От Альбиона до Ямайки
Шрифт:
Сплав железа с углеродом обладает похожими свойствами – его плотность меняется с изменением состава. Конечно, атомные веса, некоторые из которых я в силу старой специальности помню, и плотности не связаны между собой однозначно, но как-то с ними перекликаются. Словом, я честно попытался по плотности определить, сколько углерода содержится в получившемся у нас улучшенном чугуне, сравнивая его с мягким кричным железом. Как-то оно не заиграло. Похоже, в чугунах намешано еще много всякого, кроме упомянутых двух компонентов. Важным было то обстоятельство, что у нас появился материал для металлорежущего инструмента. Мы уверенно нарезали резьбы, сверлили, точили детали вращения на токарных станках – вышли на торную дорогу машинной цивилизации. И поскольку оружейная тема волновала умы, вытяжкой горячей заготовки из обычного железа получили гладкий ствол калибром четыре линии – 11,6 миллиметра. Снаружи шестигранный, сходящийся к концу на конус, он так и просился быть собранным в плотный пакет с еще шестью такими же. В казенной части нарезали резьбу, куда вкрутили классическую свечу зажигания с изолятором из эбонита – резины с высоким содержанием серы. Материал этот, конечно, не слишком стойкий к высоким температурам, но при определенных ухищрениях применить его для изолятора запала, инициирующего горение пороха, можно. Вот для этих запалов нам и требовались кристаллы кварца.
На этом пути встретилось и то, что порох от искры воспламенялся не каждый раз. То сработает, то не сработает. Нехорошо, ненадежно. Наш Леонардо принялся разбираться с темой и вскоре допер, что капризничает зерновой порох, а вот пороховая пыль зажигается четко. Она вообще-то считается вредной компонентой, потому что слишком сильно бахает и, если ее в порохе много, способна даже ствол разорвать. Но в нашем случае на затравку годится. В гомеопатических количествах.
Так появился первый в наших краях шестизарядный револьвер, барабан которого собран из семи стволов. То есть отдельного ствола нет, а имеется их пакет. Центральный элемент предназначен для размещения внутри оси вращения, остальные для стрельбы. Заряжать этот агрегат следует в домашних условиях. Начинается данная лабораторная работа с выкручивания свечей – каждую необходимо тщательно очистить от нагара, насыпать крошечную мерку песочка, изолирующего эбонит от горячей вспышки. В область разряда добавить малую толику пороховой пыли и прямо так, не встряхивая, носом кверху аккуратно вкрутить свечу в казенник ствола. Все так же, держа пистоль строго дулом вверх, насыпать пороха, запыжевать и вкатить обычную сферическую пулю, которую тоже запыжевать. Повторив этот обряд еще пять раз, получаем неминуемую гибель для шести врагов, оказавшихся ближе пятнадцати шагов. Барабан крутится от нажатия на спусковой крючок, который через рычажок сжимает кварц. Ну а контакт обеспечивает латунная пластинка, прижимающаяся к стержню свечи. Механика тут немудреная. Но, поскольку требуется по паре револьверов на нос, а нас достаточно много, возникла потребность в большом количестве кристаллов горного хрусталя. Разумеется, первым мы обчистили ближнего ювелира, скупив у того почти все, что было заготовлено для бабских цацек. А потом командировали Мэри в Лондон – там выбор богаче.
Вообще-то пистолетик получился компактным. Всего 15 сантиметров длиной, из которых восемь приходится на разгон пули – мне не хотелось создавать древнего монстра, способного свалить медведя. Дюймовую доску пробивает, и достаточно. Нападающего остановит. А если тот без панциря, то и жизни лишит. Доспехи-то нынче выходят из употребления.
Рукоятка современного типа, в ней упрятан пьезоэлемент, так что тут не до изогнутостей и прочих изяществ. Требовался баланс между весом агрегата и его мощью, потому что предполагалось постоянное ношение оружия, а шесть стволов – это масса. Аналог полицейского «бульдога», стреляющий прямо из барабана.
Кузница на какое-то время стала пистолетной мануфактурой, но быстро удовлетворила спрос ограниченного контингента учащихся – разгонять темп производства мы умели отлично. Так что вскоре наделали стрелялок и себе, и экипажу папиного флейта на случай абордажа. Когда один боец за полминуты способен выдать дюжину выстрелов, это сильно повышает шансы не быть захваченным. А выходить с этим товаром на рынок не собирались. И без того на одних только гвоздях жили припеваючи. А еще пилы. И ножовки, и полотна для лучковых. При наших возможностях прокатывать железо до толщины в четверть линии, что составляет 0,635 миллиметра, было немыслимо удержать учащихся от возможности произвести ликвидный товар и реализовать его. Они – дети своего века. Действуют так, как им привычно.
