Осужденный умирает в пять
Шрифт:
«Сомнений нет, жизнь меня подкосила», — подумал адвокат словами Жоэль.
Раздвинув пальцами потемневшие веки, он убедился, что белки глаз отливают желтизной: «Печень», — решил он.
Снизу его призывал хор голосов.
Он повернул выключатель, с сожалением покидая комнату, в темноте пересек лестничную площадку и чуть не оступился на первой же ступеньке. «А я ведь ничего не пил!»
Он ничего не пил, но был вынужден уцепиться за перила, чтобы не упасть.
Вернер Лежанвье бесшумно пробрался в свой рабочий кабинет. Как вор. Он испытывал неодолимую потребность собраться с духом, прежде чем выйти на арену.
Включив лишь настольную лампу, от которой света в кабинете почти не прибавилось, он самым маленьким ключом открыл третий ящик стола слева.
С портрета, отливавшего сепией, ему улыбнулось лицо. Лицо Франж, его первой жены, креолки с неопределенными, словно незаконченными чертами лица, не сделавшей его ни счастливым, ни несчастным, просто оставившей его, из лени или равнодушия, неудовлетворенным. Позднее Франж ненадолго привязалась к Жоэль, их дочери, что, впрочем, не заставило ее ни лучше узнать, ни сильнее полюбить ребенка: ведь для этого требовались какие-то усилия, самопожертвование.
Суток не прошло со смерти Франж, а Вернер уже даже в мыслях не мог воскресить ее образ.
В самой глубине ящика стояла початая бутылка «Олд Краун», спрятанная там в предвидении тяжелых минут. Поколебавшись минуту, адвокат пальцем выбил пробку и поднес горлышко к губам.
Третьей вещью, извлеченной на поверхность, оказалась написанная лет тридцать назад новелла «Ветры и морские приливы», единственный его литературный опус:
Конец сентября. Время, когда Рамсгейт, еще накануне морской курорт, закрывает свои двери для отдыхающих и распахивает их перед океаном…
Адвокат не стал читать дальше — продолжение он знал наизусть, и оно ничего не стоило.
Зато красная тетрадь, засунутая между ежедневником и дневником, в которую он многие годы записывал все чем-то привлекшее его внимание, не утратила своей вечной юности. Стоило пролистать ее, чтобы обнаружить массу интересного:
Группы крови: I, II, III, IV.
Полиморфизм: означает свойство некоторых тел или субстанций представать в различных видах. Например, вода — лед, пар и т. д.
«Полтергейст»: явление, призрак (по-немецки).
По Бертильону: существует 77 форм носа и 190 типов ушей, в свою очередь отличающихся по бесчисленному количеству признаков (раковины, мочки, впадины, царапины и т. д.).
Из Финбера: бедуин, чтобы заставить верблюда опуститься на колени, испускает нечто вроде продолжительного всхрапывания: «И-кх, И-кх, И-кх!» Чтобы подозвать его, он кричит: «Аб, аб, аб!» Чтобы верблюд двинулся с места, погонщик восклицает: «Бисс!»
Умилившись, Вернер Лежанвье спросил себя, чем его заинтересовал способ общения погонщика с верблюдом, разве что один из них собирался вызвать другого в суд?
Одно было ясно — в то счастливое время его кругозор охватывал широкие горизонты.
«Женьшень»: монгольское растение, которому китайцы приписывают чудесные возбуждающие свойства. Его корень формой напоминает человеческое бедро, и утверждают, что он стонет, когда его вырывают из землм. (Женьшень-мандрагора?)
«Двенадцать — десять нашего будущего», — Ж. Эссиг, двенадцатиричная система.
«Ключ возьми золотой, и по ступеням взойди, Двери открой шагам твоей вечной любви» (Стюарт Меррил).Элен Ж… Гидромассаж, Мир 21–24, зв. до 9 или после 20 ч.
Весь во власти ностальгии, Вернер Лежанвье пытался безуспешно вспомнить, была ли Элен Ж. той белокурой русской, которая плакала в постели, или же маленькой шатенкой со шрамом, которая бросилась под поезд метро 14 июля.
Желая подкрепить слабеющую память, он снова поднес к губам бутылку виски.
Скрип открываемой двери, луч света, скользящий по ковру:
— Вы здесь, дорогой?.. (Диана) Мы вас ждем… Чем вы заняты?
— Ничем, я…
Первым делом спрятать «Олд Краун».
— Собираетесь с духом перед выходом?
Как хорошо она его знает!
И как плохо она его знает… иначе не приблизилась бы так неосторожно.
Ему достаточно было встать, чтобы обнять ее, провести жадными руками снизу вверх по двойному шелку платья и кожи.
«Двойной шелк» — случалось ему шептать по ночам.
— Мой дорогой мэтр! — запротестовала она приглушенно, — Пощадите свою покорную служанку!
Как всегда, она смеялась над ним! Он ослабил объятие, нашел ее губы, заранее зная, что они будут покорными и холодными.
— Вернер!
Интонация изменилась.
— Да?
— Перестаньте, на нас смотрят!
— Кто?
— Все, из соседней комнаты! Пустите же меня!.. Идемте…
Отпустить? Пойти за ней?.. Он лишь испытывал юношеское желание раздеть ее на месте, заглушая протесты поцелуями.
— Вернер, стоп!.. Вы меня пугаете!
«Вы меня пугаете»…
Это вмиг отрезвило его. Он вспомнил отражение в зеркале спальни, как он открыл свое новое — и старое — лицо.
— Извините меня… Не знаю, что на меня нашло…
— Я-то знаю, вы молодеете с каждым днем! — вздохнула Диана, расправляя свой наряд, как утка, спасшись от охотника, оправляет перышки. Приподнявшись на цыпочки, чтобы поцеловать его в уголок губ, она перешла на «ты», приберегаемое для исключительных случаев — Я отошлю их до полуночи, потерпи пока, дорогой! Я… Я тоже хочу этого, как и ты.
— Правда?
— Клянусь! А сейчас пойдемте. Сотрите помаду. Вспомните, что вы мэтр Лежанвье, великий Лежанвье… Никогда не забывайте об этом.
С ней он был такой прекрасный малый…
Ввосьмером они рядком сидели за столом, за двойным заслоном хрусталя и серебра, и хором пели, подняв стаканы в знак приветствия: Жоэль, Билли Хамбург, Дото, мэтр Кольбер-Леплан, Дю Валь, Жаффе, Сильвия Лепаж, М — ран…
Выпустив руку мужа, Диана быстро пробралась на их сторону и первой произнесла тост.
— За моего дорогого мэтра! — мило выделив притяжательное местоимение.
Жоэль подхватила вызывающе:
— За В. Л.
Уже четырех лет отроду она называла отца В. Л., лишь позднее узнав, насколько попала в точку: W. L. — wagons-lits… [1]
1
Спальный вагон (прим. пер.).