От Кульджи за Тянь-Шань и на Лоб-Нор
Шрифт:
Торговля в Курле не велика: самый зажиточный купец, как нам сообщали, торгует здесь не более как на 10 ямбов серебра, т. е. на тысячу рублей. Сами мы и [ни] в первое [и] ни [во] второе посещение не были внутри описываемого города. Туда даже не пустили наших казаков, говоря, что всё нужное доставят на дом.
Сельские местности в окрестностях Курли расположены, как вообще в Азии, отдельными фермами; при каждой фанзе находится сад. Из плодов здесь родятся: яблоки (плохие), груши, грецкие орехи, джида, шелковица. В особенности славятся груши, которые сохраняются до мая. Из огородных овощей разводятся в большом количестве арбузы, дыни. Последние превосходного качества и сохраняются почти до весны. Для этого после сбора их кладут тут же в огородах на землю, покрывают соломой и держат таким образом целый месяц. Затем относят в закрытые помещения, где укладывают в один ряд на солому и сверху покрывают ею же. По временам запас осматривается,
Посадка дынь производится в начале апреля. Земля (глина) разбивается на грядки длиною в сажень или немного более и в ширину около аршина; в этих грядках на расстоянии около двух футов или немного менее садятся семена. В пространство между грядами пускается из арыков вода, которая впитывается в почву. Прямо ни семян, ни ростков не следует поливать. Притом поливка из арыков производится, как говорят, только два раза: при посадке семян и когда плоды уже довольно велики.
В Курле иногда случаются при сильных ветрах с Тянь-шаня морозы даже в мае; тогда дыни, арбузы и все фрукты пропадают. 27 апреля я сам наблюдал мороз в 1° на восходе солнца. Цветы абрикосов и персиков были побиты.
24–30 апреля. Прибыли в Курле. 28-го числа свидание с Бадуалетом. Приём превзошёл всякие ожидания. Подарили Бадуалету три ружья: двухствольный штуцер американской системы (1 ствол внизу другого); магазинный штуцер Henry Martin о 17 выстрелов (к нему 200 патронов) и ружьё Бердана с 300 патронов; Заман-беку подарил свой старый штуцер Ланкастера, с которым я выходил прошедшую экспедицию. Ещё пришлось подарить только револьвер Кольта правителю Курли да нейзильберное зеркало и бинокль секретарю Бадуалета. Противоположно монголам и китайцам, здешние чиновники оказались не падкими на подарки. Вероятно потому, что боятся Бадуалета… Во все время пребывания в Курле нам каждый день утром приносили дастар-хан, т. е. угощение: чай, сахар, сахарные лепёшки и баранки и зёрна урюка в сахаре; к этому ещё прибавлялись битые белки с молоком и сахаром в чашках. На обед или на ужин приносили пилав и суп.
Вообще теперь нас приняли несравненно лучше, нежели прошедшей осенью [105] . Впрочем, и теперь к нам никого не пускали из местных жителей, кроме присланных Бадуалетом; казаки также не ходили на базар; да и незачем было. Впрочем, Заман-бек просил меня не отпускать казаков в город во избежание каких-либо неприятностей.
30 апреля. Утром выступили из Курли в сопровождении Заман-бека, секретаря Бадуалета и градоначальника города Курли. Последние двое были приставлены, чтобы блюсти, кроме нас, и за Заманом. Всего с нами поехала орда человек 20. Удобно весьма делать научные исследования! Одно радует, что это последнее наше испытание. Несмотря на мою просьбу, нас повели на Кара-шар, где переправа на плоту; мы должны были рисковать переправою вброд через Хайду-гол на прежнем месте, т. е. в уродище Хара-мото.
105
Вздор [приписка на полях дневника].
Климат апреля. Жары больше, чем у нас в июле. Правда, с начала месяца еще по утрам перепадали (два раза) небольшие морозы, но вскоре и они кончились. Жарко и душно стояло не только днём, но и ночью. Воздух постоянно был наполнен густой пылью, правда, отчасти ослаблявшей действие солнечных лучей, но зато производившей духоту. Максимум температуры в полдень был +34°,4 в тени. Впрочем, как и вообще в пустынях Средней Азии, разница между температурой в тени и на солнце была незначительна. Сухость воздуха, даже на берегу Тарима, не говоря уже о соседней пустыне, достигала страшных размеров. Из наших вещей всё, что могло иссохнуть, потрескалось и полопалось. Дни стояли большей частью или совершенно тихие или с бурей; последние (всего шесть) случались реже, нежели в марте, но все от востока и северо-востока. В полдень и после него часто крутились вихри, иногда очень сильные. По ночам становилось обыкновенно немного светлее, нежели днём, пропадали перистые облака, но всё-таки звёзды были видны очень слабо, да и то лишь ближайшие к горизонту. Кроме пыли, небо почти постоянно днём было подернуто лёгкими, вероятно, перистыми облаками; совершенно ясных дней не было ни одного.
