От каждого – по таланту, каждому – по судьбе
Шрифт:
Неудивительно поэтому, что Фадеев так мало написал беллетристики. Менее десяти вещей. И отнюдь не общественная озабоченность тому причиной. Суть в том, что в Фадееве постоянно боролись две антагонистические натуры: художника и чиновника. И в конце концов чиновник победил художника. Сначала писатель Фадеев был вынужден по много раз переделывать написанное, затем он стал просто бояться что-либо сочинять. Он утратил былой талант. Ведь любое дарование требует постоянной подпитки. А ее не было. И дар его быстро зачах.
Поэтому когда Фадеев иногда жаловался, что его отвлекают, дергают, не дают сосредоточиться и потому он не может засесть за что-либо цельное, он лукавил. В определенном
Свое писательское credo, цель своего писательства Фадеев сформулировал в 1932 г. При этом он опирался на основную мысль своего романа «Разгром». Ради этого он его, собственно говоря, и написал, ради той же идеи и собирался продолжать свое писание: «В гражданской войне происходит отбор человеческого материала, все враждебное сметается революцией… все поднявшееся из подлинных корней революции, из миллионных масс народа закаляется, растет, развивается в этой борьбе, происходит огромнейшая переделка людей».
Похоже, что на осознании только однобокой большевистской философии гражданской братоубийственной бойни писательское сознание Фадеева так и засохло. Дальше этого оно не двинулось. По крайней мере, в довоенные годы. Описывать эту «переделку» людей и надо было подлинным советским писателям. И метод был один на всех – социалистический реализм. Только время показало, что все это мертворожденные придумки, очень далекие от задач настоящей литературы, пусть и советской.
Фадеев так и остался беллетристом с отчетливой идеологической заданностью, т.е. сам же определил срок жизни своим творениям, которые были интересны читателю, пока они сами верили в идею, под которую Фадеев сочинял.
Приведем еще одно фадеевское откровение образца 1946 г.: «Говорят, что государственный заказ, даваемый писателю, драматургу, – страшное слово. Это было страшно, пока государство было одним, а художники стояли на других позициях. Сейчас, когда искусство наше – народное, а мы – дети народа, и у нас общие взгляды, то между художником и государством существует общность, единство».
Чего в этих словах больше: демагогии или самой примитивной глупости? – трудно сказать. Скорее всего, и того, и другого поровну.
А зачем он вообще опустился до такого пошлого примитива? По простой причине: «Молодую гвардию» он писал по заказу ЦК ВЛКСМ. Все это знали из газет. Ну и что? Главное, казалось бы, не кто заказал, а как написал. Ведь и Верди свою «Аиду» писал на заказ. Но Фадеев и в этом верен себе: всю жизнь служит, служит верой и правдой, высот административных достиг небывалых, а всегда и во всем оправдывается, как школяр. Это уже не от времени сталинского, это от натуры фадеевской.
И все же главного забывать не будем: Фадеев – писатель. И начинал он по-шолоховски рано и очень даже неплохо. Еще в период работы над «Разгромом» его писательским идеалом, своеобразной творческой иконой, на которую он молился, был Лев Толстой. Фадеев в определенном смысле перенял от русского классика и манеру письма, и технику обрисовки сюжетной канвы. Это заметили и по-своему даже оценили.
Как мы и договорились еще в начале этой книги, на анализе творчества Фадеева задерживаться не будем. Скажем лишь то, что сказать необходимо: как работал писатель, как он относился к написанному и как он реагировал на критику в свой адрес.
Не грех, думаю, и повторить – писательство, т.е. сочинение беллетристики, никогда для Фадеева самодовлеющим занятием не было. Фадеев-писатель всю жизнь был вторичен по отношению к Фадееву-чиновнику от литературы.
Вот как Фадеев, к примеру, определил суть социалистического реализма. Причем сделал это в 1956 г., когда все теоретические бои по этому вопросу отошли в историю и можно было дать толкование самой, что ни на есть, квинтэссенции метода, его утвержденное «на самом верху» понимание.
Итак, социалистический реализм суть «слияние, вернее, синтез реализма и романтизма», оно «подымает реализм на более высокую ступень. Что это значит? Правда жизни, обогащенная мечтой, т.е. будущим, в условиях нашей жизни, которая развивается к совершенству, к добру, – это ли не величайшая степень реализма? Вот в чем формула социалистического реализма».
Накрутил много, а главного так и не сказал: почему реализм «социалистический»? Скажем за него: потому что «синтез реализма и романтики» ведет ко лжи, к сознательному утаиванию от литературы действительных проблем жизни человека. Это, что мы уже говорили в очерке о Максиме Горьком, есть тема Луки, любимый мотив творчества «пролетарского писателя».
Два слова об основных беллетристических сочинениях Фадеева.
В 1923 г., когда увлеченному своим делом политработнику едва исполнилось 22 года, он пишет свою первую повесть о классовой борьбе «Разлив». Начал писательство с того, что обильно унавозил в этой повести интеллигенцию, тогда это считалось признаком хорошей «пролетарской литературы». Куда пристроить своего первенца, вопросов не было. Конечно, в только что основанное издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия». Ведь он бывший комсомольский работник. Приняли с распростертыми объятиями. Так Фадеев стал своим человеком в РАППе (Российской ассоциации пролетарских писателей).
В 1925 г. Фадеев начал работать над лучшей своей вещью – романом «Разгром». В 1926 г. закончил и тогда же напечатал. Полная же версия его романа в издательстве «Прибой» в серии «Новин-ки пролетарской литературы» увидела свет в 1927 г. Книгу затем переиздавали десятки раз с многочисленными авторскими правками. Править свои вещи отныне и навсегда станет не писательским долгом, требующим постоянного совершенства созданного, а партийным послушанием писателя Фадеева: он слушал не свой внутренний голос, а «мнения» руководящих товарищей и именно они понуждали его постоянно что-то менять, перекраивать, переписывать и т.д.
Как считает И. Сухих, Фадеев первым из советских писателей отошел от литературы-агитки, от разукрашенной яркими искусственными цветами орнаментальной прозы и стал открыто учиться у русских классиков, что тогда было, само собой, явной крамолой.
И еще один, безусловно нестандартный, элемент этого романа: партизанские отряды в бой ведет человек, осложненный, как стали говорить позднее, «пятым пунктом», – еврей Левинсон. Это, надо полагать, дань времени, когда у партийного и государственного руля еще находилась масса евреев, людей игравших ключевые роли в революции и гражданской войне.