От Гудзона до Иртыша крыша едет не спеша
Шрифт:
Зато когда выезжает постоялец из гостиницы, непременно чаевые оставляет хаускиперу. Дескать, виноват, получите компенсацию за свинство. Хоть доллар, но оставит. Американцы в своей массе прижимистые, удавятся за цент, в данном случае жадничать – себя не уважать. Примите со щедрого американского плеча. Иной раскуражится – пять оставит.
Однако хоть и обещал ушастый агент в Нью-Йорке чаевые сверх основного заработка, этот калым шёл исключительно в бюджет афроамериканцев, привычнее – негров. Мише в карман редко попадал.
Утром на разводе хаускиперам раздавались листки с указанием объектов трудового фронта. Командовал старший по этажу –
По-русски супервайзерихи ни в зуб ногой. Да и зачем ей язык Пушкина, хоть великий поэт имел африканские корни, молчком черкнёт на литке столбик номеров – иди, работай. А сама губищами своими посмеивается от удовольствия. А что ей плакать, левые доллары приятно оттягивают карман – утро прошло не зря. Этаж оперативно прошерстила, освободившиеся номера на наличие чаевых проверила.
До русских негры номера убирали. Их чернилки не обжуливали. С приходом на самую низовую работу нелегалов, хаускиперы-негры пошли на повышение: кто в прачечную, кто ещё куда. Тут-то супервайзерихи пошли марадёрничать. Негр чикаться не будет, отвесит оплеуху за воровство, а у русского никаких прав – грабь средь бела дня и с утра пораньше.
Бывало, Миша идёт за разнарядкой, а старшая летит по номерам. Негритянки дамы, как правило, дородные, целлюлит трясётся на боках, пятки цветные сверкают…
«Чтоб ты поскользнулась да растянулась!» – не по-христиански пожелает Миша грабительнице.
Да не всё чернилкам масленица, случались постные дни. Постоялец, если он без фантазии, банально оставит на видном месте доллар, от сердца оторванный. Бери и радуйся щедроте американской души. Другой творчески к чаевым подойдёт, ему выпедрёж подавай. Сунет под подушку, дескать, без труда не вытащишь букашку из пруда. А то и совсем шутник – сыпанёт горсть мелочи под одеяло. Простынь сдёргиваешь, а с неё монеты веером… Бывает, на крышку унитаза положит…
Выдумщиков Миша очень уважал.
Супервайзерихи знали повадки постояльцев. Заскочит в номер: на тумбочке – нет, под подушкой – нет, в шкафу – нет. Где он, где заветный доллар? Должен быть родненький! Должен! Мечется из угла в угол, да время ограничено, следующие номера ждут грабителя…
Запрятанные доллары доставались русским.
Был другой вариант в пользу их кошелька. В разнарядке номер для уборки указан, да на двери табличка «Не обслуживать». Постоялец вещи собирает, вот-вот освободить номер, откроет доступ к чаевым, но пока не кантовать.
Тут и начинается соревнование: кто кого – русский или афроамериканец чернильного цвета? Каждый сторожит, когда жилец перестанет быть таковым, обеспечит доступ к доллару.
«Чернилка из своего угла стрижёт глазом, – рассказывал Миша, – но и я начеку, соседний номер убираю, а сам жду момент икс, слушаю, что в коридоре творится, выглядываю время от времени, оппа – дверь открылась, жилец с чемоданом появился, я щукой из-под берега вылетаю, он шага не успеет сделать, я уже с долларом в кармане. Бывает, сразу два номера освобождаются. За двумя долларами погонишься… Но русские тоже не дурнее негров. Мгновенно вешаю на одну дверь табличку “Не обслуживать”. Старшая думает, чаевые в стадии созревания, а они уже под моим контролем».
Условия труда без охраны последнего. Условия жизни без хилтоновского комфорта. Бизнес у диссидентов Лёсика с Борисиком теневой, поэтому, заметая следы от полиции,
Но каждый час работы грел Мише душу – капают доллары! Капают зелёные! В конце-то концов, не всю жизнь он будет ишачить в «Хилтоне», можно какое-то время потерпеть за бумажки с физиономиями американских президентов.
Месяц прошёл, Лёсик с Борисиком начали считать, что из заработанной портретной галереи минусовать. За бензин – раз, на зарплату водителю – два, жильё, кормёжку – три, четыре, пять…
Бухгалтерия сама что ни на есть капиталистическая. Карл Маркс говорил: капиталист на любое преступление пойдёт, даже грозящее виселицей, если триста процентов прибыли ему светит. Лёсик с Борисиком на уровень виселицы не выходили, но расстреливать их можно было – беззастенчиво лезли в карманы нелегалов. Сладкая диссидентская парочка не посвятила бывших земляков в нюанс, что негры-хаускиперы по двенадцать долларов в час получали. Наши сами разузнали эту информацию но, логически рассуждая, решили: раз им по пять с половиной долларов в час, значит, разница уходит на жильё, кормёжку так далее.
Питание в рабочие дни было двухразовое в форме шведского стола. Мясные блюда – пожалуйста, овощей – завались, также фрукты, торты, пирожные… Есть где повеселиться!
Порезвились в первые дни, уплетая за обе щеки, потом пригляделись на происхождение разносолов и аппетит пропал. Гостиница деловая: съезды, симпозиумы, другие тусовки… Без банкетов не обходятся. Кто, дорвавшись до стола, как дурень на поминках – в два горла набивает желудок, другому кроме бутылок с выпивкой ничего на дух не надо. Салатик клюнул, яблочко хрумкнул… Куда остатки девать? Правильно – шведский стол из американских объедков. Чем в таз – лучше в вас. Хаускиперы и другая обслуга не даст пропадать продукту – стрескает.
Верная примета нелегала: если сегодня с банкетного стола в столовую носили, завтра это будет на шведском столе.
Пару слов о жилищных условиях нелегалов. Само собой, собираясь на заработки в США, на отель со звёздами только самые наивные рассчитывали. Но и самые трезвомыслящие не думали, что попадут в апартаменты, которые предоставила диссидентская парочка. «Пятнадцать человек на сундук мертвеца», – поётся в пиратской песне, у нас пятнадцать мужиков на трёхкомнатную квартиру. Трёхкомнатная, это по советской классификации. По американским – двухкомнатная. Они спальни считают. Лёсик с Борисиком, как выходцы из СССР, проходную приплюсовали, спальню в ней сделали. Отдыхайте, земляки. Правда, вместо кроватей – надувные матрасики впритык на полу набросаны. Простыни были, тут грех жаловаться, подушка считалось у Лёсика с Борисиком роскошью. Под голову можно и сумку положить. Зато кондиционер обязательно. Без него летом смерть, а с ним береги поясницу – по полу ледяной холод шурует.