От красного террора к мафиозному государству: спецслужбы России в борьбе за мировое господство
Шрифт:
Но речь шла не только о верхушке РПЦ. Церковь была пронизана агентами госбезопасности сверху донизу.
22 января 1995 года церкви вернули храм Святой мученицы Татианы при МГУ. Настоятелем храма указом патриарха Алексия Второго был назначен Максим Евгеньевич Козлов, окончивший филологический факультет МГУ по специальности «классическая филология» (древнегреческий и латинский языки). В студенческие годы М. Е. Козлов внештатно работал в издательском отделе Московской патриархии. Возглавлял издательский отдел агент 4-го отдела 5-го Управления КГБ «Аббат» (митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим), подбиравший сотрудников руководимого им отдела по рекомендациям кураторов от госбезопасности. В итоге в издательском отделе оказались такие агенты: будущий отец Тихон (Шевкунов),
История вербовки Вигилянского интересна, показательна и уходит своими корнями в далекие 1970-е годы, когда в поле зрения старшего оперуполномоченного 1-го отделения 9-го отдела 5-го Управления майора Владимира Гусева, вовлеченного в «отработку связей» писателя Солженицына («Паука»), попал студент Литинститута Вигилянский, общавшийся с теми, кто, по заключению Гусева, распространял в самиздате произведения «объекта разработки». 1-м отделением 9-го отдела 5-го Управления руководил тогда подполковник Вячеслав Широнин, приказавший Гусеву установить «оперативный контакт» с Вигилянским, то есть попробовать его завербовать.
Как и положено в таких случаях, по этому вопросу был составлен соответствующий рапорт на установление оперативного контакта, и о результатах письменно уведомили руководство 9-го отдела. Были собраны все сведения о семье Вигилянского. Открылось, что дед его по материнской линии был осужден за антисоветскую деятельность и расстрелян в 1938 году. Отец Владимира Вигилянского, Николай Дмитриевич Вигилянский, был тогда же осужден по 57-й статье УК РСФСР и отправлен в заключение. После смерти Сталина обоих реабилитировали. Мать Вигилянского — Инна Варламова (Клавдия Густавовна Ландау) в 1967 году выступила в поддержку Солженицына, а в 1974-м подписала письма протеста против исключения из Союза писателей СССР Лидии Чуковской и Владимира Войновича.
В один из весенних дней 1976 года Гусев пригласил обьект вербовки для беседы, в ходе которой подробно расспрашивал его о знакомых из числа «диссидентов» (по классификации Гусева), и при этом недвусмысленно дал понять, что, по мнению КГБ, Вигилянский оказался в очень неприятной ситуации. Выход у него из этой неприятной ситуации один — стать агентом госбезопасности и сообщать все, что ему станет известно, о деятельности «диссидентов», или же — распрощаться с Литинститутом.
Вигилянский согласился, и тех пор в жизни агента 9-го отдела 5-го Управления Вигилянского начались серьезные изменения «к лучшему».
В 1979 году группа московских писателей (Василий Аксенов, Юз Алешковский, Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский, Владимир Высоцкий, Фридрих Горенштейн, Виктор Ерофеев, Юрий Кублановский, Евгений Рейн и др.) опубликовали в самиздате альманах, названный ими «Метрополь», в который вошли их произведения, не имевшие перспектив быть опубликованными в СССР по идеологическим соображениям. Советскими властями факт появления в самиздате неподцензурного «Метрополя» был расценен как акт антисоветской провокации, поэтому все авторы, произведения которых вошли в данный альманах, подверглись различным преследованиям со стороны властей.