Вследствие жаров вода не только в озёрах, но даже и в Тариме нагрелась сильно, до +20°,2; температура почвы и половине месяца достигала на 1 фут +14°,7, на 2 фута +12°,5.
В городе Курле, лежащем у нижней подошвы Тянь-шаня, характер погоды изменился. Сделалось значительно прохладнее; увидели мы и голубое небо. Впрочем, и здесь не только сильные, но даже умеренные ветры, дующие с пустыни, приносят густую пыль; тяньшанские же ветры холодные; так, в бурю 26-го числа, термометр
106
Буря длилась без перерыва 1 1/2 суток [приписка на полях дневника].
В половине мая, когда мы пришли на Юлдус, растительная жизнь развернулась здесь еще весьма мало. Много было работы солнцу растопить глубокий зимний снег и согреть оледеневшую почву [107] . Не скоро мертвящий холод уступил место благотворному теплу. Не только в мае, но даже и начале июня шла еще здесь борьба между этими Ариманом и Ормуздом (46).
Ночные морозы [108] , холодные западные и северо-западные ветры, по временам даже снег [109] , как нельзя более задерживали развитие весенней растительности. Но привычны здешние травы и цветы к подобным невзгодам. Дайте им только днём несколько часов тепла, — и эти дети весны не замедлят развернуть свою недолговечную жизнь.
107
Зимой на Юлдусе, как говорят, выпадает снег от 2 до 4 футов глубиной; по горам же и более. Морозы стоят весьма сильные. В половине мая мы встретили еще на реке Хорёты-гол на абсолютной высоте 8 500 футов очень большие пласты льда, толщиной 2–3 фута.
108
До —2,3° в начале июня.
109
В последней трети мая снег (довольно глубокий) выпадал в горах до 9 000 футов абсолютной высоты.
Так в горах вообще, а в азиатских в особенности. Лишь только перевалило за вторую половину мая, — с каждым днём начали прибывать новые виды цветущих растений. Везде по влажным склонам гор и по долинам показались жёлтые головки дикого чеснока — Allium [дикий лук] и низкорослый лютик; в меньшем числе — Pedicularis [мытник] и Viola [фиалка]. На более сухих местах запестрели голубые головки прострела — Pulsatilla [сон-трава], а по скатам холмов рассыпались мелкие, красноватые цветки Primula [первоцвет]. Позднее, на сухих каменистых скатах расцвела камнеломка — Saxifraga; наконец, начал цвести низкий, колючий кустарник — Caragana.
По горным долинам, возле ключей, а особенности на солнечном припёке, в конце описываемого месяца показались незабудки — Myosotis, росянка — Drosera, подмаренник — Gallium, белые и жёлтые одуванчики — Leontodon; тут же по скалам: горошек — Vicia, лапчатка — Potentilla, звездчатка — Stellaria и др.
На степной равнине Юлдуса растительность не богата, хотя трава большей частью хорошая для корма скота. Здесь цветы красовались лишь по влажным местам, возле речек, и то не в обилии. Кроме двух видов прострела, местами цвели голубой касатик (Iris) и кукушкины слёзы, а по сухим глинистым местам во множестве пестрели крошечные белые цветки камнеломки. Вот и только! На озёрах и кочковатых болотах по берегам Бага-Юлдус-гола было ещё беднее; цветущих растений здесь не имелось вовсе.
Животная жизнь на Юлдусе весной была обильнее, нежели встреченная нами здесь прошедшей осенью. Правда, звери оставались те же, но зато теперь проснулись от зимней спячки тарбаганы, и их свист очень часто раздавался по горным долинам. Ещё более заметно было прибыли среди птиц, в особенности мелких пташек, которые, как и везде весной, жили радостно, пели и веселились по целым дням. В суровых скалах альпийской области теперь слышалось прекрасное пение завирушки — Accentor altaicus, клокотанье и свист уларов — Megaloperdix nigellii; здесь же встречались ласточки — Chelidon lagopoda, не разбившиеся еще на пары стада Leucosticte brandtii [туркестанских вьюрков] и изредка раздавался свист стенолаза — Tichodroma muraria.