Остров
Шрифт:
Вернувшись в свой терем, Людомир ворвался в покои Огнеславы, которая с нетерпением ждала появления авирида, которого смогла полюбить, несмотря на все причинённые его народом горести её сородичам. Остановившись всего лишь на мгновение, показавшееся влюблённым тягучим, как застывший дёготь, Людомир рывком взял Огнеславу, и потом десять дней не выходил с ней из своего терема, не отвечая на посылаемые ему по всяким мелочам записки от князя.
Спустя девять месяцев у Людомира появилась дочь Рогнеда, а также исчезла радость в жизни вместе со смертью любимой жены. С тех пор Людомир стал ходить бирюком, мало улыбался. В битвах дрался безрассуднее и более жестоко. Немая, не могущая излиться тоска засела в сердце воина, который замкнулся в себе и избегал дружеских бесед с родственниками и братьями по оружию. Видя устрашающее остервенение своего и без того своенравного телохранителя, князь отправлял его в набеги и рейды против разбойников и мятежников, пытавшихся вернуть независимость окраинам авиридского княжества. Дальние земли княжества и соседние племена заливались кровью, а сердце Людомира ненавистью к себе за то, что не смог спасти любимую, и дочке за то, что убила при родах собственную мать.
Тогда из одного из походов Людомир привёз и второго своего ребёнка – мальчика Добрыню. Людомир ничего не рассказывал о матери сына, а те, кто её видел, не решались много болтать про неё, помня, как жестоко расправлялся Людомир с теми, кто распускал сплетни про его усопшую жену. Знали только, что она была из одного из дальних королевств, куда забралось сметающее всё на своем пути небольшое, но ожесточённое и закалённое в битвах войско под командой Людомира.
Мальчик был крупным и темноволосым, как его отец. Много ел и спал и во время сна всё норовил вылезти из плотно опутавших его пелёнок. Видимо, беспокойство отца передалось и сыну, который, тем не менее, рос богатырём и вызвал полный восторг в женской части Людомирского терема, где жила его мать с остальными двумя младшими ещё не сватанными сёстрами. Мальчика баловали, постоянно гладили и тискали, а также кормили за троих.
Людомир в то время мало обращал внимания на детей. Он всё также был безутешен в своём горе, лишившем его спокойного сна. То и дело он просыпался ночью от услышанных во сне криков Огнеславы во время родов. Прошлое было жестоким, и оно не отпускало дружинника.
Всё изменилось после ещё одного трагического случая, из которых только и состояла жизнь Людомира: либо он убивал, либо умирали дорогие его сердцу люди. Во время очередного похода, авириды пошли брать дань с абиситского королевства, исторической родины Людомира. Сложные чувства одолевали Людомира, с одной стороны он, по большей своей части уже был авиридом, как его мать, любил авиридские сказки и песни, и все его друзья были авридами. С другой стороны, отец научил его абиситскому языку и традициям, и по ночам он вместе с отцом, дядями и всеми своими родными и двоюродными братьями тайно ходили в особую рощу молиться абиситским богам. Любил Людомир и абиситских купцов, часто приезжавших в авиридское княжество. Их юмор был необычным, но очень смешным. Они были хитрыми, но на этих балагуров было трудно обижаться. Эта симпатия к народу своего отца и деда и сыграла в походе с Людомиром злую шутку, но помогла разобраться в себе.
Холодная дикость, всегда сопровождавшая в походах Людомира, начала угасать по мере продвижения в абиситские земли. Особенно поразило сердце Людомира Логосское озеро, которое безмятежно растекалось голубым зеркалом средь изумрудных холмов. Людомир на какое-то мгновение был почти готов поверить в Великую Мать, по Писаниям, проповедавшей на Логосских холмах своим последователям. Но языческие корни и закалённый в боях цинизм взяли своё.
Во время штурма богатого приграничного города-гавани Адриаполиса к Людомиру вроде вернулась его железная воинская хватка. Бой начался для авиридов и Людомира удачно: один из авиридских полков под командованием Людомира ворвался в город и начал пробиваться к замку, где засела городская знать. Но то самое остервенение, обычно сопровождавшее его в боях и в стычке с абиситами, когда авириды пробивались в город, куда-то ушла при виде города за стенами, столь прекрасного для его наполовину абиситского сердца. Уже ни о чём не думая, он чисто механически орудовал своим мечом, глубоко в душе желая проиграть эту битву. Именно на улицах Адриаполиса он понял, что устал от битв и смертей, он устал быть жестоким и грубым, возвращаться из одного похода, чтобы отправиться в другой.
