От любви не спастись
Шрифт:
Он не знал, как вести себя рядом с такой неестественно спокойной, отрешенной и космически недоступной Бет.
– Ничего, у меня их много.
Она покачала головой:
– Не собираюсь плакать.
– Может, стоило бы.
– С какой стати? – Бет нервно сжала кулаки. – Не надо меня жалеть, Рафаэль. Я даже не была знакома с настоящей Элизабет.
– Но ты расстроена.
– Конечно, я расстроена! Ты бы тоже чувствовал себя неважно, если бы побывал на собственной могиле.
Рафаэль вздрогнул, внезапно осознав, где они находятся с точки зрения Бет. Достоинство, с которым она переносила
– Пора идти, Бет, – сказал он, взяв ее за руку.
Бет отшатнулась:
– Я уже не Бет, забыл? Я Габриэла.
На щеках девушки выступили красные пятна, глаза лихорадочно блестели.
– Уверен, Наварро будут по-прежнему называть тебя Бет, если ты хочешь.
– Я хочу, чтобы все это оказалось кошмарным сном, – отмахнулась она. – Но вряд ли могу рассчитывать на счастливое пробуждение. Какой смысл просить их называть меня Бет, если такого человека не существует?
– Ты существуешь…
– Меня нет!
Резкость ее тона поразила Рафаэля.
– Ты…
– Пойдем, Рафаэль. – Она решительно повернулась и быстро зашагала через кладбище к машине, припаркованной у обочины дороги. Он медленно последовал за ней, впервые в жизни не зная, что сделать, что сказать…
Сидя в машине рядом с Рафаэлем, увозившим ее прочь от могилы Элизабет Лоуренс, Бет давилась обжигавшими глаза и горло слезами. Ей хотелось не просто плакать, а рыдать в голос от удушающей боли и жалости к двухлетней девочке, похороненной на сельском кладбище под серым камнем. И к себе.
Если ей было так плохо после визита к маленькому надгробию, что должны были испытывать Эстер и Карлос Наварро после исчезновения любимой дочери, не зная, жива она или мертва? Как они страдали, если предпочли расстаться, потому что больше не могли смотреть друг на друга без мыслей о ребенке, которого потеряли?
Что касается Цезаря… Грейс рассказывала, что чувство вины за исчезновение сестры витало темной тенью возле его сердца почти всю сознательную жизнь. Габриэлу похитили из прогулочной коляски в парке, когда няня отошла, чтобы помочь Цезарю достать застрявшего в кустах воздушного змея.
Трагедия заключалась в том, что при всем сочувствии к Наварро она не могла просто сунуть ноги в дизайнерские туфли Габриэлы и стать их потерянной дочерью. Точно так же она не могла открыть в себе кран, из которого хлынула бы любовь ко всем членам семьи. Она могла быть Габриэлой Наварро – теперь у нее не было другого выхода, кроме как принять это, – но сильно сомневалась, что это именно та Габриэла, которую помнила и ждала семья.
Возможно, со временем она научится любить их всех, хотя с Цезарем придется сильно постараться, но будет ли ее любви достаточно, чтобы утолить эмоциональный голод, от которого они страдали двадцать один год?
Брак Грейс и Цезаря поможет, хотя бы потому, что ее сестра – любимый, знакомый человек – станет частью той же семьи, к которой теперь принадлежала Бет. Но вряд ли сократит эмоциональную дистанцию между Бет и семьей Наварро. Эстер и Карлос были приятными
– Хочешь остановиться где-нибудь на ранний ужин?
Бет повернулась и несколько секунд молча смотрела на Рафаэля, не понимая вопроса, не в силах вырваться из серого тумана тяжелых мыслей. Она взглянула на часы – половина седьмого вечера. Значит, она провела у могилы Элизабет около двух часов.
Ей не хотелось возвращаться в хэмпширскую усадьбу, где Рафаэль немедленно бросится звонить Цезарю с докладом о поездке на кладбище. Бет не чувствовала голода, ее даже слегка подташнивало, но она была готова притвориться голодной и сделать остановку на ужин, чтобы потянуть время. По крайней мере, один или два бокала вина придутся очень кстати.
– Что, управляющий все еще не нашел повара? – Она сделала слабую попытку поддразнить Рафаэля.
– Не знаю, – ответил он без улыбки. – Просто подумал, что тебе пока не хочется возвращаться туда.
И угадал. Удивительно, насколько хорошо Рафаэль изучил ее за такое короткое время.
– Ранний ужин – отличная идея. Спасибо.
– Остановимся в ближайшем приличном месте.
Рафаэль догадывался, какой сумбур царил в прелестной головке Бет с той минуты, как они покинули Стоплей. Несмотря на сложные отношения с отцом, он всегда знал, кто он и чего от него ожидают. Поэтому он только теоретически мог представить себе степень растерянности Бет – ее скорбь по маленькой Элизабет, должно быть, накладывалась на необходимость все-таки согласиться с тем, что она так долго отрицала. Признать себя Габриэлой Наварро, дочерью Карлоса и Эстер, сестрой Цезаря.
Однако через несколько минут, когда он припарковался возле старомодной сельской гостиницы, ему показалось, что Бет волевым усилием отогнала от себя все неприятные мысли.
– Мило, – одобрительно улыбнулась она, выходя из машины.
Но Рафаэля мало интересовал живописный ландшафт, он пытался не дать себе снова опасно разволноваться от близости Бет. Ее огромные карие глаза на бледном лице были полны печали, волосы терпко пахли цитрусами, облегающие коричневые брюки и свитер подчеркивали женственные изгибы стройного тела.
Бет взглянула на Рафаэля, и у нее перехватило дыхание от желания, горевшего в глазах, которые он не мог от нее отвести.
– Поцелуй меня, – попросила она, делая шаг навстречу.
– Зачем?
– Честно?
– Да.
– Я хочу… я должна знать, что я существую, Рафаэль! – Ее глаза потемнели. – И что это все еще я…
В такой просьбе он не мог ей отказать. Не отводя взгляда, наклонил голову, накрыл ртом полные, чувственные губы. Он намеревался поцеловать ее нежно, предлагая скорее комфорт и утешение, чем страсть, но его благие намерения улетучились, как только он почувствовал ее вкус. Уступая своей неодолимой потребности, Рафаэль жадно впился в рот Бет. Его руки обвили тонкую талию, тесно прижимая к себе податливое тело, напрягшаяся под тканью брюк плоть удобно уперлась в ложбинку между ее ног.