Остров Тамбукту
Шрифт:
Я снова отказался. Я объяснил капитану, что именно он должен во что бы то ни стало остаться в живых ради дочери. У меня нет детей, некому плакать по мне. Моим престарелым родителям едва ли когда-нибудь доведется узнать о моей смерти, потому что им самим осталось недолго жить.
Капитан как будто примирился с моим отказом, лег на нары и больше не заговаривал о ножике.
Дни летели незаметно. Шесть раз взошло и зашло солнце с тех пор, как бросили Грея в океан — никто нас не тревожил. На седьмой день утром мы снова услышали знакомые завывания туземцев и заглушённые звуки деревянного барабана. Дверь открылась, мы вышли — и наши сторожа отвели нас на поляну.
Костер горел. Дикари отплясывали свой дьявольский танец. История повторилась. Вождь племени и девушка приблизились
— Ножик у вас в кармане! Не забывайте моей просьбы! Я запустил руку в карман: да, нож Стерна был там! Он, наверно, его положил в мой карман в последнюю ночь, а я не заметил. Когда его бросали со скалы, он махнул мне рукой и исчез...
«Прощайте, капитан! — подумал я. — Если мне удастся спастись, я исполню вашу просьбу! Клянусь!»
Меня вернули обратно в хижину. Тяжко свалившись на нары, я пролежал неподвижно целый день. Меня душили тоска и отчаяние. Через семь дней наступит и моя очередь... Через семь дней...
ГЛАВА ПЯТАЯ
Мысли перед смертью. И меня бросают в океан. В темной пещере. Бегство в горы. Новая встреча с дикарями. Голод побеждает страх. Как обезьяна спасла меня от голода. Размышления в джунглях.
I
К вечеру дверь открылась, и на пороге показалась смуглая девушка, сопровождаемая юношей. Он поразительно походил на нее, только кожа у него была темнее и волосы длиннее, чем у девушки. И он был строен и хорошо сложен, но выше ее, и у него были большие, черные глаза и сросшиеся брови. Едва ли ему было больше восемнадцати лет, но мускулы на руках и груди были развиты, как у зрелого мужчины. У него были почти такие же украшения в ушах, на груди и руках, как и у девушки.
Жестом я предложил им войти, но они не решались переступить через высокий порог, видимо боясь меня. Юноша усмехнулся, сверкнули его белые зубы. Потом он закрыл дверь, и я опять остался один.
Я все более и более убеждался в том, что эти люди не видели белого человека и потому рассматривали меня с таким огромным любопытством. «Если бы на острове были белые люди, — рассуждал я, — они бы не дали утопить нас в океане». С другой стороны, насколько мне было известно, едва ли существовал в тропиках остров, не принадлежащий какому-нибудь государству. Захват колоний давно уже закопчен, ныне наступила эра их освобождения. Можно ли допустить, что такой цветущий остров неизвестен хищным колонизаторам, в то время как десятки их судов каждый день пересекают по всем направлениям Индийский океан? Тогда я вспомнил, что на карте земного шара есть много белых пятен — мест, где еще не ступала человеческая нога. Открытие Северного полюса стоило человечеству многих жертв, прежде чем до него достигли смелые папанинцы. А Южный полюс еще не изучен. Даже такой большой остров, как Новая Гвинея, открытый более четырехсот лет назад и доныне целиком не исследован. Не далее, как в 1935 году, в горах Новой Гвинеи были обнаружены десятки тысяч дикарей из племени тарифурора, которые еще не видели белого человека. Да, на земном шаре имеются неисследованные области, неисхоженные пустыни, а на океанах — места, по которым не прошел еще ни один пароход. Например, мы шли много суток из Адена до острова Тамбукту и за все время ни разу не встретили ни одного судна. Индийский океан огромен и пустынен. От Джакарты на острове Ява до Кейптауна в Южной Африке девять тысяч семьсот километров, и на этом огромном водном пространстве на пути судов нет ни одного острова. От Австралии на запад, до Маскаренских островов, на расстоянии в шесть тысяч километров не отмечено ни одного острова на картах. Индийский океан — это огромная водная пустыня, по которой плавают пароходы в различных направлениях, но всегда по одним и тем же путям, где измерены глубины и нет опасности наткнуться на подводные скалы. И если Тамбукту лежит далеко от большого пути кораблей, ничего удивительного в том, что он до сих пор еще не открыт и не захвачен какой-нибудь страной. А это значит, что мы первые белые люди, ступившие на этот остров. Кроме, может быть, моряков Магеллана...
