Остров

Васильев Михаил Иванович

Белоу говорил, что это почему-то не вьетнамцы, а какие-то монтеньяры. Мамонт никогда не слышал о таком народе. Разговорившись, рассказывал, что в здешних местах есть даже монголы, бежавшие от своих коммунистов. Сам он тоже сидел на берегу, на коробке с сигаретами. Над ним держали самый большой зонт.

За дорогой, идущей вдоль берега, поднимался, заслонял обзор, зеленый склон какой-то горы, вершина ее терялась в дождливом тумане. Где-то там, в этом тумане, висел подвесной самодельный мост. За горой угадывался лес, уходящие куда-то в бесконечность, джунгли.

"Что за земля там дальше? Вот бы остаться

здесь и скрыться в этих лесах. Отдохнуть от людей. Прокорм бананами и дичью, всяким зверьем. А что, Тарзан жил".

По мосту над бездной поползли аборигены, попарно несущие, уже без всякого брезента, белые красноголовые ракеты, будто туши, привязанные к жердям.

"Если выполнять все, что от тебя хотят, до старости не доживешь. Моя любимая поговорка. Сам придумал", — все это хотелось кому-то сказать, даже высказать, но было некому.

Вышел наружу, надеясь, что его тюлевое одеяние здесь сойдет, раз он оказался теперь иностранцем. Сразу охватило холодом. Оказывается, шел редкий колющий дождь. На нижней палубе Мамонт подхватил коробку с папиросами "Прибой", понес. Обгоняя его, несли какие-то деревянные зеленые ящики и ракеты. Даже рядом ракеты казались какими-то ненастоящими, до сегодняшнего дня он привык думать, что все они большие, на автомобильной тяге. Наверное, потому что видел их только по телевизору во время парадов. Теперь они тут, рядом, блестели свежей краской, и даже цвет их выглядел необычным, чужим, как будто слишком ярким для здешних мест.

Мамонт бросил свою коробку рядом со штабелем гигантских бревен. Кажется, окружающие не считали его одежду будничной, на него косились.

Одежда женщин — всех, вплоть до самых маленьких девочек, была здесь из толстой шерсти, черно-синих цветов и вроде даже с одинаковым узором. Они стояли, будто в единой необычной униформе. На головах у всех: женщин, детей и даже младенцев — ,уже совсем одинаковые, большие шерстяные платки. Дети с длинными корзинами за спиной смирно выглядывали из-под зонтиков.

Рядом с Мамонтом к бревну был прислонен старый мотоцикл. Среди людей стояли черные маленькие, не выше осла, лошадки, между людьми и лошадьми бегали собаки. Судя по крикам петухов невдалеке была деревня.

Обратный путь на судно заслонил подъехавший "газик" советского председательского образца. Кажется, разгрузку закончили. Появился местный предводитель, единственный здесь — в военном кителе и зеленой фуражке с обтянутым защитной тканью козырьком.

Белоу под крышей из зонтиков перебирал бумаги, двигал их по картонной плоскости коробки. Местный в фуражке стоял рядом, курил "Приму", важно сплевывая, попавшие на язык, крошки табака.

Мамонт пытался согреться в толпе, среди чужих шерстяных тел. Он до сих пор обдумывал план своей воображаемой жизни в здешних джунглях.

"Но охотники быстро догнали и метко убили его", — мысленно завершил он. Сдвинувшаяся толпа подталкивала его к совещавшемуся начальству.

"Ну все! — услышал Мамонт. — В знак признательности и еще чего-нибудь… В общем, и так далее… Держи, атаман!"

Белоу вложил в ладонь предводителя часы со звездой на циферблате.

Медленно и будто с удивлением черно-синие дети разбирали подарки советских школьников: тетради, ручки, карандаши. Вдалеке машина, предводительский "газик", будто

исполняя цирковой трюк, ползла по подвесному мосту.

Солнце стало оранжевым. Оно здесь было огромным и будто приблизилось, словно они на самом деле подходили к краю земли.

"Почему-то никого не удивляет это астрономическое, — космическое, в сущности, — явление… Обратный путь. Обратно куда?" — Сейчас уже темнело.

Мамонт сидел в этом шезлонге с утра, иногда грелся на солнце, а когда становилось холодно — мерз. Временами появлялся Белоу, тогда Степан приносил что-нибудь съедобное или не очень, нес все, что приходило ему в голову.

Шезлонги освободились. Пассажиры, а вместе с ними — Эллен с капитаном, и большая часть команды сошли в Гонконге. На яхте стало тихо. Из матросов, кажется, осталось всего двое, по крайней мере только их Мамонт встречал. Яхта была пустой, как ореховая скорлупа.

Только сейчас, после ремонта, стало понятно, как тяжело, с натугой, шло судно раньше. Теперь оно двигалось против ветра. Бесконечные волны бежали и бежали навстречу. Вместе с ними навстречу шли американские военные корабли. Несколько дней все тянулись мимо. Над головой с сельскохозяйственным гулом, заглушая сознание, проносились вертолеты. Внутри этих громоздких сооружений, там, вдали, как-то не ощущались люди. Вообще не верилось, что пульсацией человеческой плоти, каких-то там мышц, можно все это натворить, все это железо.

"На Вьетнам. На Вьетнам, — почему-то вертелось в голове. — Как странно звучит это короткое, так часто повторяющееся в последнее время, слово. "War". "Во!"

По оранжевому небу, мимо синих ночных облаков, поднимающихся из моря, полз американский авианосец, даже отсюда — нереально громоздкий, непонятно как держащийся на воде.

Во время последней стоянки, Белоу, одев штаны, тоже зачем-то отправлялся на американский линкор.

Сидя в ничейном шезлонге, Мамонт мог теперь думать, что все эти челночные метания беловой яхты вблизи оказались совсем обыденными. Так, суетливые хлопоты.

А вот и он сам. Белоу появился из открытой двери напротив и сел перед ней. Сидел молча, будто заслоняя Мамонту выход.

Дурацкая эспаньолка Белоу контрастно темнела в сумерках, отчего казалось, что он разинул рот. Между ними оказался белый пластмассовый столик на одного — диаметром с дамскую шляпу, видимо и не столик вовсе, а подставка для цветочного горшка. Появившийся Степан уставил его чем-то непонятным в темноте. Угадывались только вазочки с мороженым (все-таки две!) и ближе к Белоу — неизменный стакан "Хайболла".

— Ну что, Онуфрий Николаевич? Как живешь? — заговорил Белоу, будто только сейчас заметил его.

— Да никак, практически, — отозвался Мамонт. Он зачерпнул тяжелой серебряной ложкой растаявшее мороженое, понес ко рту, осторожно, почему-то опасаясь, что ветер сдует его в лицо Белоу. Было немного неловко чувствовать себя в качестве замены Эллен.

— Гражданские войны имеют обыкновение расширяться, не вмещаются в границы, — произнес что-то непонятное Белоу. — Расползаются они. Расползаются… — Он смотрел в сторону — уже совсем далеко над черными, сложно изломанными башнями авианосца, как мухи, кружились вертолеты. — Иногда достигают и тех стран, которые вовсе не подозревают об этом… До поры.