От милиционеров к ментам
Шрифт:
Можно сколько угодно играть в реформы МВД, делать вид, что что-то меняется, самим себя реформировать, но пока милиция-полиция работает на статистику, суть идущих процессов не изменится. Я уверен, что правоохранительные органы не должны иметь прямого отношения к статистике. Она должна лишь бесстрастно фиксировать все, что происходит в действительности в сфере правонарушений, давая понять, достаточен ли личный состав, хорошо ли он экипирован и как можно повысить эффективность работы милиции.
В связи с этой самой пресловутой раскрываемостью у меня произошел как-то интересный случай. В один из дней я был дежурным по отделению милиции по линии уголовного розыска. Поступает нам заявка о совершенной квартирной краже в районе Покровки. Машин у нас тогда было мало, и я просто на общественном транспорте добрался до места происшествия (благо, проезд тогда для нас был бесплатный). Картина, вижу, обычная: квартира находилась на первом этаже, и грабитель проник в нее
Что делать: пошел «шерстить» по территории – конечно, не один. В этом отношении мы все дружно работали, независимо от того, чья «земля». Начали проверять: кто из новых жильцов появился, кто чем торгует, кто загулял, ну и так далее. Собираем информацию: кто шепнет на ухо, кто и «стукнет» по старой привычке, а мы все обрабатываем, проверяем.
Тут в поле нашего зрения и попал один паренек. Назовем его Николаем. Загулял парень, без работы болтается, пьет. Живет один в коммунальной квартире. Соседи подтвердили, что видели, как пьяный Николай тащил домой вещи. Пришли мы к нему в гости, а у него еще и барахло, и бытовая техника в комнате лежат. Сверили все – наша техника, та самая, из квартиры. Николай признался, делать был нечего, рассказал, куда остальные вещи продал. Собрали, оформили мы все как следует. И я, гордый, доложил руководству: так и так, раскрыл преступление, и не просто преступление, а квартирную кражу, давайте следователя, возбуждать уголовное дело надо. Как-то странно посмотрел на меня наш руководитель Лукин Александр Иванович и говорит: «Бери-ка материал и иди докладывать начальнику отдела». Я так и обалдел, с чего это вдруг? А Лукин мне и объясняет, что выезд следователя возможен только с личного указания начальника отдела. Делать нечего, я материал в руки и вперед.
Приезжаю на Садовую – там находился кабинет начальника отдела и следствие. В то время начальником у нас был Ландышев Эльмир Михайлович: невысокого роста, плотный, рыжеватый. Хитрый до ужаса, но своих сотрудников в обиду не давал. Знал, кому что на самом деле надо и как решать свои и чужие проблемы, и его очень уважали. Дважды лично от министра получал внеочередные звания: подполковника и полковника.
Вот ему я и докладываю, что была совершена квартирная кража два месяца назад. В результате оперативно-розыскных мероприятий мы раскрыли преступление, преступник задержан, вещи изъяты, необходим следователь для возбуждения уголовного дела. Тут Эльмир Михайлович мне и говорит: «Почему ты приходишь через два месяца с этим материалом? Где ты все это время был? Почему материал своевременно не был зарегистрирован? Почему следователь не был вызван сразу на место происшествия?». От этих разных «почему» я совсем растерялся. Отвечаю, что, мол, не я все эти вопросы решаю, я только опер, я выехал на место происшествия, по указанию руководства все оформил, раскрыл преступление, а дальше все это не от меня зависело – и не ко мне вопросы
Выслушал Ландышев меня и вроде бы смягчился. Говорит мне: «Прошло два месяца, а мы тут возбудим уголовное дело, чем я объяснять буду прокуратуре, что своевременно не зарегистрировали и не возбудили его? Тебя же таскать будут, это раз. Второе: вот видишь схему?», – и показывает на стену. Встает из-за стола и подводит меня к таблице раскрываемости преступлений, которая висит у него на стене в кабинете. «В этом году уже совершено восемь квартирных краж, а прошло только полгода. В прошлом году их было 14. Значит, за оставшиеся полгода мы можем возбудить только шесть таких дел, иначе будет рост. А мы с тобой этого допустить не должны. А если будет совершена серия краж, их ведь не спрячешь. Все понял?».
Я, конечно, понял. «Бери, – говорит, – свой материал и иди с ним куда хочешь, делай с ним что хочешь». Я и пошел, преисполненный сутью государственной политики раскрываемости преступлений и недопущения роста их количества.
Ну а с тем материалом что? Да ничего особенного – я сам выступил и следователем, и судьей. Вернул все вещи потерпевшим и приобщил Николая к гуманным методам борьбы с преступностью.
ЕКАТЕРИНА.