Один из экземпляров «Метрополя» был нелегально вывезен из СССР и опубликован в американском издательстве супругов Профферов «Ардис». Сначала было отпечатано репринтное издание, и несколько позже — обычное, типографское. После этого супруги Проффер были причислены советскими властями к числу нежелательных иностранных граждан, а их издательство
Следующие поездки [в CCCР] были не скоро, — вспоминала Эллендея Проффер, — потому что Карлу отказали в визе, и я одна поехала в 1980 году [...] Я, конечно, была в контакте со всеми писателями [...] После этого мне [тоже] отказали [в визе]. Следующая моя ярмарка была в 1987 году, когда Карл уже умер. Мне долго не давали визу, я опоздала на три дня, и другие западные издатели сказали: мы протестуем, и мы закроем наши стенды, если ее не пустят. [...] Наших друзей арестовывали, наши друзья ходили на допросы гэбэшников. А нас не тронули — хотя следили все время [...] Только после 1990 года стало легко попасть в Россию432.
Постоянным участником этой дружной метропольско-профферовской компании был Вигилянский. Олеся Николаева, поэтесса и жена агента, вспоминала:
И вообще за нами присматривал КГБ и даже порой откровенно «следил» глазами своих сотрудников, потому что мы дружили и с иностранными корреспондентами, и с Профферами, и с «метропольцами», которые были тогда в опале.
Контакты советских граждан с иностранцами, в особенности — с западными журналистами, строго отслеживались органами госбезопасности. Партийные органы и КГБ в те годы исходили из того, что именно эта категория тенденциозно собирает информацию, «порочащую государственный и общественный строй» СССР, которая затем распространяется за рубежом, нанося политический вред стране. Но Вигилянские, несмотря на слежку со стороны госбезопасности, неприятностей не имели, поскольку Вигилянский и был агентурой КГБ.
В 1982 году, по согласованию со своим куратором из КГБ, Вигилянского взяли на работу в качестве внештатного сотрудника в Издательский отдел Московской патриархии, где он оставался до 1986 года. В 1988 году его, беспартийного, приняли на службу в печатный орган ЦК КПСС журнал «Огонек», где с 1987 года работал агент КГБ Юмашев. Там Вигилянский стал членом редколлегии, утверждаемой Секретариатом ЦК КПСС.
В 1990 году Вигилянского приняли в члены Союза писателей СССР и осенью того же года отправили в США для чтения лекций, хотя известным литератором он не был. Преподавал он в том числе в Мичиганском университете в городке Энн Арбор, где жили Профферы и располагалось издательство «Ардис». Вернувшись, работал журналистом в различных российских изданиях, в 1995 году неожиданно стал дьяконом, а несколько позже — священником и руководителем пресс-службы патриарха Московского и Всея Руси.
Церковь интересовала госбезопасность по целому ряду очень серьезных причин. Речь шла не только о контроле над мыслями верующих и над самими верующими, но и о возможности использовать учреждение для выхода на церкви во всем мире, на заграничные ответвления РПЦ, на российскую и советскую эмиграцию, часто с церковью связанную.
Еще в 1978 году по рекомендации Питовранова приказом Андропова было создано специальное подразделение, занимавшееся в ПГУ исключительно эмигрантами из Советского Союза. Оно называлось «Отдел № 19». С конца 1980-х его возглавлял полковник Юрий Миткавючус. Задачей этого подразделения было создание надежных агентурных позиций в советской/русской эмиграции, прежде всего среди эмигрантов второго и третьего поколения, вошедших в истеблишмент стран проживания. Этот же отдел был вовлечен в проект по ликвидации «антисоветской» Русской православной церкви за рубежом (РПЦЗ). Ликвидация эта внешне должна была выглядеть как добровольное объединение РПЗЦ с подконтрольной госбезопасности Московской патриархией.
В числе тех, кто в этой связи особенно интересовал госбезопасность, был видный деятель РПЦЗ протопресвитер Александр Киселев, родившийся в 1909 году в Тверской губернии. После революции 1917 года его семья уехала в ставшую тогда независимой Эстонию, поскольку отец был родом из Юрьева (Тарту). Несколько последующих десятилетий Александр прожил в Прибалтике. Именно там он стал участником одного из наиболее значимых явлений русской церковной жизни первой половины ХХ столетия — Русского студенческого христианского движения (РСХД).