Освобождение шпиона

Корецкий Данил Аркадьевич

— Сегодня рейдам по плану с полным боекомплек­том, никаких изменений. Второй горизонт, участки со второго по восьмой. Звенья укомплектованы по списку, кроме меня и Пыльченко. Мы дежурим на четвертом горизонте. Это всё.

Загремело железо, зашаркали, застучали по полу тя­желые кованые ботинки. «Тоннельщики» вздохнули с облегчением. Зарембо сунул в подсумок сверток с бу­тербродами и сказал:

— И правильно. Мы ж не следаки, в конце кон­цов. Выдумал тоже Евсеев... Нас не учили прото­колы писать и с пакетиками по инстанциям бе­гать...

Леший - ковбойская поза, ноги на столе — повернул к нему голову,

—

Твое, боец Зарембо, дело десятое. Надо будет — ма­лоберцовую кость в зубы, и помчишься, куда скажут. Ты понял?.. Не слышу, а?

— Понял, — отозвался Зарембо.

— И всех остальных касается. Приказываю вам я, а не Евсеев. Нравится, не нравится — меня это не е...т. Выполняйте, и все.

Он сбросил ноги со стола, встал, потянулся.

— Пыльченко, берешь запасной рюкзак, вон, у За- ржецкого в шкафчике. Будем кости туда складывать, мать их за ногу... Пусть Шуцкий ковыряется, раз такой умный. В ближайшие полгода безработица ему не гро­зит, это уж точно.

* * *

Московские подземелья

— А если этажами считать, сколько это выйдет?

— Что выйдет?

— Минус двести. Двести метров — сколько этажей вниз?

— Откуда я знаю, — сказал Леший. — Смотря какие этажи. Если брать «сталинки», то где-то шестьдесят. А если «хрущевки», то и все восемьдесят!

Пыльченко замолчал. Позади остались «Провал» и «Крысиный Грот», дыхалка сбилась. Только спустя не­сколько минут он проговорил:

— В Москве ни одного такого дома... Высоко.

— Глубоко, — поправил Леший. — Без лифта, без сту­пенек. Пешочком.

До самой «Чертовой пещеры» они не проронили больше ни слова. Сегодня в «минусе», что называется, непогодило. Из стен сочилась обильная рыжая влага, как если бы кто-то выдавливал ее снаружи, процеживая через бетонный фильтр кубометры влажной почвы. И воздух тяжелее обычного. Когда ходили с Рудиным, было не так Здесь, на огромной глубине, тоже бывает разная погода, как это ни странно. Снег не идет, и сол­нышко не светит, но температура меняется в каких-то пределах. И влажность. Хрен поймешь, почему это про­исходит. Изолированная система, казалось бы... Иногда даже открываются «ветреные коридоры», но это бывает очень редко. Наверное, когда обрушиваются большие подземные гроты.

Леший думал о Евсееве, об этой идиотской ситуа­ции, которая возникла на пустом, собственно, месте. И все из-за пары каких-то бумажек... О Пуле тоже ду­мал. Все-таки больше — о Пуле. Разноцветные огоньки, как же. Подземные виллы, танцующие подземные жи­тели... Эльфы и русалки...

Он никогда не возьмет Пулю с собой, вот что он ду­мал. Хотя бы потому, что ей не надо все это видеть и знать. Все, что здесь на самом деле. Иначе у девушки случится, как это теперь называется... культурный шок. Она, бедная, не чувствовала никогда этой лип­кой черной духоты, которая высасывает тебя через по­ры. Не видела, как тонет, «отсекается» в глубоком ми­нусе луч фонаря, будто Идешь не через пустоту, а через что-то вещественное, как распыленная сажа. Восемь­десят этажей вниз, перевернутый небоскреб. Она ведь даже не представляет, как выглядят фильтры регенера­тора, которые он меняет после каждой «закидки». Ку­сок дерьма покажется рядом с ними гигиеническим средством... Ей это не понравится. А ему, Лешему — за счастье. Это часть его. Невидимая часть. Возможно,

с ним что-то не так. У него душа, наверное, такая. Тем­ная, вонючая. Душная душа. И другой у него в нали­чии нет. Ну, а раз так, то лучше ей об этом ничего не знать. Так он думал.

На подходе к северной ветке, где были обнаружены кости, послышался знакомый стук. Тах-тах-тах. Отчет­ливый. Мертвый. Механический.

— Не боись, Пыльченко. Это «веселый барабанщик» стучит. Он тут на постоянке устроился; видно.

Пыльченко кивнул. Про «барабанщика» он уже слы­шал.

— На компрессор похоже, — сказал он. — У нас дома под окнами сейчас подъездную дорогу расширяют... С утра до вечера тарахтит.

— Ага, — сказал Леший.

Кому здесь, на глубине двести метров', понадобилось расширять дорогу, обсуждать они не стали.

Северная ветка. Отметка два-триста. Два-пятьсот. Пыльченко сфотографировал изукрашенные резьбой сваи, Леший кое-как раскорячился и подсвечивал ему сразу тремя фонарями, чтобы было меньше теней. И босые следы отщелкали таким же макаром - в про­шлый раз фотки вышли нечеткие. Черный идол с пен­таграммой стоял на прежнем месте, постамент из че­репов и костяной шалашик все так же светились перед ним нечистой гнилостной белизной. Леший понимал, что для обычного человека, человека с поверхности, зрелище как бы жуткое; Глубоко под землей, в вечной тьме — баи: кости, черепа, деревянная кукла стоит, скалится... Вон, даже у Пыльченко фонарь слегка под­рагивает в руке.

— В общем, делаем так, — скомандовал он. — Кости кладешь вниз, черепушки наверх. Каждую черепушку оборачиваешь в ветошь. Ветошь взял?

— Взял, — сказал Пыльченко.

— Иначе из них каша будет, пока доберемся. Шуцкий повесится, блядь. Тот дернулся от неожиданности, но пой­мал. Правда, взглянув на него, едва тут же не выро­нил.
– Дети, блядь! Если это дети, то я - проходчес­кий комбайн!.. Приступай, Пыльченко, чего встал? Хотя нет, погоди. Давай сначала зафиксируем, как оно все было.

Они сфотографировали идола и кости. Пыльченко молча упаковал в рюкзак все, как было сказано.

— Ничего, прорвемся. Следаки сюда ни ногой, экс­перты сюда ни ногой... Не их территория, видишь ли, — ворчал Леший, у которого на отметке два-пятьсот вдруг резко упало настроение.
– Ну, и прекрасно. Будете в та­ком разе до второго пришествия расследовать. Анали­тики хреновы...

Он подхватил рюкзак, помог Пыльченко забросить его за плечи.

— Все им ясно, видишь ли. Раз не ваша территория, то откуда вам знать, чьи тут кости могут быть?..

— Есть такой научный принцип, товарищ майор... Бритва Оккама называется, — проговорил Пыльченко, отдуваясь.

— А что это такое?

— Самое простое объяснение считается самым вер­ным. Это если грубо... Это я насчет вашей гипотезы, то­варищ майор. Про каких-то подземных карликов.

Леший остановился.

— Так. Ну? И дальше?

— Я думаю, что майор Евсеев прав. Хотя я не следо­ватель, не эксперт... Но простая логика подсказывает, что сперва необходимо отработать самую очевидную версию. Убийства детей — это понятно. Сейчас манья­ков и педофилов развелось до хрена. В газетах каждую неделю пишут, да по телеку показывают. Вот эту линию проверять и надо в первую очередь. А потом уже пере­ключаться на каких-то мифических существ, которых, считай, никто и не видел...