Остров Серых Волков
Шрифт:
Чарли делает глубокий вдох.
— А летучие мыши?
— Раньше в этих пещерах водились коричневые летучие мыши, но они их забросили. Они переехали на старую шахту в округе Уолдо, — Эллиот делает паузу, — и в твою спальню тоже.
— Даже не шути так.
— Неужели какое-то животное собирается убить тебя, Чарли? — В словах Анны есть что-то такое, глубокий царапающий звук, который заставляет меня думать о сильных пальцах, сжимающих бьющееся сердце. Сжимает. Сжимает. Сжимает.
Я думаю, что Чарли тоже это
— Меня ничто не убьет, — говорит он. — Я ношу твой браслет, помнишь?
В тишине и темноте, когда фальшивый голос Чарли преследует нас, как эхо, путь кажется бесконечным. Я иду вдоль изгиба пещеры налево, потом направо, потом снова направо. Вот тогда-то я и слышу эту песню.
Это красиво и завораживает. Я представляю себе, как долго тянет моя губная гармошка, ленивые аккорды извиваются в воздухе. Я представляю себе умопомрачительное горловое вибрато, которое мне еще предстоит освоить, и оно извивается в мелодии.
Голос разрушает все это.
«Руби, Руби, что ты сделала?»
Я выдыхаю, и вместе с этим раздается сдавленное «нет.»
— Руби?
Я не отвечаю Анне. Мои ботинки скребут по неровной земле. Скрежет становится громче, и скрежет становится человеческим.
«Руби, Руби, что ты сделала?»
Я кашляю, чтобы заглушить этот звук. На минуту мне кажется, что я просто сошла с ума. Как будто темнота занимала так много места в этой пещере, что ей некуда было идти, кроме как через мое ухо, заставляя меня слышать то, чего на самом деле здесь нет.
На минуту.
Но оно возвращается с пальцами легкого ветерка, которые пробегают вниз по моей спине.
— О, Руби, — говорит она, и я вдруг теряюсь в догадках: остров издевается надо мной или вызвал призрак Сейди?
Воздух напевает мелодию, которую я хочу забыть. Голос, который мог бы быть напевным голосом Сейди.
Темное и глубокое озеро льда
в душе Руби Кейн застыло навсегда.
Она сестре позволила вдохнуть
и смерти осветила этим путь.
Мое тело двигается так, словно знает, куда идти. Мои мышцы предсказывают этот поворот, этот поворот, провалы и подъемы в земле.
— Притормози, — говорит Эллиот откуда-то сзади. Но я не могу, не тогда, когда Сейди может быть где-то здесь, превращая полуправду в детские стишки. Если мне удастся поймать ее, я приведу ее в порядок. Напомню ей о моих пальцах на ее носу. Напомню ей, что она просила, прекрасно зная, что я никогда ни в чем ей не отказывала.
— Ты сделала меня чудовищем, — шепчу я. Мое дыхание неровное от бега. Оборванное от стыда. Рваное от того, что наконец-то сказала вслух то, что я скрывала с тех пор, как Сейди умоляла меня в тот день.
Пещера петляет туда-сюда-лабиринт низких потолков и узких проходов. Я останавливаюсь только
Остальные прибывают с шарканьем ботинок и потоком ругательств. Гейб спешит ко мне.
— Остановись
— Я ничего не делаю!
— Руби, — говорит он, качая головой.
— Ты не можешь убежать от него.
— Я только что это сделала.
Но даже я знаю, что это всего лишь очередная моя ложь. И на этот раз она не загоняет боль в эту глубокую, темную часть меня. Вот в чем проблема лжи: она утешает только в самом начале. Они поранят тебя, если ты будешь носить их слишком долго.
— И что же это было? — спрашивает Эллиот, махнув рукой в сторону входа в этот туннель. Как будто я уронила за собой эти жалкие рифмованные стихи. — Ты в порядке?
Я отрицательно качаю головой. Нет, нет, нет. Я не в порядке.
Он подходит ко мне, и я думаю, что сейчас он меня обнимет, но я не могу этого допустить. Только не с этой рифмой в моей голове.
— Давай сосредоточимся на сокровищах.
— Я думал, что там должны быть пещерные шипы, — говорит Чарли. Он достает перочинный нож и вырезает свои инициалы на каменной стене.
Эллиот смотрит на меня еще несколько секунд, потом поворачивается к Чарли.
— Сталактиты. Давайте попробуем другой маршрут.
Он ведет нас через пещеру, и меня даже не волнует, что он снова узурпировал контроль. Я едва могу думать, не говоря уже о том, чтобы следовать карте сокровищ. Мой разум — это клубящаяся мешанина детских голосов, поющих: «Она сестре позволила вдохнуть
и смерти осветила этим путь».
Теплая рука сжимает мой локоть. Я подпрыгиваю от этого прикосновения, чуть не раздавив Анну своим рюкзаком, когда разворачиваюсь.
— Прости, — мой голос немного дрожит, но на какую-то долю секунды я действительно начинаю волноваться. Думать это было глупо, потому что Сейди ушла.
— Извини, — снова говорю я, — на самом деле меня здесь не было.
Она идет рядом со мной — пока я был слепа от этого стихотворения, пещера, должно быть, удвоилась в ширину — и сжимает мою руку.
— Я решила простить Гейба.
— Быстро.
Анна кивает.
— Я, конечно же, заберу свою любовь обратно. Он не тот Гейб, который был у меня в голове.
Я думаю о своих новых друзьях и говорю:
— Никто никогда не был тем, кем ты их себе представляешь.
Мальчики так далеко опередили нас, что в ярком свете наших раскачивающихся фонарей они казались всего лишь тенями. Я тяну Анну за руку, и мы ускоряемся.
— А тебе не интересно, почему я его простила?
— Я думаю, что ты сама расскажешь.