От милиционеров к ментам
Шрифт:
Тут же мы установили, кто он, где живет – и выехали на задержание. Когда появились у него дома, то сразу же поняли, что попали "в цвет": он нас ждал. Дальше уже пошла техника: допросы, опознание. Он раскололся, рассказал, с кем был, и дал подробные показания. Оказалось, что двое других парней работают на Ленинградском адмиралтейском объединении (ЛАО). Едем мы вместе с потерпевшей и по фотографиям производим опознание. Тут же в цехе их и задерживаем. Оказалось, что вовремя: они уже знали, что их ищут, собирались уволиться и уехать в деревню. Все были задержаны, признались в изнасиловании. И тут приходят результаты судебно-медицинской экспертизы. Оказалось, что, после изнасилования тремя парнями, девушка Екатерина осталась девушкой, такое вот у
ХАЛАТНОСТЬ.
Говорят, от сумы да от тюрьмы не зарекайся. Особенно для меня это актуально сейчас, когда, по прошествии десяти лет после выхода на пенсию, я очутился под следствием… . Но это со мной произошло не впервые. Мое первое столкновение с советским правосудием показывает, насколько в нем было много формализма.
Дело было где-то летом 1980 года. Я тогда работал старшим группы дознания Октябрьского РОВД Ленинграда. В то время отделов дознания как таковых не было: роль дознавателей выполняли участковые инспектора и инспектора уголовного розыска, назначенные приказом начальника отдела. Ну а для руководства ими назначался старший группы. Вот этим самым старшим и был я.
В одной из коммунальных квартир района, а их тогда было процентов 80-90, проживали два бывших милиционера Первого отделения милиции: Николай и Петр.
Раньше они работали вместе, вместе же получили комнаты в одной квартире – и отношения между ними были хорошие. Потом их пути-дорожки по работе разошлись, но совместное проживание, разумеется, осталось. Оба они были женаты. Николай, когда женился, переехал жить к жене, а Петр остался в своей комнате. Комната Николая пустовала, и Петра это очень устраивало, ведь фактически у него получалась отдельная квартира: комнат-то всего две и было.
Время шло, и у Николая где-то в деревне подрос племянник. И вот в один прекрасный день он приехал к своему дяде – учиться в ПТУ.
Разумеется, имея отдельную комнату в коммунальной квартире, Николай туда и поселил своего племянника. Однако появление постороннего парня для Петра, уже привыкшего к отдельной квартире, стало очень неприятным сюрпризом. Он начал потихоньку притеснять парня: то посуду за собой не помыл, то в туалете воду не спустил, то не там встал, то не там сел… Парень приехал из села, привык старших слушаться, но все же не вытерпел и пожаловался дяде: так, мол, и так, душит меня Петр, не дает проходу в квартире. Николай, естественно, разозлился и приехал поговорить с Петром.
Разговор между ними был сложный: каждый отстаивал свою сторону. Петр доказывал, что парень ведет себя плохо и его надо наказать, Николай – что Петр почем зря его обижает. Разругались они окончательно и разошлись, каждый будучи убежденным в своей правоте. Через некоторое время между Петром и племянником Николая произошел конфликт, и Петр, будучи крепким и здоровым мужиком, избил парня, при этом выбив ему несколько зубов.
Узнав обо всем случившемся, Николай не стал прибегать к самосуду, а подал заявление в милицию о привлечении Петра к уголовной ответственности. Это заявление передали на рассмотрение в группу дознания, то есть в мою группу, для проверки. Поручил я этот материал Антонине. Девушка она была добросовестная и грамотная, пришла к нам после окончания Высшей школы милиции (теперь это уже университет МВД). Антонина добросовестно всех опросила, выяснила суть произошедшего и, для решения вопроса о возбуждении уголовного дела, направила материалы на судебно-медицинскую экспертизу. В зависимости от итогов этой экспертизы, а именно выводов о степени тяжести полученных парнем телесных повреждений, и необходимо было решать: передавать материалы в следствие, если средняя степень тяжести, или направлять заявителя в суд – если легкая степень тяжести (возбуждать уголовное дело при нанесении телесных повреждений легкой степени имел право только суд или прокурор).
В нашем случае
Антонина, получив обратно материал, возбудила уголовное дело, провела необходимые следственные действия и вернула уголовное дело в следствие. Все это заняло около двух месяцев, еще два месяца шло расследование, а потом его направили в суд для рассмотрения. Все было проведено грамотно, и про дело это мы практически и забыли: рядовое, никаких проблем.
Прошло где-то около года. Неожиданно меня вызывают в следствие городской прокуратуры. Толком по телефону следователь мне ничего не сказал: «Приезжайте, я все объясню» – вот и весь разговор. Что делать – пришлось ехать. Пришел я к нему, и он – на удивление молодой и зеленый, хотя обычно в то время в следствии работали настоящие «зубры» – мне пересказывает настоящую жизненную трагедию.
Оказывается, Петр, участник нашего уже полузабытого дела, решил отомстить Николаю – за повестку в суд. Николай жил, как мы знаем, в отдельной квартире на Петроградской стороне, и адрес ее был известен Петру. Взял он с собой штык, который хранил дома, и направился туда – видно, заклинило его серьезно. Дело было под вечер. Когда Петр позвонил в квартиру, двери ему открыла двенадцатилетняя дочка Николая. Дома больше никого не было. Петр зашел в квартиру, убил девочку штыком, а сам спрятался за шкаф, в прихожей – стал ждать Николая. Когда Николай пришел домой, Петр набросился на него и попытался ударить. Однако Николай оказался крепче, выбил штык у Петра из рук, и они начали бороться. Петр понял, что ему не одолеть Николая, вырвался и убежал. Бегал он недолго: его быстро задержали, осудили и посадили за убийство, дали 14 лет лишения свободы. Обжалуя решение суда, в своей жалобе на имя Генерального прокурора СССР, Петр написал, что к решению как разрешить конфликт с Николаем, его привела волокита по материалу уголовного дела в отношении избиения парня. Волокита, конечно, со стороны работников милиции.
Рассматривая жалобу, один из замов Генерального наложил на нее резолюцию: «Возбудить уголовное дело в отношении работников милиции и о результатах рассмотрения дела – доложить».
Вот такая нам на голову резолюция… В качестве разъяснения для читателя – рассмотрение (а не расследования) дела возможно только в суде.
Допросил меня подробно следователь и говорит: «Ну что, готовьтесь к предъявлению обвинения». Я так и опешил. Спрашиваю его – мол, а как вы видите связь между тем, что мы делали, и совершенным убийством? А он указывает мне на резолюцию и говорит: «Связи нет, но есть резолюция, где указано черным по белому, что докладывать надо о результатах рассмотрения дела, а это возможно только в суде.».
Расследовали это дело около шести месяцев. Я заработал на нем язву и отлежал месяц в больнице. Я понимал, что резолюция есть резолюция и им кого-то надо привлекать к уголовной ответственности, чтобы отчитаться перед начальством. И наплевать, виноват ты или нет, это уже никого не волнует, отдадут под суд и осудят. Все прямо как сейчас, видно, корни одни и те же.
Однако мне повезло: вмешалось руководство, доложили прокурору города, и как-то обошлось – прокурор принял решение о прекращении уголовного дела из-за отсутствия состава преступления. Нас всех, кто был причастен к этому делу, подвергли дисциплинарным наказаниям, хотя волокиты по этому делу не было – как и вины нашей.