Остров Разочарования
Шрифт:
— Они слишком стары! — сказал Джек, дядя Боба. — Они не добегут. А из нашей деревни до Эльсинора барабанный стук не долетает.
Он бросился им вдогонку, и вскоре отец Лир и дядюшка Уолт, мрачные, тяжело дышащие, вернулись в пещеру.
А Джекоб с деревянным барабаном помчался по дороге в Эльсинор. Он не терял ни минуты на передышку, пока за ним не осталась половина пути. Тогда он уселся прямо на тропинке, положил себе на ноги барабан, и громкая и грозная дробь разнеслась в ясной и солнечной тишине ликующего тропического полдня.
Минуты через три он
Тогда Джекоб побежал поближе к Эльсинору.
Кругом чуть слышно шелестели деревья, пели свои песни птицы в ярком, неописуемо праздничном оперенье, бесшумно махали огромными, похожими на лепестки тропических цветков крыльями бабочки дивной красоты.
Трудно было бы представить себе более мирную и безмятежную картину… Пробежав еще некоторое расстояние, Джекоб снова остановился и с новой силой стал передавать сигнал тревоги. Пот струился по его щекам. У него было в эти неповторимые минуты строгое и вдохновенное лицо. Он знал, что рискует жизнью. И это ощущение для любого воина было не ново. Каждый из них с радостью рисковал жизнью ради счастья своей деревни. Но на этот раз он рисковал жизнью ради спасения чужой деревни. Не дружественной Доброй Надежды, а трех южных деревень, с которыми у Нового Вифлеема обычно бывали более или менее прохладные отношения. И Джекоб поэтому испытывал какое-то особенно острое и небывалое чувство душевного подъема.
— Они не могут не услышать меня! — бормотал он, обливаясь потом и чувствуя, что у него начинают неметь от напряжения руки. — Да бегите же, бегите поскорее в пещеру, люди Эльсинора!..
И вот наконец настойчивая дробь его барабана дождалась ответа из Эльсинора. Теперь Джекоб мог быть спокоен. Из Эльсинора сразу передадут и в Зеленый Мыс и в Эльдорадо.
Теперь можно было возвращаться домой.
В пещере, битком набитой перепуганными жителями Нового Вифлеема, Егорычев глянул на светящийся циферблат своих часов (вход в пещеру был плотно закрыт камнями) и задумчиво проговорил:
— Осталось восемь минут… Конечно, если это не была с моей стороны ложная тревога…
— Пустите меня! — крикнул вдруг в темноте отец Лир. — Этот юноша Джекоб все еще не вернулся… Он может погибнуть, ваш храбрый и добрый Джекоб!
Родные Джекоба, даже закаленный юный Боб не смогли при этих словах удержаться от слез, а Гамлет скорбно ответил безутешному колдуну Эльсинора:
— Он сам вызвался спасти жителей южных деревень. Он знал, на что идет, наш храбрый и добрый Джекоб…
Тогда отец Лир грохнулся на колени, и его громкий рыдающий голос прозвенел во мраке пещеры:
— Господи, спаси этого доброго юношу! Он должен остаться жив!.. Что тебе стоит совершить чудо?! Ты должен его…
В это время невиданно яркое пламя озарило небосвод над островом Разочарования, брызнуло ослепительным светом сквозь зазоры каменного завала в переполненную оцепеневшими от ужаса людьми просторную пещеру, которая напоминала Егорычеву Инкерманские пещеры под Севастополем, и страшный, не поддающийся описанию грохот потряс весь остров до основания.
XXII
Двумя с половиной часами раньше в нескольких десятках миль от острова Разочарования неожиданно оказались сравнительно недалеко друг от друга два судна, шедшие разными курсами к одной и той же цели.
Одним из этих судов была быстроходная аргентинская яхта «Карменсита» водоизмещением в четыреста двадцать тонн. Командовал ею ее владелец, почтенный негоциант не у дел и завзятый яхтсмен дон Ларго Приетто, о котором у нас уже была речь выше.
Второе судно, парусно-моторная шхуна «Кариока», как тоже, вероятно, помнят наши читатели, было приписано к Рио-де-Жанейро и вышло оттуда в ночь на субботу десятого июня курсом на Малые Антильские острова. Если бы мы не знали, что несколькими часами позже «Кариока» легла на другой курс, впору было бы удивиться, встретив ее в этих широтах. Впрочем, то же самое следовало сказать и про «Карменситу».
Тот, кто имел бы возможность последние трое суток наблюдать за «Кариокой», составил бы, пожалуй, весьма нелестное мнение о ее капитане, сеньоре Педро Каргасе. В самом деле, неоднократно представлялся случай пойти под парусами, а шла «Кариока» весь этот долгий путь только на дизелях. У нее были на редкость мощные двигатели. Можно вообразить, сколько они пожирали горючего!
Но люди, хоть отдаленно знавшие капитана Каргаса, легко догадались бы, что существуют какие-то весьма веские причины, заставившие этого бывалого и экономного до скупости капитана пренебречь даровой силой ветра. Будем справедливы: как и дизели «Кариоки», Педро Каргас мог бы с честью служить и на куда большем судне.
Мы чуть не забыли упомянуть, что он неплохо знал артиллерийское дело. В боях под Мадридом, в районе Университетского городка, батарея лейтенанта франкистских войск Педро Каргаса по мере своих сил послужила делу испанской контрреволюции. В то время Каргасу шел тридцать шестой год. Значит, сейчас ему было за сорок. Ему предлагали остаться в кадрах франкистской армий, и он стал бы уже по меньшей мере майором, но по причинам, известным только ему и доктору-инженеру Гуго Шмальцу, подвизавшемуся в те годы в штабе генерала Франко, Каргас предпочел вернуться в Бразилию и наняться капитаном на невидную шхуну «Кариока».
Он был толст, невысок ростом, но широк в плечах. У него было вызывающее симпатию круглое, веселое лицо славного парня и душа убийцы. Он был несколько болтлив, но самые близкие его знакомые (друзей у него не было) не могли определить, являлась ли его многосложность следствием какого-то изъяна в его крепкой нервной системе или средством скрыть его мысли. Во всяком случае, никто и никогда не получал повода думать, что болтливость соседствует в этом неутомимом и подвижном бразильеро с глупостью и, тем более, трусостью.