И они же пытливые ученые с безумными идеями, ради проверки которых готовы потрудиться. На пятом году занятий школьники уступают нынешним университетским профессорам только размером тела и размером самомнения. Кое-кто, не будем указывать пальцем, хотя все знают, что это Гарри Смит, состоит в переписке со студентом Кембриджа Аптекарем, который учится на врача и фармацевта. У этого Аптекаря в обиходе имеется более-менее приличная лабораторная посуда и появились навыки стеклодува. И даже стекловара, потому что он помогает дяде Эдику с линзами. Нынешние ученые многое делают собственными руками. Так, Аптекарь по секрету шепнул Эдуарду, что коэффициент преломления на границе двух сред связан с соотношением скоростей света в этих средах. Не знаю, насколько это ускорит создание нормального микроскопа. Сам-то помню, что в мои годы оптикой уверенно добивались увеличения в пятьдесят шесть раз, потому что таково было большинство микроскопов, встреченных мной на работе. Да как-то и не требовалось больше.
В очередном письме из Кембриджа сообщалось, что Аптекарь допущен в алхимическую лабораторию господина Ньютона, где проводит некоторое опыты, а дядя Эдик изучает оптику, пользуясь трудами этого великого ученого. И еще вопросы тому задает. Правда, вопросы дельные. Короче, с сэром Исааком ребята в контакте. Да и я бы на месте Аптекаря был в восторге – оказаться рядом с создателем классической физики! Шутка ли сказать. Главное, чтобы он Ньютону законы механики его имени цитировать не начал. А то придумать-то он их уже придумал, но формулировки там совсем другие, недошлифованные. С другой стороны, задачи перед ребятами стоят конкретные, не связанные с академическим охватом всей картины мироздания. Аптекарь с его прекрасным почерком устроился при Ньютоне переписывать набело его книгу «Математические начала натуральной философии», а дядя Эдик занят полировкой линз.
Зимой мы поставили еще одну мачту на берегу ближнего озерца. С нее на веревке сбрасывали груз, который тянул модель кораблика. Это не я виноват – Софочке захотелось найти лучшую форму корабельного корпуса. Чтобы тяга была длиннее, использовали полиспаст. Деревянные модельки делали одинакового поперечного сечения и веса, который является водоизмещением, чтобы зафиксировать пару параметров и оценивать разницу в толкающей силе, приводящей к набору известной скорости. Интересно было ребятам. Особенно потому, что не сумели вывести формулы, описывающей рост сопротивления воды от скорости – не давал я им степенных функций. Но кривую вычертили. В нашем диапазоне значений, то есть до пятнадцати узлов, картина уже проявила себя четко. Даже оформилась в достаточно связную кривулину, где невычисляемый параметр обозвали гидродинамическим качеством, его определяли на модели в бассейне. А второй коэффициент находили на кривой зависимости сопротивления воды от скорости. Ее, эту кривую, тоже сняли экспериментально, полагая за силу сопротивления вес груза, поделенный на два, потому что и полиспаст эту силу делил.
Сэр Энтони Дин не раз составлял нам компанию, когда мы всем детским садом пускали кораблики. Зачем такая толпа? А что делать, если нет фотофиниша с секундометрией? По всему пути рядом с каждой вехой находился постовой, кладущий набок песочные часы, запущенные по команде «Старт». Так что время мы определяли взвешиванием. И динамику набора скорости измеряли, и саму скорость уже ближе к концу дистанции. Коротковата она была, эта дистанция, потому что строить мачту выше пятидесяти метров я просто не посмел. Она, как спица, торчала вверх над всей местностью, от нее даже Ипсвич было видно. Так что весь трек имел длину в сотню метров.
Поначалу не все шло гладко, мы быстро заметили, что веревочка, тянущая кораблик, намокает и провисает, отчего у нас не получалось повторяемости результатов. По уму ее бы проволочкой заменить, но подходящих под рукой не было – и сами мы ими не занимались, и купить не позаботились. Выручили нас девочки из новеньких – сплели из конского волоса леску, которую потом хорошенько провощили. С ней дело сразу пошло на лад.
Самой удачной из опробованных нами моделей оказался корпус, повторяющий обводы местного куттера. Это и немудрено, остроносый, острозадый, плавных форм. Что это за зверь такой, спросите? Для себя я нашел два принципиальных признака. Во-первых, у них киль сидит в воде тем глубже, чем дальше назад. Говорят, чтобы было легче стаскивать с мели. Во-вторых, они всегда одномачтовые и паруса на них исключительно косые. Типичное маломерное прибрежное судно, распространенное среди рыбаков. Хотя сэр Энтони упомянул какие-то большие куттеры, специально построенные для нужд военного флота, которые оказались неудачными из-за чересчур большого паруса – грота, с которым было трудно управляться.
Софочка тут же сделала стойку на эту информацию и начала закидывать удочку насчет купить одного такого неудачного для себя. Понятно, что если папенька пообещал больше ее в море не брать, то она может позволить это себе сама на собственном судне. Мистер Дин, конечно, все понял. Получив результаты наших проверок обводов многих типов корабельных корпусов и неплохие данные для расчетов, он был весьма доволен результатами и пообещал похлопотать.
«Так что, внутренний голос, готовься ставить и наши мачты, и наш мотор», – дала она мне понять, чего добивается.