Остров. Остаться людьми. Тетралогия
Шрифт:
Они долго смотрели в глаза друг другу.
– Откуда ты это знаешь?
Гоша протянул Макарову медальоны. Позвякивая, они качались на цепочке.
– Пойдем…
У входа в коридор Макаров вдруг схватил Гошу и прижал спиной к стене надстройки.
– Этого не может быть! Если предположить, что летчику в сорок пятом было тридцать, то сейчас ему должно быть под сто лет!.. С кем тогда дрался Левша?!
Вместо ответа Гоша поднял руку и ладонью провел по лицу Макарова.
– Что ты делаешь? – изумился тот.
– Когда ты брился в последний раз,
– На «Кассандре», вечером последнего дня!
Гоша молчал, глядя ему прямо в глаза. Долго смотрел. Упрямо. Пока по виску Макарова не стекла капля пота. И лишь тогда Гоша шевельнул плечами и освободился.
– Как же так?.. Как же так?.. – бормотал Макаров, ощупывая свое лицо.
Он был на острове шестой день. Слишком много потрясений. Слишком много. Достаточно для того, чтобы не заметить, что на лице однодневная щетина…
– Пойдем, Макаров. Ты должен это услышать…
Франческо с кейсом, чья очередь была нести службу часового у входа на палубу с «Эвенджерами», отошел в сторону и пропустил Макарова. Ну и Гошу, коль скоро тот с ним…
Глава пятнадцатая
Многоместных кают для экипажа было столько, что каждый выбрал себе по одной. Завалившись на койку в своей, Левша закрыл глаза и отдышался. Непроходящее чувство голода – оно у всех. Раз так, то и пенять на то не стоит. Курить хочется. Но и Макаров тоже хочет. Вода – вот она, рядом. Завтра к берегу отправится первый патруль для встречи «Кассандры». Все идет своим чередом. Все, как должно идти…
Легкий стук в дверь закончил его экзерсисы по правильному восприятию действительности.
– Я дверь на ночь не запираю!
В каюту, осторожно ступая, вошла Катя. Осмотревшись, она пересекла каюту и села на кровать напротив. Она помнила, как они подбирали помещения несколько часов назад. Сразу после того, как Левша сказал: «Эта каюта – моя», Катя тут же показала на каюту напротив. Так они стали соседями. Близкими соседями, потому что соседями вообще тут были все без исключения.
– Обычно в таких случаях говорят: «Что-то мне не спится».
– Ты удивительно проницателен, Левша. Я зашла… Я зашла, чтобы поблагодарить тебя.
– За все, в чем был и не был виноват?
– Перестань…
Он наконец-то повернул к ней голову.
– В чем дело, детка?
– Там, сначала за водопадом… Ты ведь мог бросить меня, правда? Я понимаю, мог… Я падала, ты держал меня. За стеной испарений нас ждала стая кровожадных тварей. Можно было просто столкнуть… нет, зачем идти на преступление… ты мог просто не держать меня… Я бы упала, и ты ушел бы без проблем. И там, с этой пантерой… Ты вставал между мной и ней, с ножом…
Левша поморщился.
– Катя, проклятия на мою голову сыпались куда чаще, чем проливались благодарности, поэтому я стоек к первым и не приучен ко вторым… – Он помолчал. – Я не знаю, как реагировать на твои слова. Спасибо, наверное. Но это все, что я могу сказать. При этом добавить – забудь об этом.
Она встала и направилась к двери.
– Я видела, как ты отдал Макарову наконечник и о чем-то с ним говорил. Ты рассказывал, как мы нашли его?
– Да.
– А ты рассказывал, как коснулся меня и как я вздрогнула?..
Левша тревожно вздохнул.
– Буду рад увидеть тебя завтра, Мари…
Он услышал звук закрываемой изнутри защелки.
– Пусть – Мари…
– Катя, давай поговорим, – тревожно зачастил Левша. – Давай поговорим, ночь располагает…
– Да, – сказала она, и он почувствовал, как ее тугое бедро коснулось его бока.
– Завтра будет новый день, я думаю, все смогут по-новому оценить свое настоящее…
– Да, – подтвердила она, и Левша услышал звук, который обычно сопровождает избавление тела от тугой майки.
– Катюша, мы нервничаем на этом острове и поэтому не всегда отдаем отчет своим действиям…
– Да…
И он почувствовал, как тугой сосок ее груди касается его губ…
*
Тонкие черты. Ярко-голубые глаза. Русые, назад зачесанные волосы. Мягкие губы, словно сломанные жестким рисунком рта. Высокая сильная шея. Широкие плечи. Он был похож на всех богов одновременно, и уж никак – на того мужчину, что соблазнился бы мыслью провести с нею, с Мари, ночь. Левша заметил ее взгляд и улыбнулся.
– Иди сюда. – Он подтащил ее, окаменевшую, к большому зеркалу, встал сзади, приобнял за плечи и скомандовал: – Смотри!
В зеркале стояли бог и гномик. Яркий бог – и маленький хрупкий гномик, затянутый в синие джинсы и курточку. Длинный яркий маникюр и платиновые перстни с крупными драгоценными камнями на тонких пальцах. Черная короткая стрижка. Огромные зеленые глаза в темных тенях усталости. Чувственный яркий рот. Гномика можно было бы сломать пополам двумя пальцами этого бога, подумала Мари, впадая в чувственное оцепенение. Она явственно ощущала спиной, как нарастает желание бога. И сама мысль о том, что причиной этого вожделения является именно она, кружила голову, вспенивала дыхание, утяжеляла веки.
– Мне нужно в ванную, – прошептала она.
Он затащил Мари в обложенную черным кафелем, в зеркалах, комнату, раздел, запихнул ее в огромную черную ванну, включил воду и ступил туда сам. Горячая вода потекла мощными струями по усталой коже; Мари чувствовала, как стекают с нее и усталость, и впечатления этого длинного дня. Левша налил на мягкую мочалку мыла, вспенил его и окутал Мари мягкой пеной. Он тер ей спину, руки, перебирая каждый палец, массировал ее бедра, а она только постанывала с закрытыми глазами. Он купал ее, как ребенка, вначале нежно и ласково, гладил уставшую кожу. А потом он закрыл глаза и сильно прижал ее спиной к своему телу. Мари почувствовала, как твердо напрягся его член. Чуть слышно он вдохнул – и руки его приобрели совершенно новую силу. Ее живот потяжелел, налился горячим вожделением – Мари опустилась на колени и, изогнувшись, потянулась к нему губами…