От Альбиона до Ямайки
Шрифт:
Места у причалов оказались заняты добравшимися сюда раньше нашими недавними соотечественниками – англичанами. Их суда уже разгружали. И в амбары, и в подошедшие прямо к борту относительно небольшие корабли. Не так, чтобы работа вовсю кипела, но деятельность была заметна.
– Что, господин лоцман, – неожиданно спросил нашего «дядю» выбравшийся на палубу «сопровождающий», который всю дорогу пьянствовал или страдал похмельем. – Не слыхал ли ты о приказчике от Строгановых на торговом дворе? – речь этого торгового работника была «деревянной» в произношении, что сразу выдавало чужеземца.
– Как не слыхивать! Больших людей человек. Нынче он на торговом дворе бывает. Опять же, с воеводой в добрых отношениях состоит. Да и как ему не быть, если ярмарка у нас. Говаривали, и сам Григорий Дмитриевич сюда собирался.
– Как бы мне с ним встретиться поскорее? – с просительными интонациями протянул голландец, явно напрашиваясь на совет или предложение помощи от местного жителя.
– Так садись в мою лодку, – Андреич махнул рукой в сторону шлюпки, тянущейся за шхуной на буксире. – А много ли товару привезли?
– Шестьсот пудов.
– Это обождать придется, когда плоты с лесом приведут, – размыслительно протянул Сила Андреич. – У них карбасы большие. Могут и за один раз увезти. А те лодочники, что сейчас здесь, наверняка уже на перевозку английских товаров подрядились. Вот тут становитесь, – это уже нашему боцману. И с удивлением проследил за тем, как Джек отпускает стопор лебедки. Потом свесился через фальшборт и проводил взглядом якорь, уходящий под воду, погромыхивая цепью.
Место в той же лодке нашлось и для Софи. На берегу голландец направился к торговому двору, а мы двинулись искать терем воеводы. Остальная команда занялась спуском на воду шлюпки и подготовкой к перевозке на берег товаров – надо поскорее избавляться от груза и заниматься своими делами.
Поднялись туда, где расположены постройки, прошли немного и вот он – терем, как в сказках. Не то чтобы сильно вычурный, но скатанный из строганых бревен и артистически связанный в углах способом, который известен мне под названием «В чашку». Торцы бревен не спилены, как практиковалось в двадцатом веке, а затесаны на тупой конус – я такое видел только в мультике про сестрицу Аленушку и братца Иванушку.
Дворовый, или как их там, присутствующий в сенях, коими здесь нынче именуют вестибюли, немедленно провел нас в комнату, которая то ли горница, то ли светлица, то ли еще как на нынешний манер называется, хотя смахивает на зал для приемов. Мужичок с чернильницей за столиком у окна и одетый, словно на деловую встречу, определенно боярин, если судить по прикиду. Кафтан на нем выдержан в мягких неярких тонах, однако из богатой ткани. Сапоги на замшевые похожи, штаны с отливом, сорочка шелковая. И шапка на голове с меховой опушкой. Никаких кружев или бахромы, только шитье узорчатое – убедительно смотрится.
Здесь же несколько человек в европейском платье. Судя по присутствию папеньки, капитаны прибывших судов докладывают о приезде. Или владельцы, что нынче частое явление. Они же нередко и куплей-продажей товаров занимаются – в эти времена совмещение профессий бывает весьма причудливым.
– Здрав будь, Кондратий Фомич! – обратилась Софи к «деловому», поднося правую ладошку к треуголке. – Софья Джонатановна Корн, владелица шхуны «Энтони», представляюсь по случаю прибытия, – это она по-русски сказала моими стараниями.
– И тебе не хворать, маленькая разбойница, – недоверчиво прищурил глаз хозяин земель, протянувшихся с запада от Лапландии, как нынче называют Финляндию, и до самой Сибири. До Обской губы, полагаю, на востоке. – С чем приехала?