Эти мысли пришли мне в голову, когда я ожидал моей очереди. Каждый прожитый день я отмечал глубокой зарубкой на балке и говорил себе: «Остается еще шесть дней... Еще пять... еще три...» Каждая новая зарубка приближала меня к смерти. На седьмой день я снова услышал пискливые звуки и сильные удары в деревянный барабан. Тот же самый человек, которого туземцы называли Тана Боамбо, открыл дверь хижины, сделал мне знак выйти, и двое караульщиков повели меня к берегу.
История с Греем и Стерном повторилась и со мной. Я вступил в круг пляшущих; темнокожий барабанщик начал бить еще сильнее в деревянное корыто, другие задули в свои дудки из кокосовых орехов и бамбуковых трубок, а дикари с выкрашенными физиономиями, двигаясь по кругу один за другим, заплясали с еще большим жаром. Я стоял у костра и сжимал в руке перочинный нож капитана. В нем была моя единственная надежда...
Двое туземцев привязали к моим ногам камень и понесли меня к океану. Не успел я опомниться, как уже летел вниз со скалы. Солнце в последний раз блеснуло мне в глаза — послышался всплеск, и оно как бы погрузилось вместе со мной в воду. Ножик я сжимал в руке. Я попытался его открыть, но это мне не удалось. Это было совсем не легким делом. Я начал сильно дергать ногами. К моему изумлению веревка ослабла, камень сорвался и пошел на дно, а я, сделав только несколько движений руками и ногами, выплыл на поверхность. На скале никого не было. Туземцы ушли...
Увидев невдалеке глубокую пещеру, выдолбленную волнами в скалистом берегу, я поспешно поплыл к ней. Пещера была темная и жуткая. В другое время я вряд ли бы решился углубиться в нее, но сейчас только в ней я и мог найти спасение, в случае если туземцам вздумается меня искать.
Я подплыл к входу в пещеру и сел. Только голова торчала из воды. Затаив дыхание, я прислушался. До меня долетали какие-то странные звуки, которые исходили как будто из-под земли. Вода была теплая, но я дрожал всем телом. Что это за звуки и откуда они идут? Постепенно успокоившись, я понял, что голоса шли снаружи. Это были голоса леса, ветра, жизни, глухо отдававшиеся в пещере.
Солнце зашло. Меня окутал непроницаемый мрак.
На экваторе ночь наступает быстро. У нас после заката солнца постепенно начинает смеркаться, и пока наступит ночь, проходит почти целый час. Это объясняется тем, что солнечные лучи, проходящие в северных областях земного шара через более плотные пласты воздуха, преломляются в атмосфере и долго после заката солнца освещают небо. Чем дальше на север, тем медленнее наступают сумерки, а на Северном полюсе солнце не заходит целых шесть месяцев, после чего скрывается за горизонтом на новые шесть месяцев. На Северном полюсе шесть месяцев день и шесть месяцев ночь. А тут, на экваторе, круглый год день равен ночи.
Я расстался с пещерой и поплыл вдоль скал. Скоро я попал в устье небольшой речки и вылез на берег. На небе мерцали мириады звезд, крупных и ярких. Мне показалось, что они больше и ярче звезд на нашем небе. Вскоре взошла и луна, и стало довольно светло.
Я снял ботинки и носки и пошел босиком по песчаному берегу вверх по течению реки. Я торопился отойти подальше от опасного селения дикарей. Но чем дальше я удалялся от берега океана, тем уже становилось русло реки, а течение стремительнее. Песок кончился, дальше берег был обрывистый, покрытый густым лесом, и я был принужден брести по воде. Она едва мне доходила до колен, но быстрый поток нес небольшие камни, которые били по ногам и затрудняли движение вверх к горам. Я попытался двигаться вдоль леса, но свисавшие ветки деревьев по обоим берегам, касались воды и образовывали густую, непроходимую преграду, через которую невозможно было пробраться. Приходилось идти в воде, а течение становилось все быстрее, и камни все чаще и сильнее ударяли по ногам. Я почувствовал сильную боль. Иногда передо мною вырастали скалистые пороги с водопадами. Нельзя было их обойти, так как лес был непроходимым, и я полз по мокрым скалам, покрытым мохом — падал и вставал, но пи па минуту не останавливался.