Дело
Милиции в эти дни особенно доставалось, дежурили в авральном порядке, усиленные наряды выставлялись на наиболее уязвимых и опасных участках. Но, тем не менее, преступления совершались.
В одну из ночей на Синем мосту, кстати, и самом широком в Ленинграде, нашли труп молодого человека с ножевым ранением. Свидетели показали, что была драка между парнями, потом все разбежались, а он один остался лежать.
В то время убийство было настоящим ЧП для города, совсем не как сейчас. Сразу же подключался Первый отдел Главка, так называемый «убойный». Там работали лучшие опера города, одни «зубры». В Первом отделении милиции был создан штаб по раскрытию преступления на Синем мосту, и возглавлял его начальник отдела Илюшкин Петр Иванович, в то время – легенда уголовного розыска Ленинграда. Со всех районных отделов милиции города были присланы вспомогательные силы, человек 40, и началась обычная процедура: обход территории для выявления свидетелей, проверка так называемого "подучетного элемента" – ранее судимых, проверка связей погибшего и т.д. Учитывая, что преступление было совершено на нашей территории, включили, конечно, и нас – оперов отделения и меня в их числе. Распределял все задания и отслеживал их исполнение Милюхин Дима. Ему понравилось, как я работал на предыдущих делах, и он, так сказать, приблизил меня к себе. Конечно, я был горд этим, но за это приходилось расплачиваться: каждый вечер подведение итогов заканчивалось… выпивкой. Вообще-то я не очень отношусь к этому делу, а тут еще и каждый день, тяжело мне приходилось (пусть и звучит это, как шутка). Да и жена заметила, ворчать стала – мол, что это за новости такие, мало того, что приходишь черт знает, когда, так еще и поддавший. Но работа есть работа, надо держать марку. Дима предложил как-то перейти работать в их отдел, но я честно признался, что не смогу выдержать столь напряженный "график". Дима согласился со мной, что это существенный недостаток, и на этом все разговоры закончились.
Сам Дима был заводной мужик, если где-то случалось какое-то ЧП, он обязательно подключался и помогал организацией. Я у него многому научился.
Так вот, раскрытием убийства на мосту мы занимались, но и от дежурства по отделению нас никто не освобождал. Дима часто оставался со мной дежурить, за компанию. В одно из моих дежурств рано утром приходит девушка, назовем ее Екатерина, и заявляет, что ночью она познакомилась с тремя парнями в Сашкином саду, они гуляли по городу, а под утро парни завели ее в одну из пустующих квартир у Исаакиевского собора (тогда еще такие были) и по очереди ее изнасиловали. Катерине было 17 лет, изнасилование несовершеннолетней было уже совершенным ЧП, поэтому дело уголовное возбудили сразу. Таким образом, оказалось у нас в руках два уголовных дела – убийство парня на мосту и изнасилование Екатерины.
К делам сразу подключился Дима и предложил организовать в течение трех дней ночную облаву: надо было все-таки уточнить, кто бывает в Сашкином саду постоянно (по показаниям потерпевшей, у ее обидчиков в Сашкином саду были знакомые, по поведению ребят было видно, что они там – не в первый раз), и провести опрос.
Представьте себе: Ленинград, белые ночи, масса народу – и облава.
Имена преступников Екатерина знала, и мы предположили, что мысли об изнасиловании у них возникли только под утро – поэтому имена эти настоящие, они их от нее не скрывали. Собрались мы в отделении около полуночи, нас было человек десять. Вышли все в Сашкин сад и решили задерживать у памятника. Окружили людей на территории и стали им объяснять, что совершено серьезное преступление, необходимо пройти в отделение милиции, где мы со всеми познакомимся и потом всех отпустим – нам необходима помощь. Народ в то время у нас был сознательный, никто не сопротивлялся, не возмущался, не буянил. Построились в колонну и направились в отделение.
Трудно себе даже представить, что было бы, если такое сделали бы сейчас. Но тогда это было возможно, да и вообще народ был более сознательным – я помню, как в Союз, и в том числе в Ленинград, приезжал в первый раз президент США. Дали команду: собрать всех валютных проституток и бомжей в отделение милиции и там держать. Сутки они сидели, и никто не возмущался, понимали, что политическая обстановка того требовала – не зря, что называется, по утрам политинформацию проводили.
В общем, привели мы народ в отделение милиции и разбрелись по кабинетам, начали опрос. Кто таких ребят знает, кто видел с девушкой и т.д. Так мы работали три ночи подряд. Наконец, на третью ночь, когда мы потеряли почти всякую надежду хоть на какой-нибудь положительный результат, наткнулись на одного парня, который заявил, что знает одного из парней.