Остров обреченных
Шрифт:
– Совсем наоборот, я не желаю видеть вас ни вообще, ни тем более – на своем корабле. Теперь, в присутствии офицеров корабля и матросов, я вынужден сказать вам то, что уже говорил раньше, но к чему вы не желали прислушиваться. Вы опозорили род де Робервалей, когда пошли против воли своего отца, достойнейшего пэра Франции Николя де Роберваля, и матери, тайно обвенчавшись с человеком, совершенно недостойным того, чтобы быть причастным к роду де Робервалей. За это, по воле родителей и с благословения священника, вас решено было сослать в Канаду, лишив при сем наследства и права носить фамилию Роберваль.
– Права сего лишить меня никто – ни вы, ни ваш брат Николя де Роберваль – не может, – холодно ответила Маргрет, вызвав этим еще большую ярость адмирала.
Тем временем на верхнюю палубу поднялись майор, барон Фон Шигель, сержант Гуро и с десяток их солдат. Однако и боцман Рош позаботился, чтобы на палубе оказалась хотя бы часть его людей. И те, и другие, как успел заметить Дюваль, были вооружены. Сам боцман и двое верных ему матросов из «эшафотной команды» готовили шлюпку.
– Этого права лишаю вас я. Поскольку имею право лишить всех и всего. Здесь, в океане, действует только одно право и одна власть – власть адмирала королевского флота Роберта де Роберваля. Вы пренебрегли моими наставлениями и приказами. Вы полностью пренебрегли моралью христианки. Прикрываемые своей гувернанткой, известной парижской шлюхой, вы превратили свою каюту в настоящий бордель, каждую ночь принимая в нем кого-то из матросов…
– Как вы можете так, адмирал?! – ужаснулась Маргрет. – Это ведь ложь! Устыдитесь своих офицеров. Устыдитесь священника.
– Молчать! – взревел адмирал. – Вы еще смеете стыдить меня! Вы, превратившая корабль в притон, в бордель! А где этот мерзавец, который проник на корабль под чужим именем и скрывался здесь, чтобы удовлетворять ваши прихоти?! Уже за одно то, что проник на Великую эскадру под чужим именем, он должен быть вздернут на рее или протянут под килем.
Тут же привели избитого, со связанными руками Роя д’Альби. Он старался держаться бодро, но это ему не очень-то удавалось.
Маргрет с тоской и жалостью взглянула на шевалье, инстинктивно подалась к нему, но, ступив шаг, сдержалась. Она была слишком гордой, чтобы раскрывать свои чувства перед Жаном-Франком де Робервалем – чудовищем, которого давно ненавидела и презирала.
– Мы действительно, изредка виделись с Роем д’Альби. Но вы прекрасно знаете, что мы обручены и собираемся обвенчаться. Наши отношения освящены канонами церкви.
– Ваше обручение было тайным, – вмешался опухший от пьянства священник, не в силах устоять под пристальным, испепеляющим взглядом адмирала. – Оно прошло без благословения ваших родителей, было отвергнуто ими и признано нами недействительным.
– А я вообще не желаю знать: обручены вы или не обручены, – дополнил его адмирал. – Этот эшафотный христопродавец не является вашим мужем, и вы не имели права прелюбодействовать с ним на моем корабле. И потом, я не уверен, что в вашем ложе побывал только он, а не добрая часть команды и солдат. – Я прав, Фуар? – неожиданно обратился он к корабельному кузнецу.
– А если они пока что не успели побывать, то побывали бы в будущем? – ухмыльнулся тот, оскалив два ряда гнилых черных зубов. – Это несправедливо, что у одних красавчиков женщины на этом корабле есть, у других – нет, – прошелся он завистливым взглядом по фигуре Маргрет, а затем перевел на Роя и Дюваля, выдавая таким образом и старшего штурмана.
– Нарушен святой закон морского братства, – поддержал его лысый детина, часть головы которого когда-то давно была обожжена и представляла собой сплошной багровый рубец. – Который гласит: женщин на корабле быть не должно. Но если они все же появились, то… или всем, или никому! Поэтому гнать их с корабля!
«А ведь эту вспышку ярости адмирал старательно готовил, – понял Дюваль. – Позаботившись о поддержке членов команды!»
– И все же Рой д’Альби действительно обручен с герцогиней, – возразил им и адмиралу старший штурман.
– Что совершенно справедливо, сэр, – сдержанно поддержал его командор.
– И в том, что они все же изредка виделись, особого греха нет.
– Что совершенно справедливо, сэр, – уже более уверенно подтвердил Блэк.
– В конце-концов через двое суток мы будем у берегов Новой Франции, и эти двое молодых людей оставят корабль, чтобы устраивать свою жизнь так, как им вздумается, как завещано Господом.
– Что совершенно справедливо, сэр, как завещено…
– Я выслушал ваше мнение, господа! – вновь взорвался адмирал. – Но вынужден вас огорчить: оно меня совершенно не интересует. Я не желаю выяснять, кто из команды успел попасть в постель этой падшей женщины, а кто пока еще нет.
– Лично вам в эту постель попасть не удалось, адмирал, – неожиданно для всех парировала Маргрет, гордо вскинув голову. – И я хочу, чтобы команда знала это. Пусть вам в этом посочувствуют. Это-то вас и бесит. А еще – страх перед тем, что меня могут назначить вице-королевой Новой Франции, поскольку такое прошение видных людей Гавра и маркграфа де Мовеля уже лежит в канцелярии короля. Но вам самому грезится этот титул.
Дюваль заметил, как и без того бледное лицо адмирала еще больше побледнело и осунулось. Титул «вице-королевы», которым щедро наделили норд-герцогиню граф де Мовель и его друзья, явно бесил адмирала. К тому же он понимал, что в петиции, направленной королю из Гавра, не обошлось без фактов, которые компрометируют его.
– Эта женщина вполне заслуживает того, чтобы ее казнили по нашим морским традициям, – еще яростнее ожесточился адмирал, намереваясь окончательно избавиться от соперницы. Но только потому, что она – женщина и что я не желаю проливать кровь одной из Робервалей, я решил высадить ее на остров.
– Но он необитаем! – вырвалось вдруг у боцмана Роша, от которого никто подобного заступничества не ожидал. – И совершенно очевидно, что не пригоден к жизни. Герцогиня сразу же погибнет на нем. Поверьте… Я, очевидно, единственный в эскадре, кому пришлось познать одиночество необитаемых островов.
– На необитаемый остров людей высаживают не для того, чтобы они там благоденствовали, – огрызнулся адмирал.
Боцман Рош… Верный, трусливо преданный, но, поди ж ты, и он готов предать его, своего адмирала и благодетеля! Хотя видит, чувствует, что на корабле вот-вот может вспыхнуть бунт.
– Но так наказывают лишь взбунтовавшихся матросов, – дрогнувшим голосом напомнил адмиралу боцман.
– Я сказал, что эта женщина будет высажена здесь. На этом острове. И дальнейшая судьба ее меня совершенно не интересует.