Улицы города были вымощены красивой брусчаткой и украшены прекрасными скульптурами, а храмы, разбросанные внутри стен, поражали воображение. По городу простирались сады, где цвели чайные розы и ирисы, а в тени оливковых деревьев ласкали слух певчие птицы. Стекла домов переливались причудливыми узорами в солнечном свете, а стены украшались невиданными Людомиром прежде барельефами. Такая красота влекла его не биться. В тот момент, когда он ворвался в город, он вновь захотел кого-то любить.
Но воины Людомира, самые отвязные среди авиридов, продолжали пробиваться к центру города. И они вполне возможно пробились бы к замку, если Людомир не получил ранение. На одной из тесных улочек его воины, частично потеснившие защитников города, вновь столкнулись с противником. Обе стороны на секунду остановились перевести дух от кипящей битвы. Но вдруг меж воинами пробежал котёнок. Его догнал маленький бездомный мальчик, который прятался от ужасов битвы в одном из переулков вместе со своим непослушным питомцем. Появившийся ниоткуда ребёнок напугал одного из авиридских воинов, который уже натянул тетиву лука, направленного на врага, но затем резко опустил прицел и выстрелил в ребёнка. Всё произошло в одну секунда: мальчик схватил котёнка и прижал его к груди, а стрела, пробив животное, сразила и малыша.
В битве нет времени для долгих размышлений и рефлексий – выигрывает тот, кто быстрее всего принимает правильные решения, а Людомира увиденное ввело на пару мгновений в ступор. Этого хватило, чтобы ответная абиситская стрела вошла ему под ключицу. Людомира продолжил драться, но силы покидали его. Людомир, когда очнулся в повозке, везущей его домой, не помня момент потери сознания и окончания битвы. В памяти только всплывал погибший мальчик с котёнком, которого он часто видел в бреду вместе со своими детьми. От товарищей, Людомир узнал, что князь был зол на Людомира за его ранение, и за то, что его людей выбили из города. Но это не пугало язычника-полукровку, который поскорее хотел удостовериться, что его дети здоровы и растут крепкими, пока родитель пропадает в походах.
С этого похода, а точнее, как только Людомир пошёл на поправку, начал он уделять время своим детям. Причём будто бы пытался искупить свою вину перед детишками за то, что мало с ними нянчился и играл. Старался каждый вечер рассказывать им сказки на ночь, учил грамоте и арифметике, сына обучал езде на лошади и владению оружием: мечом и луком.
Проводить столько времени с детьми, сколько хотелось бы, Людомиру мешали княжеские поручения и дела своего рода. Реже, но всё же Людомир выезжал с княжескими отрядами наводить порядок на торговых путях, где часто подвергались нападениям торговцы. Да и родовое хозяйство требовало пригляда за приказчиками, норовившими обворовать своего господина. Людомир даже стал более гибким и примирительным. Пытался укротить собственный буйный нрав, который мог проявиться любую секунду. Но от себя трудно убежать, и по собственной вине Людомир, так и не смогший перестать жить своими страстями, был разлучен с милыми его сердцу малышами.
****
Людомир зашёл в «Хромого Осла», трактир, мало чем отличавшийся от того, в котором он оставил своих спутников. Всё тот же дощатый грязный пол с забившимися меж досок крошками, накопившимися за день косточками, сеном и другим малосъедобным. Множество столов по сторонам окаймляли грубо сколоченные лавки, на которых сидел как всякий лихой люд, так и простые рыбаки с матросами. Все они наслаждались вечерней выпивкой и застольной беседой. У многих на коленках сидели полуголые девушки, готовые за немного серебра отдать свои молодые тела старикам, уродам, подонкам и ленивым, желавшим немедленного женского тепла. Девушки были на любой вкус: высокие и стройные, гордо щеголявшие своими поджарыми телами; маленькие и немного полные, манящие своей миниатюрной мягкостью; низенькие и очень худенькие, словно маленькие девочки; большие в высоту и ширину, у которых на животе жир собирался огромным количеством складок.
Людомир в этом гвалте чувствовал себя уверенно. Он был воином, который познал горечь поражения лишь несколько раз, а побед в его жизни было много, и каждая из них заканчивалась пирами с обильными возлияниями и ночами в объятьях женщин.
В одном из углов кабака сидел старый знакомец Людомира – Гойко. Он был в компании трёх товарищей, которые то и дело отпускали похабные шутки проходящим мимо прислуживающим девушкам, или понарошку притягивали служанок к себе, задирая смеющимся девчушкам юбки, выставляя напоказ их толстые ягодицы. Гойко, издали приметив Людомира, сразу изменился в лице и что-то сказал своим собеседникам. Те сразу пересели за стол, видимо, к своим другим друзьям.