Остров
Шрифт:
— Чего делали здесь? Чего вынюхивали? — заговорил Козюльский.
— Да ни это… не вынюхивали, — поспешно ответил один из появившихся. — Фрукты собирали, вот курицу еще увидели, обрадовались. Только убежала она. Скрылась в кустах.
— Самодемобилизовались что ли? — спросил, появившись перед ними, Мамонт. — Ну, дезертировали то есть?
— Что? В самоволке мы.
— Заблудились значит? Или может боитесь к своим возвращаться?
Черные молчали, оба как-то передергивались и пожимали плечами, будто замерзли.
— Ну и дураки попались. Где таких делают только?
— В Куйбышевской области, — с готовностью ответил черный. — Мы из одной деревни оба.
— А сюда отдыхать приехали? — спросил Чукигек. — Гляжу, нравится.
— Мы в первый раз на острове, — заговорил другой. — Только подошли сюда. Пока еще не стреляли ни в кого.
— Значит на миноносце еще и новых вас привезли? — спросил Козюльский. — Вот там, у нас, все и расскажешь. Там вас расколют.
— Мы, конечно, сами сюда попросились, — снова заговорил черный. — Захотелось на тропический остров посмотреть: бананы там, пальмы. А то, в натуре, только угольные склады и видели, полгода уголь таскали, таскали…
— Быстрее тащись! — Козюльский стукнул по самовару, теперь притороченному к спине, идущего впереди, черного. — Да не сюда, в ту сторону.
— …Два дня тут, в самоволке, бродим, — говорил черный сзади. — Глядим- чудо. Курица. И живая…
— Теперь где-нибудь в Америке состаришься и умрешь, — отозвался Чукигек. — Всю жизнь эту курицу будешь помнить, внукам про нее рассказывать. Это момент истины называется.
Черный набирал на ходу ягоды кофе в пилотку: "Это не ядовитые?"
— Мусор, — снисходительно объяснял Чукигек.
Другой проводил взглядом, пролетевших в стороне, попугаев:
— А этих тоже есть можно?
Мамонт пожал плечом:
— Люди жрут. Не хуже вашей курицы.
— Лучше на вот тебе!
Мамонт оглянулся. Чукигек, шаривший в кармане, достал и протянул черному, похожий на чеснок, фиолетовый плод. Мамонт сам видел подобный впервые.
— Инжир, — объяснил Чукигек. — Он же смоква, он же смирнская ягода, он же фига. Выкуси. Кусай, говорю, не бойся. Любители фруктов, бля!
О чем-то беседовали Козюльский с другим черным.
— А у тебя, Михалыч, дети есть?
— Детей нажил. Взрослые теперь, — солидно отвечал Козюльский. — Уже два сына, с тебя возрастом. Алкоголики уже.
— А вы вообще-то, ребята, кто? — спрашивал черный Чукигека.
— А ты и не знаешь, оказывается! — хмыкнул Чукигек. — Однако, плохо у вас пропаганда налажена… Мы люди губернатора Мамонта. А я сам Чукигек! Что, не слышал? Сам. Непосредственно. По всему острову громкая слава гремит. Обезьяну в глаз бью! В конном строю одним сабельным ударом до трех голов снимаю.
— Да ну, — наивно удивлялся черный. Мамонт уже начал различать их. Сначала они казались одинаковыми как близнецы.
"Вот таких я боялся, от таких прятался. Зло делается руками таких вот пацанов, злу служат обычные рядовые люди. Вроде меня. Даже еще хуже."
Они, наконец, вышли из леса, поднявшись на холм.
Будто ниоткуда появилось море, густо-синее, сверху похожее на мятую невыглаженную ткань. Неестественно огромное количество ткани. На брошенные рисовые поля наползал прозрачный морской туман.
"В то время, когда я жил на земле…"
— Да, — прозвучал голос одного из черных. — Здесь жить можно.
— Можно бы, — отозвался Чукигек. — Если бы такие как ты не мешали.
— Да уж, не наша деревня, — сказал другой. — Нечерноземная лесостепь.
Опять взвизгнула шарманка Кента.
— Я эту песню знаю, — сказал Козюльский. — Давно, еще малЫм, все на базаре слушал… Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне…
Здесь, похоже, давно никто не ходил, тропа стала спуском по крутому обрыву, гладкой полосой желтой скользкой грязи. Мамонт спускался первым.
— Грязно тут, — зачем-то пробормотал он. — В последнее время дожди долго шли.
Вверху вдруг послышался возмущенный вроде бы крик. — "Чукигек", — не сразу понял он. Сзади внезапно схватили за ствол винтовки.
— Ты чего, гад? — успел крикнуть Мамонт. Почувствовал, как его с силой и кажется обеими ногами толкнули в спину. Скользкая глина ушла из-под ног, больно ударившись, он упал, заскользил вниз по склону.
"На хера?" — Кажется, даже услышал он возглас одного из черных, наверное, обращенный к другому.
Мамонт врезался в кусты, едва не достигнув головой какого-то здешнего камня. Лежал, глядя вверх. Его винтовка валялась выше на тропе, в грязи. Еще выше — шарманка Чукигека.
— Эй, Мамонт, — сверху приближался его голос. — Лежишь?
Над ним появилось треугольное костлявое лицо пацана:
— Хотели автомат отнять. Убежали гады. Чуть-чуть не догнал…
Мамонт ответил бессмысленным матом.
— Козюльский их догонять кинулся. Теперь не получится. Уж если я не сумел.
— Ну ладно, — сказал Чукигек, не трогаясь с места, — пошел я. Оставайся, бугор, сторожи остров.
— Иди, — Мамонт сидел на краю обрыва, свесив в бездну угловатые от мозолей ступни, глядел на остров с вершины этой скалы, с отвоеванного ими когда-то пятачка. Считалось, что он сменил на посту Чукигека. Тот стоял у гребня скалы, пандусом спускающегося вниз, в зеленые заросли далеко внизу:
— Термос тебе оставил. Я туда картошки напихал.
Утренний туман был невидим вблизи, но плотно укрывал дальний конец острова, отчего казалось, что эта земля и зеленые джунгли на ней тянутся далеко-далеко, в места, которые Мамонт еще никогда не видел.