Остров обреченных
Шрифт:
В той части команды, к которой присоединились солдаты, раздался ропот. Он все больше нарастал. Что, однако, не мешало адмиралу следить за тем, как матросы из «эшафотной команды» боцмана готовят для герцогини шлюпку.
– Помилования! – прозвучало тем временем в стане противников адмирала.
– Требуем помилования!
– Герцогиня не совершила ничего такого, за что ее следует обрекать на гибель!
– Солдаты Его Величества протестуют, господин адмирал! – храбро, хотя и обречено ступил вперед сержант Гуро.
– Что?! – тоже подался вперед адмирал. – Вы смеете указывать, как мне, адмиралу, поступать?! Боцман, поднять всю команду! На корабле бунт. Сигнальщик, передайте! Всем судам лечь в дрейф! На флагмане бунт!
– Вы… вы, преувеличиваете, адмирал, – попытался урезонить его командор, едва сдержавшись, чтобы не сказать «лжете». – Никакого бунта нет. Команда всего лишь требует справедливости.
– Моя команда, которая верна мне, – вот она! – мечом указал адмирал на боцмана Роша и его людей, занявших квартердек и всю прилегающую к нему часть. Некоторые из них уже карабкались на мачты.
Стоило ему сказать это, как люди с той и другой стороны оголили клинки, подняли аркебузы и арбалеты и подались навстречу друг другу. Еще мгновение – и на корабле действительно вспыхнуло бы настоящее сражение.
– Одумайтесь, господа! – подняла вверх руку Маргрет. – Остановитесь и опустите оружие. Я настолько ненавижу и презираю этого человека, – указала на адмирала де Роберваля, – что не желаю, чтобы из-за его прихоти пролилась хоть капля невинной крови, вашей… крови!
По палубе вновь прокатился ропот, два отряда, два лагеря моряков и солдат остановились в двух шагах друг от друга и замерли, ожидая то ли какого-то мирного завершения, то ли чьего-то приказа «к бою».
– Этот человек только и ждет, чтобы вы скрестили клинки! – вновь крикнула Маргрет. – Потом он расправится с вами так же, как расправился с теми шестью невинными матросами и солдатами, которых приказал повесить на рее! Я приняла решение высадиться на этом острове. Только поклянитесь, что король, вся Франция узнают, почему и по чьей вине это произошло; что они узнают правду.
– Но ведь вы же погибнете! – сдали нервы у кого-то из солдат. – Даже если там и случится какая-то дичь, вы не сумеете добыть ее.
Поначалу никто не обратил внимания на то, что на палубе появилась корсиканка Бастианна. Но если ее когда-нибудь, где-нибудь и не замечали, то происходило это только в первые минуты. Потом она вела себя так, что не замечать ее было попросту невозможно.
Подойдя к адмиралу, она смерила его презрительным взглядом и, обращаясь к команде, сказала:
– Как гувернантка Маргрет я, конечно же, должна была бы броситься адмиралу в ноги и просить за герцогиню. Именно так я и сделала бы, будь на месте командующего эскадрой любой другой человек. Но этот человек не знает, что такое жалость, что такое христианское милосердие. Я высажусь на остров вместе с Маргрет. И, возможно, мы погибнем. Но я уверена, что найдутся люди, которые обязательно отомстят за нас этому негодяю!
Адмирал схватился было за меч, но, уловив движение в стане противников и увидев нацеленный на себя арбалет, сумел сдержаться.
– Обеих немедленно в шлюпку! – взревел он. – Боцман, выделить гребца!
– Я буду гребцом, господин адмирал, – тотчас же вызвался Оран, незаметно примкнувший до этого к «эшафотной команде» и помогавший укладывать в лодку вещи Маргрет и Бастианны.
– И я тоже! Мне уже приходилось быть в Канаде, – неожиданно объявил матрос с изуродованным оспой лицом. – Этот остров местные называют Черным, а еще Островом злых духов.
Боцман что-то проворчал, прикрикнул, чтобы он заткнулся, и не очень-то доверяя Орану, которого считал человеком из команды старшего штурмана, попытался назначить в гребцы кого-то из «эшафотников». Но адмирал, очевидно, не понял его. Взглянув на Орана, он взревел: «Что ты пялишься, христопродавец эшафотный?! Я сказал: «В шлюпку!» И Оран, бодро гаркнув: «Слушаюсь, господин адмирал!», бросился к трапу.
Поняв, что изменить ситуацию уже невозможно, Маргрет направилась в каюту и вскоре появилась оттуда с тяжелой аркебузой в руках.
– Вас следовало бы пристрелить, адмирал Роберваль, но я не стану брать грех на душу, – произнесла она и, передав аркебузу Орану, направилась к трапу. Лишь мельком она взглянула туда, в сторону мачты, где за шеренгой противников адмирала стоял всеми позабытый в этой суете Рой д’Альби. Она попросту боялась вновь привлечь к нему внимание адмирала, вызвать вспышку гнева. Не за себя, а за Роя, боялась она в эти минуты. Тем временем Валери, Карен и Сандр бросились помогать ей и Бастианне выносить оставшиеся вещи и погружать их в шлюпку. Это было единственное, чем они могли помочь теперь несчастным женщинам.
– Не забудьте положить топор, кресало, трут и гвозди, – напомнил Дюваль, и еще двое матросов бросились доставать все необходимое.
– Уже направляясь к трапу, Бастианна остановилась напротив адмирала и, достав из-за корсета небольшой дамский кинжальчик, швырнула его к ногам адмирала.
– Так у нас, на Корсике, объявляют приговор, адмирал! А еще так объявляют родовую вражду и освящают родовую кровную месть. Каждый, кто встретит корсиканца, – обратилась она к команде и солдатам – передайте, что Бастианна, дочь капитана Баста-Безбожника, погибла по воле этого человека. Но обязательно передайте, что она объявила ему родовую месть.
– На корабле есть корсиканец! – выкрикнул кто-то из-за дальней мачты.
Адмирал и боцман Рош тотчас же попытались рассмотреть, кто это был, но не смогли.
– В таком случае я уверена: моя гибель будет отомщена!
– Боцман! – крикнул адмирал. – В шлюпку ее. И немедленно – к острову!
Когда шлюпка отчалила, матросы и солдаты, забыв о недавнем противостоянии, сгрудились вдоль правого борта; некоторые даже начали взбираться на мачты, чтобы получше рассмотреть этот жалкий клочок суши.