От каждого – по таланту, каждому – по судьбе

Романовский Сергей Иванович

Фадееву было с кого брать пример: с человека без тормозов и без комплексов, генерального секретаря РАПП Леопольда Авербаха. Это был, как пишет В.Г. Боборыкин, классический тип бездарного советского демагога, с остро отточенным ядовитым жалом. Генсеком РАППа Авербах стал в 23 года! Фадеев был без ума от своего босса. Перед литературой Авербах был чист, т.е. даже отдаленного намека на литературный дар у него не было. Зато было с избытком энергии, злобы и желчи. Одним словом, Авербах быстро стал «литературным зомби» – ни сомнений, ни жалости он не знал.

Фадееву именно такой наставник и был нужен. Он от Авербаха как бы подзаряжался, ибо к концу 20-х годов он еще не

сумел окончательно подавить в себе интеллигентский комплекс: совестливость и чувство справедливости.

Повторюсь, ибо это крайне важно, – для Фадеева Авербах был идеальным литературным маяком. В сравнении с ним все остальные, кучкующиеся вокруг рапповского начальства, – подлинные ничтожества.

Чтобы не быть голословным, приведу выдержку из письма Фадеева Р.С. Землячке от 4 декабря 1926 г.: «Характерно, что в верхушке пролетарского литературного движения, за исключением нескольких хороших партийных фигур… находятся весьма и весьма неприятные лица, частью даже совсем разложенные, мало понимающие и партию, и то, что творится в нашей стране. В этом, с позволения сказать, “активе” развиты самые низкие формы сплетни, подсиживания, чванства и прочих “хороших” вещей…»

Такова, к сожалению, мораль тех лет: обильно унавоживая своих коллег, Фадеев, видимо, полагал, что на этом фоне заблестит он, как бриллиант. Но блеска никакого не было. С достаточно отдаленной временн'oй дистанции отчетливо, тем не менее, видится не фигура писателя, а скорее партийного функционера с литературной специализацией да с полновесным набором бессодержательной словотряски, выдававшейся тогда за теоретические откровения вождей пролетарской литературы.

Если собрать всю свою волю в кулак и прочесть статьи Фадеева 30-х годов, то можно утверждать безошибочно – это не сочинения писателя, а худший вариант худшего советского канцеляризма. Он скучен и абсолютно бессмысленен. Даже в 30-е годы они были просто неинтересны. Читали их только по «идеологической нужде».

Большинство писателей, соратников Фадеева по РАППу, были просто писателями, они творили в силу своего дарования и, конечно, в зависимости от степени своего родства с генеральной линией партии – не без этого. Фадеев же вкупе с Авербахом своего практически не писали, они не опускались до беллетристики, им не положено, они – теоретики и воспитатели своих коллег. Партия им доверила пастушечий хлыст и они им пользовались в свое удовольствие – направляли, выправляли, клеймили, громили. Причем Иван Крылов со своим «Слоном и моськой» оказался не прав: в 20-е и 30-е годы любая литературная моська могла себе позволить не просто безнаказанно «лаять на слона» и в этом чувствовать свою «силу». Такие моськи оказывались сильней без всякой иронии. Литературные слоны трусливо жались по углам от этого надрывного лая.

… В мае 1930 г. в Ленинграде прошла третья Всесоюзная конференция РАПП. Фадеев на ней произнес речь «За художника материалиста-диалектика». Все советские писатели, согласно его новому теоретическому откровению, должны теперь именоваться «делателями» пролетарской литературы.

Возникает естественный вопрос: в чем суть так называемого литературного теоретизирования «пролетарских писателей»? Тем более, что Фадеев в этом деле чувствовал свою несомненную силу. Суть проста. Она – в подмене понятий, т.е. в элементарной демагогии. Вот как Фадеев, к примеру, обосновывал подход к «выработке художественного метода» пролетарской литературы. Любому писателю это вполне доступно, если он имеет талант (без него никак), классовое чутье (для пролетарского

писателя это самоочевидно) да еще владеет методом диалектического материализма (Вот где суть. Что же собой представляет этот пресловутый «метод», само собой, не поясняется, ибо нельзя пояснить то, чего нет). Прошу прощения, но на этом теория завершается. Для пролетария, видимо считал Фадеев, вполне сойдет. А прочие для рапповцев не существовали.

Чтобы оценить всю глубину теоретического мышления Фадеева времен его рапповского разгула, достаточно прочесть его доклад на I Всесоюзном съезде пролетарских писателей 3 мая 1928 г. или его пламенную речь «Долой Шиллера!» на II расширенном пленуме правления РАПП 22 сентября 1929 г. Впрочем, если не хотите разочаровываться в авторе «Разгрома», лучше не читайте.

Вряд ли мы ошибемся, если выскажем такое предположение: нельзя исключить, что Фадеев мог со временем дорасти до вполне стабильно приличного советского писателя. Но не дорос. Винить в этом следует его карьеристские предпочтения, которые он полностью удовлетворил в РАППе.

Эта организация, если несколько переадресовать слова Михаила Булгакова, оказалась «союзом профессиональных убийц». Причем упоение чужой болью приводило к одному – со временем душа вообще отказывалась воспринимать чужую беду, человек мертвел изнутри и переставал быть писателем.

Так и Фадеев: уже в конце 20-х годов, по мнению В.Г. Боборыкина, он не был писателем, у него остался лишь навык «скл'aдного» письма, который вполне сгодился для литературы агитпропа. Причем самое печальное в том, что Фадеев искренне уверовал в мощь своего теоретического дарования, он перестал различать диалектическую трескотню и научную работу литературоведа.

И не он один. Этим страдали все без исключения функционеры «пролетарской литературы». Ради утверждения идейного единовластия и в без того оскудевшем потоке советской литературы они были готовы на всё. Именно рапповцы затоптали главного редактора «Красной нови» А. Воронского, мертвой хваткой вцепились в Маяковского и до того довели вконец растерявшегося горлана, что он, лидер ЛЕФа, вступил в РАПП. Нацелили свой пролетарский оскал и на М. Горького. Достаточно полистать журнал «На литературном посту» за один только 1928 г., чтобы почувствовать аромат эпохи.

Что уж говорить о безответных М. Булгакове, Е. Замятине, А. Платонове, В. Вересаеве, Л. Леонове, К. Федине, если рапповцы наотмашь били А. Толстого и М. Шолохова (своего сочлена, между прочим).

Фадеев прекрасно проявил свою оглядочную принципиальность в истории с публикацией повести А. Платонове «Впрок» (Подробно мы ее опишем в очерке о Платонове. Пока лишь коснемся тех штрихов этой истории, которые как нельзя лучше характеризуют именно Фадеева).

Итак, в 1931 г. главный редактор «Красной нови» А. Фадеев печатает в своем журнале весьма острую сатиру на ускоренную коллективизацию – повесть А. Платонова «Впрок». На беду Фадеева повесть прочел Сталин. Фадеева вызвали в Кремль. Получив свою дозу вливания, Фадеев обещал сделать всё, что от него потребовали.

В № 5-6 «Красной нови» за 1931 г. Фадеев публикует свой критический анализ только что им же одобренной повести. И выяснил наш герой, что «одним из кулацких агентов… является писатель Андрей Платонов, уже несколько лет разгуливающий по страницам советских журналов… Повесть Платонова «Впрок» с чрезвычайной наглядностью демонстрирует все наиболее типичные свойства кулацкого агента самой последней формации периода ликвидации кулачества как класса и является контрреволюционной по содержанию».

Взял принципиальный партиец розги и сам себя высек.