От голубого к черному
Шрифт:
— Подвижный рынок труда, — в итоге сказал Карл. — Отец Дина получил повышение и был переведен в Лидс. Семья уехала вместе с ним. Типично для Дина, он даже не попрощался. В любом случае это должно было закончиться. В пятнадцать лет уже невозможно оставаться школьником–задирой. К тому времени у меня появились друзья. Джеймс и Стефан, ты их видел. Они — единственные люди, кому я сказал о Дине. У меня ушли годы на то, чтобы забыть его. Меня по–прежнему влекло к мужчинам… но я стал воспринимать это легче. И я никогда не говорил об этом Элейн. Не про драки. Про всю эту историю. Я не люблю боли. Так что можешь отложить зажимы для сосков подальше.
Я рассмеялся и взъерошил его волосы. У меня
— Когда ты знаешь, что такое насилие… в этом смысле, ты уже не можешь жить так, точно ты не ведаешь о нем, что его не существует. Ты понимаешь? — он пристально посмотрел на меня.
Я не мог вынести его взгляда. Мы поцеловались, восстанавливая равновесие в объятьях и чуть не соскользнули с развилки дерева.
— Нам лучше пошевеливаться, — сказал Карл. Его била дрожь. Мы преодолели тропинку между деревьями и прошли вдоль ручья к металлическому мостику над руслом. В канале ничего не отражалось.
— Я даже в темноте найду здесь дорогу, — сказал Карл. — Но я счастлив, что ты со мной.
Невдалеке было слышно журчание воды.
Мы пересекли Кэнэл–стрит и прошли задворками фабрики, разбитое стекло хрустело под ногами. Карл вдруг остановился.
— Ты в порядке? — прошептал он.
— Да. — ответил я.
А что еще я мог сказать? Я был не в силах помочь ему. Он неистово поцеловал меня.
— Это место разрывают на части, — сказал он. — Высотные дома, скоростные шоссе. Застраивают прошлое. Я рад. Я привык стоять здесь и думать, что ничего не меняется. Вот почему музыка для меня означает жизнь. Это способ избежать одиночества. Отправить послание. Без этого мы все окажемся во мраке, и все это пустое, значит. Ты понимаешь?
Я сжал его руку.
Был ранний вечер. Последние светлые часы воскресенья. Мы прошли вдоль шоссе к станции.
— Думаю, в «Рок–станции» сегодня будет кто–нибудь играть, — сказал Карл. — Не желаешь пару пинт сидра и порцию дрянного хэви–метала?
Старый потемневший железный мост нес железнодорожные пути над сужающейся дорогой. Три предвыборных плаката консервативной партии все еще свисали с металлической решетки. Карл остановился, засмотревшись на них.
— Ты удивляешься, как жертва могла запасть на обидчика и покорно сносить жестокое обращение, не пытаясь остановить его? Я готов биться об заклад, что вот эти засранцы знают ответ.
Мы прошли под мостом, безжизненный шум машин гулко разносился вокруг нас.
Глава 5 Эхо
Это твоя вторая натура,
Так что не теряй времени даром.
Felt
В мае кое–что случилось. Я потерял работу. У Карла случился роман, помимо меня, вот так. И «Треугольник» записали свой дебютный альбом — «Жесткие тени». Вообще–то «Релент Рекордз» прекратили свое существование еще в апреле, но нам об этом никто не сказал. Их офисами завладели «Фэнис Рекордз», новая компания с куда более серьезной финансовой поддержкой. Оглядываясь назад, можно сказать, что это был важный этап для нас. А в то время это показалось нежелательным вторжением внешнего мира в наш тесный мирок.
