Остзейские немцы в Санкт-Петербурге. Российская империя между Шлезвигом и Гольштейном. 1710–1918
Шрифт:
За императрицу это сделали ее подчиненные. «Но что заставляло Елисавету раздражаться и плакать, то заставляло других сильно задумываться насчет будущего России. Канцлер Бестужев не видал ничего хорошего ни для России, ни для себя (NB! – Тут ключевое слово, кажется, «для себя». – С. Г.) в этом будущем… Бестужев не сомневался, что Петр, как скоро сделается императором, возвратит шведам часть завоеваний Петра Великого, чтоб только с их помощью завоевать у Дании Шлезвиг» [86] . То есть сделает именно то, что подразумевал еще Петр I, приглашая голштинского герцога себе в зятья. То, ради чего эстляндские дворяне Елизавету на престол возвели, потратив столько хлопот, времени и денег. В общем, призадумался канцлер и придумал комбинацию, как такое несчастье предотвратить. Чтоб Шлезвиг
86
Там же
Ну вот, а теперь представьте, что было бы, если бы не испортил Брюммер наследника дурным воспитанием? Представляете – не плакала бы Елизавета от дурного характера племянника. Не предала бы жена. Не возненавидели бы его гвардейцы. Не забеспокоились бы датчане. Словом, остался бы сидеть на троне царь Петр III долго. Что стало бы с Россией? Представить страшно. Даже «Капитанской дочки» не было бы. Благодарить надо господина Брюммера, что он дурным воспитанием наследника разбудил бдительность господина Бестужева. Не поблагодарили. Более того, выгнали, можно сказать, взашей. Парадокс. Но эту заслугу, по крайней мере, отметили историки.
Вторая заслуга Брюммера перед русской историей беспримерна, хотя и прошла абсолютно незамеченной современниками и потомками. И за нее не поблагодарил никто. Именно он есть настоящий виновник приглашения принцессы Ангальт-Цербстской, будущей императрицы Екатерины II, в Россию. Как только стало известно о назначении герцога наследником русского престола, многие европейские столицы озаботились выбором потенциальной супруги наследнику. Интересы голштинской партии и эстляндских дворян диктовали такой выбор невесты для наследника российского престола, который прочно закреплял бы российскую корону в руках голштинского дома. «Брюммер и Лесток… представили царице, что принцесса из сильного дома едва ли будет склонна к послушанию, надобно избрать такую, для которой бы брак был подлинным счастьем. Употребили и духовных лиц для внушения, что принцесса-католичка будет опаснее для православия, чем протестантка, и предложили принцессу Цербстскую» [87] . То есть именно Брюммеру принадлежала идея женить великого князя Петра Федоровича, голштинского герцога, на его двоюродной сестре Фике, «принцессе Цербстской» по отцу, но принцессе голштинской по матери.
87
Там же. т. 21. текст приводится по сайту: http://www.krotov.info.
Царицу Елизавету долго уговаривать не пришлось. Императрица быстро санкционировала выбор гг. Лестока и Брюммера.
Г. X. Гроот. Петр Федорович и Екатерина Алексеевна. 1745 г.
В самом деле, не Дуню Лопухину или Марфу Собакину какую-нибудь русскому великому князю в жены предлагать, не для того «немецкое засилье» свергали, бироновщину. Брюммер в письме к принцессе-матери от 17 декабря 1743 года нового стиля сам излагал побудительные мотивы: «Надеюсь, ваша светлость вполне уверены, что с самого приезда моего в Россию я не перестаю трудиться для счастья и величия наияснейшего герцогского дома (голштинского). Успел ли я в этом или нет, пусть судят другие». Успел, успел.