– Малый груз в шестьсот пудов доставила для голландцев. Вот перечень, – и с поклоном подала свернутую трубочкой бумагу, которую принял слуга и перенес к столику, отдав дьяку. – Так же прошу дозволения осесть на московских землях и грузы возить по морям и рекам, – ничуть не смутившись от того, что и до этого края дошли слухи о ее художествах, продолжила Сонька. И тут же по-детски обидчиво добавила: – А нечего было тому галеону нападать. Мы с ним без помех левыми бортами расходились, а он палить начал вот из таких пушек, – показала она руками, обозначив калибр погонной кулеврины испанца. – Спужалась я. И тоже стрелила, – Софьюшка у нас, конечно, росленькая, да и лет ей уже тринадцать, не младенец. Но миловидное девичье личико выдает девочку-подростка, чем она и пользуется изредка, разыгрывая детскую непосредственность.
– Надо же! Пужливая какая! – ухмыльнулся воевода. – Твоя дщерь? – обратил он свой лик на отца. Слова его тут же перевел толмач, выслушал ответ и уверенно перевел обратно:
– Да. Дочери господина Корна сызмальства склонны к мореплаванию. Старшая уже сама судно водит. Без нянек. А младшая вахты стоит, – про среднюю, как я понял, отец не упомянул. Отвечал-то он по-голландски, в котором Софи не сильна.
– В Архангельске садись, – теперь уже обратившись к нам с Сонькой, распорядился воевода. – Товар до Антверпена будет у тебя через пару седмиц. А вот про то, чтобы жительствовать тебе здесь, так на это надобно государево изволение, – попытался подвести черту под разговор наш могущественный собеседник.
– Дозволь двор корабельный завести. Чтобы шхуну зимой на берег вытащить и поправить, – торопливо продолжила Сонька.
– Двор? – переспросил Кондратий Фомич. – Так сразу и двор? И как это на зиму? Ты что, об этом годе воротиться собираешься?
– И я, и батюшка мой в деле навигацком вельми сведущи, – уже по Ивановым урокам ответила Софи. – Но он об этой осени возвращаться не будет.
– Ладно. Ставь двор, – как от назойливой мухи отмахнулся воевода, которым здесь трудится двоюродный брат матушки подрастающего Петра I. То есть по определению тот еще волчара по фамилии Нарышкин. Да еще и прекрасно информированный о происшествиях европейских. Как-то раньше мне представлялось, будто с прохождением информации по землям московским дела обстоят рыхленько. Да, видно, не для персон такого ранга. Вот и сейчас ему некогда тратить время на пустяки.
Идет время, сменяют друг друга века, а поведение «авторитетов» все то же. Заметьте, я не говорил, что только криминальных.
На торговом дворе и в его окрестностях было многолюдно. Тут важные люди ходили из амбара в амбар, осматривая товары, и розничная торговля проходила с прилавков, как временных, так и прилаженных внутри лабазов. С возов и даже с лодок, причаленных к берегу. Громкие голоса зазывал, солидные степенные иностранцы, горячий сбитень, яркие платки… ярмарка, в общем. Лапти, горшки и деревянные ковши, льняное полотно, домотканые половики. Сонька глиняную свистульку купила, а потом двинулась на поиски металла. Нашла. Дорогой и качества обычного. На девушку в штанах, треуголке и при шпаге, постукивающую по крицам, полосам и свинкам рукояткой маленького кинжала, обратил внимание продавец и принялся расхваливать шведскую сталь. Видали мы такую – она и вправду неплоха.
Но девочка есть девочка, сколь бы ни была она капитаном – мы оказались среди мехов. Тут было все, начиная от маленьких беличьих шкурок, заканчивая тяжеловесной «шубой» целого тюленя. Серебристо-серой. Красивая, с плотным скользким мехом, она будто сама просилась, чтобы из нее сшили верхнюю одежду для рулевого, окатываемого морской водой в свежую погоду. Но Софи провела рукой по шерсти и уверенно определила, что от холода она не спасает. Зато отлично годится на сапоги. А вот белые шкурки, развешанные рядом, оказались теплыми не только на вид, но и на ощупь.