Алан Уинтер, глава «Фэнис Рекордз», был евреем, с торчащими ежиком волосами и в круглых очках, делавших его похожим на взбесившегося Бена Элтона [40]. Казалось, он никак не в силах решить, каким ему быть — жеманным или брутальным, поэтому шарахался от одного к другому. Мы с ним поладили, но было ощущение, что он настороженно относится к самой идее существования «Треугольника» — точно мрачность песен Карла представляла собой какую–то угрозу. Чего нельзя было сказать о Пите Стоуне, нашем новом продюсере. Он был валлиец, небритый и весьма неплохо технически подкованный, ему даже довелось поработать с Джоном Кейлом. Группы на сцене для него ничего не значили, но он был одержим властью студии — «эхо–камерой коллективного бессознательного», как он провозгласил после пары–тройки стаканов «Сазерн Комфорт». Естественно, они с Йеном сошлись на этом, как язычники возле капища.
Срок договора об аренде с «Кэнел Студиоз» истек, и Алан пристроил нас на студию в Дигбете. Это было жутковатое место, даже для трех здоровых парней со склонностью к насилию. Хай–стрит в Дигбете была застроена ирландскими пабами, от вычурных и фальшивых до самых убогих, вгоняющих в тоску мест, где отзвуки изгнания были столь же вездесущи, как запах мальта. Но едва ли кто–нибудь жил в Дигбете: это захудалый индустриальный район, чьи фабрики и свалки знавали лучшие дни. Дома, пабы и даже несколько церквей использовались для хранения запчастей и лесов. Старые железнодорожные пути пересекали улицы.
Наша студия находилась примерно в миле от остановки 50–го автобуса. Нашими единственными соседями были завод по переработке стекла и железнодорожное депо, и то и другое стояли закрытыми добрую половину недели. Это было столь же укромное место, как та студия в горах Уэльса, где по слухам прятались Stone Roses. Лето означало лишь одно — что у нас больше дневных часов: Дигбет оставался суровым и монохромным, немного похожим на музыку «Треугольника».
После дня или вечера в студии мы часто ходили в «Пушечное ядро», джазовый паб неподалеку от Хай–стрит, где иногда играли какие–нибудь музыканты. Темные стены подсвечены старыми фотографиями, звуки пианино плывут из спрятанных колонок. Паб находился на углу Верхней и Нижней Тринити–стрит, где почерневший виадук с тремя узкими арками пересекал обе дороги.
Другой излюбленный нами паб — «Железнодорожный», второй зал которого был популярной площадкой у хардкоровых музыкантов. Иногда там играл и «Свободный жребий». Там все было выкрашено в черное — и черепичный навес над сценой, и бар. Стена завешана фотографиями из 60–х в рамках: Хендрикс, Би Би Кинг, Animals, The Who. Там проходили дешевые концерты практически каждый вечер; забегая вперед, скажу, это было отличное место для встреч группы.
После одного из этих вечеров записей и выпивки я сделал техническую ошибку на работе. Такое могло случиться и в другое время, я не знаю. Но набор для анализов крови вернулся из Французского госпиталя с жалобой, что образец неправильно маркирован. Они использовали его и сделали какую–то ужасную ошибку. Иск они предъявлять не стали, но клиента в их лице мы потеряли. Реальная жизнь больше походит на выступление, чем на запись. Управляющий установил, что это я сделал ошибку и не дал моему помощнику проверить контейнер. Я не стал им говорить, что у меня было похмелье после изрядной порции «Смирнофф», это мне уж точно не помогло бы. Я получил уведомление об увольнении через месяц, всего лишь за несколько дней до намеченного отпуска. Унижение от отрабатывания срока до увольнения, когда пришлось выполнять основные задачи под бдительным надзором управляющего, все дважды перепроверяющего, отразилось на моей игре при записи альбома. Стиль у меня стал жестким и минималистичным. Как и моя речь.
После нашего выступления с The Family Cat местный музыкальный журнальчик под названием «Пустой треп» предложил проинтервьюировать «Треугольник».
Мы встретились с интервьюером, студенткой Бирмингемского политехнического по имени Дженис, в пабе «Бойцовые петухи» в Мозли. Говорил в основном Карл. «Наши песни о том, как мы трое живем и чувствуем», — сказал он. «Это ощущение в музыке, не только в словах. Я пишу песни всю свою жизнь, но мне никогда не удавалось найти правильное звучание. Теперь, работая с Дэвидом и Йеном, я слышу нечто, проходящее сквозь песни, точно голос, эхо».