Остров Тамбукту
Шрифт:
— Уин-уин, — вздохнул Боамбо, — если третий пакеги сойдет на берег, Арики велит привязать ему камень к ногам и бросить в Большую воду.
— А ты что скажешь? — спросил я его.
Боамбо подумал и тихо сказал:
— Я бы не велел бросать, но Арики не послушается меня.
Ну вот, все тот же Арики. Человеческая жизнь снова зависела от главного жреца. Я вспомнил слова, которые он мне сказал, когда я был у него в гостях: «Боамбо тана — первый вождь племени, но его власть меньше моей...» Выходило, что он прав.
— Что же делать? — спросил я.
— Я поговорю с Арики, — ответил Боамбо и встал.
— Сейчас же?
— Сейчас же.
— А нельзя ли ему сказать, что третий пакеги тот самый, который утонул в Большой воде?
— Нельзя! — отрезал Боамбо. — Я тана, я никогда не лгу.
Он заспешил к хижине Арики. Старая Дугао сказала:
— Арики — уин биля. Арики распорядится бросить пакеги в Большую воду.
— Но пакеги будет защищаться, — сказал я. — У пакеги есть стрела, которая испускает громы. Пакеги убьет Арики.
— Может ли он его убить? — спросила Зинга.
— Может.
— Молчите! — тихо прошептала старая Дугао. — Арики может услышать.
— Его здесь нет, как же он услышит? — спросил я.
— Белые листы ему скажут.
Я улыбнулся на ее ответ и спросил:
— А что будет, если пакеги и вправду убьет Арики?
— Будет очень плохо, — ответила Дугао.
— Что именно?
— Не знаю.
— Ничего плохого не произойдет, — уверенно сказал я. — Биляр занго отделается от этого злодея и будет благодарно тому, кто его убил.
— Если пакеги убьет Арики, — прошептала Зинга, — биляр занго убьет всех пакеги. И тебя убьет.
— И меня?
Зинга кивнула головой.
— И тебя. — И, немного помолчав, спросила: — Ты ходил к Арики. Что он тебе сказал?
— Он велел мне не ходить по селениям и давать людям нанай кобрай. Арики хочет, чтобы люди умирали от скверных болезней.
Зинга печально покачала головой, но ничего не сказала.
Боамбо вернулся мрачный. Услышав, что на большой пироге есть и третий пакеги, Арики затрясся от гнева и так раскричался, что сбежалось все селение. Чего он только не наговорил против нас... «Нужно отделаться от пакеги! Нужно опять их бросить в Большую воду!»
— Скажи третьему пакеги, чтобы не появлялся на острове, — посоветовал Боамбо.
Я вернулся на яхту расстроенный. Смит встретил меня на палубе — он ждал меня все время под палящими лучами солнца — и еще издали спросил, что мне удалось сделать.
— Главный жрец не согласен, сэр, — поведал я. — Угрожал собственными руками привязать камень к вашим ногам и бросить в океан.
Лицо Смита потемнело. Он вытер на шее пот и угнетенно промолвил:
— Я же вам говорил, что дикари — опасные люди. А вы их защищаете. Теперь вы убедились, что я прав?
— Нет, — возразил я. — Дикари не виноваты. Виноват главный жрец. Вождь на все согласен, но не смеет ополчиться против главного жреца. А племя ничего не знает. Оно ни при чем.
— Ну вот, вы опять их оправдываете! — гневно вскричал Смит. — Вы вот скажите, что мы будем делать, когда кончатся консервы? Их хватит еще на одну-две недели, не больше. А после, что будем делать?
— Ведь есть рис? — спросил я.
— Рис есть.
— И мука ведь есть?
— И мука есть.
— А сахар есть?
— И сахар есть.
— А масло?
— Масло поубавилось, но есть прованское.
— Прекрасно! — ободрил я его. — Мука и рис, сахар и прованское масло — да это богатая пища, сэр. Будем ходить на охоту за дичью, будет у нас и свежее мясо — чего еще нам нужно? Кроме того, я буду приносить иногда таро и ямс, бананы и дыни. Мы научимся есть и сахарный тростник. Я пробовал — твердый, но жевать можно...
— А когда кончится прованское масло, что мы будем делать без жиров? — упорствовал Смит.
Я вспомнил жирных червей Гахара и сказал:
— В сухих деревьях в лесу водятся жирные черви...
— Замолчите, сэр! — поморщившись, оборвал меня.
Смит и быстро ушел в свою каюту.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Ожерелья Смита. Тревога. На пути в Калио. Встреча. Вождь селения и его жена Ладао.
I
Каждый день я ходил в мою хижину и находил перед нею на нарах таро, бататы или бананы, а иногда и кокосовые орехи, дыни или крупные плоды хлебного дерева. Я не знал кто и когда все это приносил, чтобы дать за это, по крайней мере, ожерелье или зеркальце. Однажды я оставил на нарах в хижине три ожерелья и два маленьких зеркальца, взял продукты и вернулся на яхту. Когда на другой день я пришел в хижину, ожерелья и зеркальца были на месте. Тогда я убедился, что никто не входит в чужую хижину в отсутствии хозяев. Когда я рассказал этот случай Смиту, он обрадовался и заметил:
— О, это прекрасно! Нужно проводить экономию, сэр!
— В бананах?
— Нет, в ожерельях! — усмехнулся плантатор.
Однажды вечером мимо моей хижины прошло несколько женщин и детей, нагруженных плодами. Двое маленьких мальчиков подошли ко мне и положили на нары по связке бананов. Я повесил им на шеи ожерелья, и они побежали вприпрыжку догонять своих матерей.
— Пакеги гена — нанай биля! Посмотрите, что он нам дал! Смотрите! — радостно кричали они, выпячивая грудь и показывая ожерелья своим любопытным матерям.
В тот же вечер пришел Амбо и сказал, что в Калио, ближайшем селении от Букту, умер от змеиного яда ребенок. Его укусила очковая змея. Отец на спине понес его в Букту, хотел занести его ко мне на лечение, но ребенок умер по дороге, и отец вернулся домой. Все жители Калио были в тревоге. От горя отец ребенка начал вырубать кокосовые пальмы вокруг своей хижины, но туземцы его остановили, потому что пальмы не виноваты в смерти его маленького сына.
— В Калио много больных, — сказал Амбо. — Почему тебе не пойти их лечить?