Но другие стали судить потом однобоко. «Питая давнее глубокопочитание к особе вашей светлости и всегда желая уверить ее в моем уважении на деле более, чем пустыми словами, я думал дни и ночи, нельзя ли сделать что-нибудь блистательное в пользу вашей светлости и вашей знаменитой фамилии. Зная великодушие вашего сердца и благородство ваших чувств, я не колеблюсь ни минуты открыть вашей светлости дело, которое прошу содержать в глубочайшей тайне, по крайней мере, на первое время. В продолжение двух лет, как я нахожусь при этом дворе, я имел часто случай говорить ее императорскому величеству о вашей светлости и о ваших достоинствах. Я долго ходил около сосуда и употреблял разные каналы, чтоб довести дело до желанного конца. После долгих трудов, наконец, думаю, я успел, нашел
«Ходил около сосуда, употреблял разные каналы» – как стелет, стервец! Ай да Брюммер, ай да…! «По приказанию ее императорского величества я должен вам внушить, чтоб ваша светлость в сопровождении старшей дочери немедленно приехали в Россию. Ваша светлость, конечно, поймете, почему ее величество так сильно желает видеть вас здесь как можно скорее, равно как и принцессу, вашу дочь, о которой рассказывается так много хорошего» [88] . Ну, конечно же, их светлость сразу поняли – потомки вот подкачали. До сих пор думают, что Петр III встретил свою строптивую избранницу случайно, где-нибудь на балу. Никак не хотят признать, что величайшую русскую императрицу подарил Петербургу эстляндский дворянин исключительно в видах закрепления «совершенного счастья» голштинского герцогского дома. Благодаря стараниям эстляндского голштинца российский трон даже при столь бурном разводе царственных супругов, случившемся в 1762 году в Петербурге, сохранился за отпрыском голштинского дома, в руках внучки голштинского герцога. Соответственно интересы голштинского герцогства остались среди приоритетов российской политики.
88
Там же
За устройство брака герцога Голштинского и принцессы Ангальт-Цербстской Отто фон Брюммер был пожалован в графское достоинство Священной Римской империи. Но в середине 1740-х годов ему пришлось вторично покинуть Россию из-за интриг канцлера Алексея Бестужева. Он жил и скончался в 1752 году в Висмаре, шведской провинции на территории Померании.
Глава 10
Шерше ля фам
В Петербурге снова переворачивают трон из-за Шлезвига. – Дальнейшая судьба герцогского дома.
Двор наследника стал истинным центром сосредоточения голштинцев и эстляндцев. Штакельберги, Ребиндеры, Мантейфели, Левены, Врангели, Дельвиги, Эссены, Фитингофы и проч. и проч. заняли почетные места в голштинской придворной иерархии и вошли в состав российской элиты – к неудовольствию собственно русских аристократов. Неудовольствие проскальзывает в воспоминаниях современников. «Любимое удовольствие великого князя состояло в том, чтоб курить табак с голштинцами. Эти офицеры были большею частью капралами и сержантами в прусской службе; это была сволочь, сыновья немецких сапожников» [89] . Резко. Подразумевается, что сами критики были эталоном аристократизма.
89
Дашкова Е. Р. цит. по: Соловьев С.М. история россии с древнейших времен. т. 21. текст приводится по сайту: http://www.krotov.info.
При посредничестве эстляндских дворян, группировавшихся вокруг великого князя, в Петербург проникали разные прогрессивные западные идеи, например о вреде крепостничества. Считается, например, что командир голштинской гвардии барон Густав фон Левен познакомил наследника с идеями пастора Эйзена, который критиковал патриархальные, почти рабовладельческие отношения между помещиками и крепостными крестьянами. С подачи пастора Эйзена вошло в моду в Эстляндии, а потом и по России «ярмо барщины старинной оброком легким заменять». Например, императрица Екатерина II перевела крестьян в ропшинском имении на денежную ренту (оброк) с помощью пастора из кирхи в Торма на Дерптской дороге.
Граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин получил образование за границей. Начинал он учиться в Копенгагене, в «датской шляхетской академии». Копенгаген и сейчас завораживает приезжих. А представьте юношу, неопытного, с пылкой душой, который только-только от родительского дома впервые выбрался самостоятельно в свет. Из московской Руси да в просвященную Европу. Да и возраст чувствительный – 16 лет. История не сохранила имя той, которая повстречалась Алеше Бестужеву в Копенгагене. Но на всю жизнь полюбил Данию будущий канцлер Российской империи. Привязанность к женщине часто толкает мужчин на нерациональные поступки. А историки потом гадают – что да как. Почему граф всем странам предпочитал Данию? Шерше ля фам, как говорят французы, – ищите женщину.