Освобождение
Шрифт:
Во мне оживают воспоминания, и на мгновение в моих объятиях оказывается не Камила, а Белла. Хрупкая и испуганная, как в тот день, когда я отвез ее в больницу на химиотерапию. Но и сильная.
Я глажу Камилу по волосам и целую в макушку.
— Мне нужно забрать машину. Ты можешь набраться храбрости и подождать меня здесь?
Я чувствую, как она мне кивает, и когда отстраняюсь, ее пальцы на мгновение сжимают, а затем отпускают мои руки.
Я поднимаюсь и бегу через гараж к двери, поворачиваю замок на внутренней ручке и выглядываю на задний двор. Подъездная дорожка поворачивает направо, вверх по холму, и я следую туда, где она
Пока я загружаю труп в багажник, девочка сидит на переднем сиденье закутанная в вязанный шерстяной плед.
Непрерывный лай собак напоминает мне о том, что нужно поторапливаться. Направив фонарик на их вольеры, я замечаю там полные миски свежей воды и еды. Если в ближайшие дни никто не сообщит о нескончаемом лае, я сделаю анонимный звонок в Службу контроля за животными.
Возвращаясь через весь город, я пытаюсь справиться с шоком и чувством вины и параллельно выискиваю в памяти наиболее удачный способ избавиться от тела. Если его сжечь, это привлечет внимание. Один только запах уже заинтересует полицейских, поскольку труп точно не будет источать аромат жаренных на гриле бургеров. Он гораздо неприятнее, и готов поверить, что горящие педофилы воняют хуже некуда. Закопав его, я оставлю на месте преступления улики, которые тут же учуют собаки, как только кто-нибудь откроет их клетки. Лучше всего увезти его подальше. Вода может быть отличным вариантом, пока его где-нибудь не вынесет на берег.
Когда я проезжаю мимо «Септических работ Сэма», меня осеняет идея. Неделю назад для профилактического технического обслуживания мы откачали в церкви содержимое локальной канализационной системы. Теперь нам не нужно его откачивать лет пять, а к тому времени труп в нем давно разложится.
Достойное погребение.
Хотя я предан своей профессии и служению Богу, мне сложно выносить издевательства над детьми. Даже если это лишено здравого смысла, я считаю это необходимо сделать, даже ценой собственной души. Кто знает, какими гнусными способами этот человек намеревался ее осквернить. И если его история о Лие Эймс правда, то к концу недели Камила могла превратиться в груду костей.
Рядом со мной Камила с жадностью поглощает один из двух батончиков мюсли, которые я держу у себя в бардачке на случай, если у меня не будет перерыва между встречами. Она опрокидывает в себя бутылку, что я ей дал, и по ее лицу стекают струйки воды. Судя по тому, как девочка набрасывается уже на второй батончик мюсли, этот монстр в наказание, должно быть, морил ее голодом.
По указанному Камилой адресу я сворачиваю на Лерой-стрит, к кварталу, застроенному многоквартирными домами.
Я не собирался везти ее домой, и это может навлечь на меня большие неприятности, но другого места, куда я мог бы отвезти этого бедного ребенка, у меня нет. Нигде ей не будет так безопасно, кроме как в объятиях своей матери.
Камила указывает на здание в двух кварталах отсюда, и я торможу у обочины.
— Прости, но ближе я тебя подвести не могу.
Я чувствую себя отвратительно, заставляя ее пройти два квартала в одном шерстяном пледе, но иначе я подставлю себя под прицел. Не важно, будь то ее мать или полиция, они в конце концов найдут в багажнике моей машины труп.
— Никто не должен
Вытерев с лица остатки пролитой воды, она кивает, затем ее лицо мрачнеет, а взгляд падает на сложенные на коленях руки.
— Спасибо, — шепчет Камила, и когда она поднимает на меня глаза, в них блестят слезы.
— Иди к своей маме. Она тебя искала. Я буду отсюда за тобой следить и никому не позволю причинить тебе боль. Обещаю.
Девочка быстро меня обнимает, но не теряя времени, выбирается из машины. Пройдя один квартал, она быстро оборачивается, но продолжает идти к дому.
Низко пригнувшись, я окидываю взглядом окружающие здания, пытаясь уловить малейший признак движения, малейший шанс, что кто-нибудь наткнется на нее, прежде чем она доберется до конечной точки.
Не успевает девочка дойти до дома, как его двери распахиваются, и к ней выбегают три женщины так, словно они высматривали ее каждую ночь. Грузная женщина заключает Камилу в объятия и приподнимает ее хрупкое тельце. Мне даже не нужно открывать окно, чтобы услышать их пронзительные крики. Двое других стоят, прикрыв руками рты и оглядываясь по сторонам, словно ищут того, кто ее сюда привез. Но я слишком далеко, и не сдвинусь с этого места до тех пор, пока они не затащат ее в дом, а я не смогу без помех убраться отсюда тем же путем, каким сюда приехал.
Из соседних зданий высыпает все больше народа, всех тех, кто искал эту девочку, и мне тяжело скрывать ответы, которые сейчас, вероятнее всего, пытается найти ее мать. Но ночь еще не кончилась, и до рассвета еще многое предстоит сделать, так что, пока в дом заходят несколько оставшихся людей, я завожу машину и, не включая фар, медленно сдаю задним ходом к подъездной аллее следующего жилого дома. Там я разворачиваюсь и выезжаю на главную улицу.
На ту, что ведет к церкви.
Подъехав, я вижу, что в доме приходского священника уже темно. Раб своих привычек, отец Руис наверняка давно в постели. Сейчас только начало десятого, но за последние два года этот человек взял себе за правило ложиться пораньше, а расположенная рядом церковь запирается около восьми часов. Из-за участившихся краж и нехватки волонтёров епархия давным-давно отказалась от круглосуточной работы.
Я подгоняю машину к задней двери дома, составляющего элитную недвижимость этого города. Построенная в двадцатых годах, церковь является одним из немногих мест в центре города, где до сих пор используется локальная система обработки сточных вод. В основном из-за нехватки средств. Ее содержимое откачали всего неделю назад, и крышка еще толком не зарыта.
В это время суток здесь тихо. Дом примыкает к парку Виста Эрмоса, так что, когда я вытаскиваю из багажника машины тело Чака и бросаю его рядом со свежей кучей земли, под которой находится наружная крышка септического бака, меня прикрывают окружающие деревья.
В последний раз, когда я избавлялся от тела, мне было двадцать два года, и я поклялся, что больше никогда этого не сделаю. Наверное, тогда я не ожидал, что столкнусь с подонком педофилом.
Я хватаю из небольшого сарая рядом с церковью одну из стоящих там лопат и вонзаю ее в рыхлую землю. Уже через две минуты крышка полностью откопана, а я даже не вспотел.