Остров Русь 2, или Принцесса Леокады
Шрифт:
Долго ехал Иван в Киев-град. Не потому, что дороги были плохи, и не потому, что далек был путь от Мурома до столицы. А потому, что не хотелось дураку появляться перед Микулой Селяниновичем безвестным просителем. Куда лучше прийти, например, с отрубленной головой Змея Горыныча за плечами или, на худой конец, с Соловьем-разбойником под мышкой. Потому Иван выбирал самые кривые дороги, заглядывал в каждый трактир и выспрашивал про местную нечисть.
С нечистью на Руси было плохо. Богатырей в последнее время развелось столько, что поголовье Горынычей резко упало. Лишь однажды блеснул Ивану луч надежды:
Заночевав в избушке, Иван в самом тоскливом расположении духа отправился прямиком до Киева. Деревушки окрест дороги становились все больше, выбор в трактирах все богаче, и даже деревенские мужички выглядели порой сытыми и довольными. Молодые девки лукаво подмигивали статному и молодому дураку.
Иван несколько приободрился. Что ж, пусть и не довелось ему прибыть в Киев прославленным богатырем, ничего. Ведь и сам Алеша Попович не сумел найти лиха на дороге из Мурома в Киев! Все еще впереди!
Так думал дурак, поглаживая висящую на поясе булаву. И, как ни странно, не ошибался.
Ближе к вечеру пятого дня заметил он на горизонте стены Киева. За стенами задорно поблескивали золотые маковки церквей, ветер доносил колокольный перезвон и вкусные запахи. Иван облизнулся и пришпорил коня.
Обгоняя подводы с хлебом и неспешно бредущих буренушек, Иванов Гнедок приблизился к воротам. Широкие ноздри Ивана трепетали, жадно втягивая столичные ароматы. Вот она, Русь-матушка! Вот оно, сердце Руси, Киев-град!
А вот и заступнички народные — два богатыря у ворот с булавами на поясах да в железных шлемах на головах. Богатыри выглядели спокойными и довольными: видать, все было тихо и хорошо на Руси.
— Куда путь держишь, парень? — окликнул Ивана один из богатырей.
Иван подтянулся и ответил как по писаному:
— Людей посмотреть, себя показать!
— А-а, в богатыри… — сразу утратив интерес, зевнул дежурный. — Ну давай, давай, проезжай…
Слегка задетый неласковым приемом, Иван проехал в ворота и оказался на площади. Тут было шумно и весело. Вдоль домов, опасливо поглядывая на дежурных богатырей, стояли коробейники с заморским товаром. Сновали юркие воришки и вальяжные девки. Продавец медовых пряников зазывно выкрикивал:
— Пряники, пряники! Один за грош, два на копейку! Сладкая парочка! Игра или дело — жуй пряник смело!
Иван купил на копейку пряников и подъехал к сборщику дани, возле которого выстроилась небольшая очередь приезжих. Увидев Ивана, мужички расступились, и он гордо подошел к столу без очереди.
— Цель приезда в стольный град? — буркнул сборщик, царапая что-то палочкой на свежей бересте.
— В богатыри, — наученный неудачей у ворот, ответил Иван.
— Родственники в столице есть?
— Нет.
— Приглашение от Микулы Селяниновича?
— Тоже
— Не важно. Рупь.
Иван подавился пряником и потянулся к булаве.
— За что рупь-то?! Я на рупь корову могу купить!
— За пользование дорогами стольными, за право гостить в стольном граде и на нужды князя Владимира и его богатырей.
— А… — успокоился Иван. — Это значит, мне ж потом этот рупь и вернется.
— Ты что, дурак? — подняв глаза, спросил сборщик.
— Иван-дурак, — гордо ответил тот. — Неужто весть до вас дошла?
— Дошла, — глядя на Ивана честными глазами, ответил сборщик. — За весть — еще полтина. И не жалей, все равно, как станешь богатырем, все к тебе вернется.
Успокоенный Иван отдал рупь с полтиной, получил нацарапанное на бересте разрешение проживать в Киеве три дня и три ночи, после чего отъехал в сторонку и стал догрызать пряник, оглядывая площадь. И тут его взгляд приковала удивительная картина.
На площадь въезжала печь. Обыкновенная русская печь, из высокой трубы которой валил дым. За печью, привязанная крепкой веревкой, тащилась телега, наполовину груженная березовыми дровами. Самым удивительным было то, что никаких колес у печи не было и двигалась она непонятно как. Телега, поскрипывая, тащилась за печью, обдирая боками ворота.
Иван осенил себя крестным знамением и на всякий случай подъехал поближе. Быть может, представится случай подвиг совершить?
Печь въехала на центр площади и остановилась. С печи спрыгнул молодой парень в залатанных портках и красной рубахе и принялся торопливо набирать с подводы охапку поленьев.
Народ начал хихикать{36}. Какой-то ребятенок запустил в печь огрызком яблока. Толстощекий мужик, по виду — богатый купец, крикнул:
— Что, твоя кобыла дрова жрет?
— А на печенегов с таким конем не слабо пойти? — поддержал купца один из дежурных богатырей.
Печной наездник, не обращая внимания на насмешки, принялся разводить в печи огонь. Иван потер затылок и, уловив настроение толпы, тоже отпустил шутку:
— Масть у твоей клячи странная!
Парень в красной рубахе вновь вернулся к телеге, выбрал полено посучковатее и подошел к Ивану.
— Емеля меня зовут, — представился он. — А ты кто такой, охальник?
Иван прикинул размер полена и, усмехнувшись, ответил:
— Как зовут меня, тебе знать не велено. А коли хочешь узнать, как моя булава прозывается…
Докончить он не успел. Емеля что-то шепнул себе под нос и запустил поленом в Ивана.
С молодецким посвистом дурак выхватил булаву и огрел летящее к нему полено. То отскочило на метр, повисело в воздухе и снова бросилось к Ивану.
«Нечистое дело», — догадался Иван и принялся лупить полено что есть мочи.
Народ потихоньку разбегался. А возле печи шла жестокая сеча. От полена остались одни щепки, но Емеля ловко выхватил с телеги другое, а затем — все новые и новые порции дров, запуская ими в Ивана. Вошедший в раж дурак перехватил булаву в левую руку, а в правую взял сабельку острую. Теперь он вначале оглушал полено булавой, а потом рубил его на мелкие небоеспособные щепки. Землю устлали вяло шевелящиеся стружки.