Остров. Остаться людьми. Тетралогия
Шрифт:
*
— А что же страшнее? Чума двадцать первого века? Там вирус?
— Я не знал, что вы любитель голливудских боевиков категории «Б». — Гламур усмехнулся.
— Ты просишь меня быть искренним. Но почему тебе не приходит в голову, что искренности без искренности не бывает? Меня можно запытать, ввести наркотик и все узнать. Почему бы тебе не воспользоваться таким простым способом получения правды?
— Я бы давно это сделал, — сказал Гламур, — если бы был уверен, что в состоянии наркотического забытья вы будете логичны. Я могу таким образом узнать, сколько на авианосце людей. Но ни один наркотик не заставит вас быть рассудительным.
Макаров, пользуясь случаем взять паузу, глубоко затянулся. Что нужно Гламуру? Его рассудительность? Значит, он, Макаров, не знает, где тубус, но может предполагать. Вот так, и никак иначе…
— Гламур, мне нужны гарантии.
— Какие гарантии? — удивился тот.
— Гарантии того, что я и остальные уедут с Острова.
Гламур кашлянул. Он делал это уже в третий раз. Доктором Макаров не был, но и без этого было ясно, что Гламур недомогает. Видимо, сказались прохладные ночи на авианосце и ночной бриз на берегу.
— Вы что, хотите, чтобы я вам пообещал? Или поклялся — чем там клянутся? — хлебом, матерью? Или, быть может, чтобы вас растрогать — морем?
— Зачем такие сложности? Просто предоставьте возможность людям уехать. А потом убедите нас, что они в безопасности. Я думаю, что и Левша предложил бы то же самое.
— Левша? — Гламур задумался. — Левше сейчас не до этого… Кстати, как он там? Сейчас узнаем…
Макаров поднял голову, прислушиваясь.
— Как вы чувствуете себя, Левша? — донеслось до него. Слышимость была не из лучших. — Продолжай, Алтынбек… Макаров, вы меня слышите?
— Слышу.
— Левша упорствует и шутит. Значит, все идет как надо.
— Надо — кому? — усмехнулся Макаров. — Если Левша шутит, значит, он взбешен. Я бы на вашем месте отговорил этого Алтынбека от превентивных мер.
— Вы преувеличиваете возможности своего друга. Впрочем, я сейчас еще раз поинтересуюсь, как там дела… Алтынбек, груз сдвинулся с места?..
*
Левша сидел на стуле, не похожем на тот, что был предложен Макарову. Низкий, неудобный, он стоял посреди комнаты. Усадив его на стул, люди Гламура пять минут назад намертво прикрутили руки Левши скотчем к подлокотникам. А вокруг, рассекая воздух тонким стальным прутом, ходил, словно рисуя круг, невысокий мужчина с давно ушедшими в Лету моды бачками. Отпущенные до подбородка, они придавали его и без того несимпатичному лицу сатанинский вид. Левша смотрел на него, ожидая неприятностей и пытаясь угадать в восточном разрезе глаз ближайшее будущее. Человек Гламура был непривлекателен. Взъерошенная копна волос была похожа на воронье гнездо, тонкие губы плотно сжаты, словом, если бы Левшу день назад попросили описать внешность типичного злодея, он придумал бы куда более пасторальный портрет. Вот уже пять минут японец — Левша был уверен, что это японец, хотя с равным успехом тот мог быть и корейцем, и китайцем — ходил вокруг него и сек воздух. То и дело лица и шеи Левши достигали потоки воздуха от этих движений, и Левша, подумав, пришел к выводу, что чувствует это движение воздуха все лучше. Это значит, что японец постепенно сужает радиус своего движения.
— Что за мода — людей скотчем к стулу прикручивать? — посетовал Левша. — Макаров вот рассказывал, его тоже приматывали. Никакой фантазии. Напоили бы соком, уложили в кровать, подоткнули одеяло, сказку какую почитали…
Его монолог не произвел на раскосого никакого впечатления. Он продолжал ходить, словно упаковывал Левшу в кокон.
— Хер вам, а не Курильские острова, — сказал по-английски Левша. Он был не настолько хорош в английской речи, насколько хорошо владел французским, поэтому получилось, наверное, даже грубее, чем Левша хотел.
На какое-то время японец остановился, а потом продолжил заниматься своим странным делом. И было непонятно, дошел ли до него смысл сказанного.
— А американцы — придурки.
Японец не реагировал.
— Потому что бомбы нужно было бросать не только на Хиросиму и Нагасаки, но и на Токио, и на Осаку.
Японец остановился, подумал и снова пошел.
— А мама императора — продажная девка.
Японец дважды внепланово стеганул воздух, но не остановился.
— Карате родом из Лаоса. Фудзияма ниже Пика Коммунизма. Самураи — трусы, а якудза платит дань вьетнамским хулиганам.
Японец обошел Левшу и остановился за его спиной.
«Будут пороть», — решил Левша и набрал побольше воздуха. Но вместо хлесткого удара вдруг почувствовал, как жесткие бачки японца коснулись его щеки. Уловив запах пота, Левша поморщился.
— Я из Бишкека, — прозвучало по-русски.
— Из Бишкека? — удивился Левша. — Это из Киргизии, что ли?!
— Йес, козел.
И в комнате раздался короткий резкий свист. Если бы не прикрученный к полу табурет, Левша повалился бы на пол. Ему хотелось извиваться, чтобы хоть как-то погасить жгущую лопатки боль, но он вытерпел и, стиснув зубы, фыркнул.
— Как вы чувствуете себя, Левша? — раздался в динамике голос Гламура.
— Хорошо, чувак, — выждав, когда отхлынет прилив тошноты, выдавил Левша. — Присоединяйся, здесь хорошая атмосфера…
— Продолжай, Алтынбек.
Раздался щелчок, наступила тишина. И на колени Левши со знакомым свистом опустился прут.
Чтобы не потерять сознание от боли, Левша стал думать, из какого материала сделан этот прут. Толщиной с мизинец, он легко гнулся и блестел, как расплавленный свинец. Когда киргиз взмахивал им, он превращался почти в обруч. А сила удара была такова, что, казалось Левше, могла повалить на колени быка.
Отойдя на два шага, палач резко приблизился и, как шашкой, резанул свою жертву по животу.
Левше показалось, что ему с ноги пробили под дых. Ощущая внизу живота горячую сырость — кровь выбежала из раны, он согнулся пополам и стал хватать ртом воздух.
Воспользовавшись этим, киргиз ударил сверху.
Схватив Левшу за волосы, палач резко задрал его голову вверх. Не найдя смысла в глазах пленника, он кулаком, в котором был зажат прут, ударил Левшу в лицо.
Где-то между забытьем и явью Левша услышал, как на стене снова ожил динамик.
— Алтынбек, груз сдвинулся с места?..
Это был голос Гламура.
— Скоро сдвинется, Хозяин.
— Мне нужен результат.
— Все будет сделано, Хозяин.
Если бы сейчас не прозвучало это — «Хозяин» и если бы в голосе маленького кривоногого садиста не прозвучала уверенность, Левша просто потерял бы сознание. Но последние слова киргиза привели его в чувство лучше, чем привела бы пропитанная аммиаком вата.
— Что ты хочешь? — спросил он, собираясь с силами и выпрямляясь.