы именно вы стали вице-королем новой колонии. Или хотя бы ее губернатором. Говорю «нелегко», поскольку найдется несколько более близких к королю людей, которым захочется получить титул вице-короля, в расчете на то, что злополучное «вице» вскоре как-то само собой исчезнет.
– Ход ваших мыслей, аббат, мне понятен.
– Не совсем, адмирал. Пока ваши корабли достигнут берегов Новой Франции, я стану епископом. Вы же как вице-король обратитесь к королю Франции и папе римскому с просьбой прислать вам епископа Готье, предварительно возведя его в сан кардинала. Ибо совершенно справедливо будет, если во главе церкви вице-королевства окажется священник в сане кардинала.
– Который со временем может стать во главе церкви всего королевства.
– Соединяя этот пост с должностью первого министра Франции, – вполголоса, вкрадчиво, как бы размышляя вслух, уточнил Готье. – И будем считать, что наша беседа внесла полную ясность и в те отношения, которые предшествовали встрече, и в те, которые станут определяться уже после вашего прибытия в Новую Францию.
Разговор был исчерпан. Адмирал чувствовал, что должен еще раз поблагодарить аббата и попрощаться. Однако, опершись обеими руками о рукоять меча, он все еще медлил, что-то все еще оставалось невыясненным для него, что-то заставляло не торопиться с уходом.
– Понимаю, адмирал, вас интересуют мои отношения с вашим братом, пэром Франции и приближенным короля, герцогом Николя де Робервалем.
– В том-то и дело, ваша святость. Насколько мне известно, в последнее время ваши отношения резко обострились. Более того, вас считают непримиримыми врагами.
– Именно так и считают, – все с той же иезуитской невозмутимостью признал личный секретарь короля. – И, не скрою, это мешает мне, поскольку, зная о нашей вражде, все мои враги – даже те из них, которые терпеть не могут ни вас, ни вашего брата, – начинают группироваться вокруг него, что, в свою очередь, дает королю возможность, принимая те или иные решения, выбирать между «партией Готье» и «партией Робервалей». Вот почему мне и в самом деле понадобится ваша поддержка, чтобы сделать ту единственную карьеру, которую я, несомненно, способен сделать, и к которой тянется моя душа – то есть церковную.
– Почему же вы не попытались помириться с моим братом?
– Вы же прекрасно знаете, что это невозможно.
– Признаю, характер у Николя еще более вздорный, нежели у меня.
– Характер Робервалей… – едва заметно ухмыльнулся аббат. – Это у вас наследственное. Ни одного из вашего рода ни достаточно сдержанным, ни, уж извините адмирал, достаточно благоразумным не назовешь. Вот в чем вам никак не откажешь, так это в безумной храбрости.
Услышав о храбрости, адмирал, который уже готов был вспыхнуть, как-то сразу присмирел и успокоился. Признание храбрости было высшей похвалой, в обмен на которую Роберт де Роберваль готов был простить признавшему ее любую дерзость.
– И все же вам следовало бы предпринять хоть какую-то попытку привлечь на свою сторону этого одного из влиятельнейших пэров Франции.
– А я и предпринял, – осклабил свои, на удивление, белые зубы тридцатипятилетний аббат. – Вначале посоветовал королю дать вам, брату моего яростного, но приближенного к монарху противника, чин адмирала и назначить его командующим эскадрой. И у короля не было причин возражать против подобного назначения, которое, к его великому удивлению, не только не давало очередного повода для столкновений между партиями Готье и Роберваля, – а они уже порядком надоели монарху, – но и примиряли их. Затем предложил назначить вас командующим эскадрой, которой предстоит заложить основы зарождения Великой Французской империи.
– Но этим своим шагом вы вряд ли сумеете заполучить в лице пэра Франции Николя де Роберваля не то чтобы своего друга, но хотя бы сочувствующего!
– Поскольку и между вами, родными братьями, отношения простыми не назовешь, – мстительно ухмыльнулся Готье. – Дважды вас еле удерживали от дуэлей.
– Вам известна даже эта семейная тайна?
– И не только эта, адмирал; не тешьте себя… А что касается Николя де Роберваля… Этим шагом я даже не пытался привлечь его в лагерь своих друзей или хотя бы союзников.