От Иерусалима до Рима: По следам святого Павла
Шрифт:
Кроме того, возникали проблемы, связанные с положением женщин. И вопросы эти были достаточно насущными, потому что среди новообращенных оказалось немало женщин. Не менее важными казались вопросы относительно семейных уз. Они были тем более острыми, что христиане первого века верили: второе пришествие свершится еще при их жизни.
Ничто, пожалуй, в посланиях Павла не вызывало столько кривотолков, как совет холостым христианам, который в «Авторизованной версии» переводится прямолинейно: «Лучше вступить в брак, нежели разжигаться». Однако я уверен — когда апостол писал эти слова, он, конечно же, не имел в виду адское пламя в душе. Мне кажется, более точным будет перевод: «Лучше вступить в брак, нежели сгорать от страсти».
Немало вопросов возникло в связи с высказыванием Павла
На Востоке, — пишет он, — вуаль на голове женщины символизирует силу, честь и достоинство. С покрытой головой женщина может идти куда угодно, и везде ей будут обеспечены безопасность и глубокое уважение. В таком виде она невидима для окружающих. Считается исключительно дурным тоном, если кто-нибудь на улице обращает внимание на женщину под покрывалом. Она желает пребывать в одиночестве. Остальные люди для нее не существуют, как и она для них. Такая женщина выше толпы. Она идет по своему выбору, и ей должны уступать дорогу. Если посторонний мужчина попытается воспрепятствовать ей или как-либо досадить, то у него возникнут большие проблемы в восточном городе. Он может даже распрощаться с жизнью. Дом мужчины — его крепость, если в нем находится женщина. В противном случае — без женщины — любой незнакомец может войти в этот дом не только как гость, но и как временный хозяин.
Однако женщина без покрывала — никто и ничто, всякий может ее обидеть и оскорбить. Восточный человек — если он не сведущ в западных обычаях — склонен относиться к европейской женщине на улице без должного почтения: он может толкнуть ее или еще как-то проявить свое неуважение. Если женщина скинет покрывало и появится на улице без него, она теряет свои достоинство и власть. Таковы восточные обычаи, с которыми святой Павел столкнулся в Тарсе.
В Первом послании к Коринфянам Павел коснулся и вопроса, который волновал многих из паствы, а именно — воскрешения из мертвых. Спокойная красота его слов призвана утишить боль расставания, где бы те ни были зачитаны: «…Но Христос воскрес из мертвых, первенец из умерших… Иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд; и звезда от звезды разнится в славе… Так и при воскресении мертвых: сеется в тлении, восстает в нетлении. Сеется в уничижении, восстает в славе; сеется в немощи, восстает в силе… Когда же тленное сие обречется в нетленное и смертное сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою. Смерть! где твое жало? Ад! где твоя победа?» 46
В этом же письме мы находим прекрасный гимн Состраданию — или Любви, как переводит «Авторизованная версия». Слова эти часто произносятся во время ритуала бракосочетания.
Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая, или кимвал звучащий… Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла; не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит… А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше.
Вполне вероятно, что в промежутке между этим письмом и Вторым посланием к Коринфянам Павел еще раз ненадолго съездил в Коринф. В то время морское путешествие из Эфеса было несложным и занимало совсем немного времени. Но на сей раз визит в Коринф доставил апостолу глубочайшую боль. Неизвестно в точности, что там произошло. Возможно, его авторитет оказался подорван благодаря проискам врагов — соперничающей миссии еврейских христиан. Они опровергали учение святого Павла и умаляли его достижения и личные заслуги. Высказывалось даже предположение, будто один из коринфских обращенных оскорбил апостола.
Когда
Во время пребывания Павла в Эфесе случился мятеж среди серебряных дел мастеров. Это событие ускорило отъезд апостола из этого города, в котором он и так пробыл слишком долго. Павел решил еще раз навестить Коринф. Находясь в пути (скорее всего, где-то в Македонии), он написал Второе послание к Коринфянам. В этом письме апостол разрывается между противоречивыми чувствами: с одной стороны, он ощущал счастье, с другой — давал выход обиде и досаде. Он обрушивался с упреками на «сверхапостолов», которые унижали его в Коринфе. В то же время он радовался близкой встрече с членами своей церкви, обсуждал предстоящие дела — в частности, сбор денежных пожертвований в пользу бедных иерусалимских христиан.
Письмо ненамного обогнало Павла. Вскоре апостол и сам прибыл в Коринф и провел там несколько месяцев.
Среди ночи меня разбудил ужасный шум. За окном что-то гремело, окна и двери хлопали. Сначала с перепуга я даже подумал об очередном землетрясении, но выяснилось, что всего-навсего начался ливень. Тугие струи дождя яростно барабанили по крыше гостиницы, половинки ставен болтались, выдравшись из петель. Растрескавшаяся, пересохшая за лето земля была не в состоянии впитать такое количество влаги, и по ней текли шумные потоки.
Утром я рискнул выехать в сторону порта Кенхреи, который находился всего в пяти милях от Коринфа. Однако благодаря ночному ливню дорога — обычный пыльный проселок — превратилась в размокшую, скользкую кашу. Примерно на протяжении мили мы — опираясь на силу торможения — пытались бороться с силами скольжения, но в конце концов потерпели полное фиаско. Наш автомобиль безнадежно увяз, и, чтобы вытащить его, пришлось прибегнуть к помощи местного крестьянина и двух мулов. Это малоприятное занятие натолкнуло меня на весьма полезную мысль: я подумал, что до Кенхрей можно ведь добраться и иным путем. Вернувшись в Коринф, я позвонил в Афины своему другу, который имел кое-какие связи в Службе каналов и мог помочь в аренде моторной лодки. Затея увенчалась успехом, и на следующее утро я выехал в центральный офис в Каламаки.
Стоя на маленьком каменном пирсе, расположенном на восточном конце канала, я наблюдал за маленькой лодочкой, которая прокладывала путь по абсолютно гладкой, маслянистой поверхности залива. Управлял лодкой молодой грек, вполне достойный стать моделью для Праксителя. Название судна было почему-то начертано английскими буквами — «Нарцисс». Разгадка обнаружилась в виде медной таблички с именем владельца судна — англичанина; помимо фамилии там значилось еще «Мейденхед» [41] .
41
Мейденхед — курортный городок на Темзе.
Денек выдался замечательным, хотя тяжелое облако, нависшее над горами, обещало близкий дождь. Мы пустились в плавание вдоль скалистого побережья. Лежавший в трех милях залив Кенхреи до поры скрывался за грядой холмов. Когда мы приблизились вплотную, мой юный Аполлон указал на высокую гору, маячившую над Кенхреями, и рассказал, что возле самой вершины горы есть пещера, в которой раньше жил отшельник. Этот человек, в прошлом монах, ушел из монастыря, поскольку был не согласен с рядом бессмысленных нововведений, в частности с новым православным календарем [42] .
42
Речь о григорианском календаре, который греческая православная церковь приняла в 1923 году.