От Русичей к Россиянам

Дёмин Валерий Михайлович

Следует всё же сказать, что с назначением начальником Генерального штаба Шапошникова, военно-теоретическая работа приобрела системность и определённую плановость. К концу 30-х годов вышел ряд работ действительно заслушивающих внимание. Во-первых, это труд самого Шапошникова «Мозг армии», который сыграл большую роль в организации работы Ставки Верховного Главнокомандования и Генерального штаба в годы войны. А также труд комдива Меликова «Стратегическое развёртывание» и другие. К сожалению, этот выдающийся труд не был должным образом изучен, а поэтому не мог оказать помощи и практическом развёртывании вооруженных сил. И, тем не менее, каждый ознакомившийся с этим трудом, способен определить, насколько правильно осуществлялось развёртывание той или иной армии. В начальный период Великой Отечественной войны

комдив Меликов сразу же увидел просчёты, которые допустил Сталин и начал высказывать критические замечания. Не удивительно, что эта критика стоила ему жизни.

Возникает вопрос, мог ли Шапошников повлиять на решение Сталина? Думается, не следует переоценивать способности Шапошникова. В каких-то вопросах он разбирался хорошо, а в каких-то и не очень. В частности, в вопросах срыва стратегического развёртывания противника и однозначно наступательного характера боевых действий Красной Армии, он, несомненно, разделял взгляды Сталина. Эти взгляды, в то время, разделяло все ближайшее окружение Сталина (Ворошилов, Будённый и Тимошенко). Именно эти люди считали, что стратегия это дело только высших руководителей армии и государства. В этой связи Шапошников, будучи начальником Генерального штаба Красной Армии, в 1937 году отменил, естественно, с согласия Сталина, курс стратегии в академии Генерального штаба, под предлогом теоретической неготовности этого курса, что, естественно, не могло не сказаться отрицательно в ходе Великой Отечественной войны. Это был крупный организационный просчёт. Конечно практическая стратегия это дело высших военно-политических руководителей государства. Но если они запрещают изучать вопросы военно-политической стратегии науке, они сами лишают себя прочной опоры в предстоящем практическом управлении военно-политическими процессами. Г. Жуков, включённый в начале 1941 года в состав этого окружения, тоже был сторонником активных наступательных действии. Все они были практиками в строительстве и использовании вооружённых сил. Все они не имели возможности глубоко и всесторонне изучить опыт прошлых войн. Отсюда их личная подготовка обнаруживает немало пробелов.

В этой связи Г. Жуков, после разгрома японцев на Халхин-Голе, стал ещё более активным сторонником наступления, чем прежде. Думается, инициатором докладной записки, поданной им и Тимошенко Сталину в мае 1941 года, был всё же Г. Жуков, который хорошо понимал, для чего предназначена армия вторжения. И если она не наносила удара первой, то утрачивался всякий смысл её сосредоточения и развёртывания. На Г. Жукова, как на последовательного сторонника наступления и то время, указывает так же тот факт, что в самом начале войны он, будучи послан на Юго-Западный фронт, заставил командование этого фронта проводить контрудары силами механизированных корпусов. В то время, как обстановка настоятельно требовала перейти к сдерживающим действиям и организации прочной обороны по линии старой государственной границы.

Однако Г. Жукову нужно отдать должное. Как практик военного строительства, он не опирался на господствующие теории, как на каменные стены. Если они расходились с боевой практикой, он быстро отменял их и искал методы и способы для разгрома противника. Эта важнейшая черта его военного таланта позволила ему не потеряться в сложнейшей обстановке начального периода войны и сформулировать перед Сталиным наиболее целесообразный образ действий Красной Армии в августе и сентябре 1941 года. К сожалению, Сталин прислушался к его предложениям только отчасти. В результате страна получила победу под Ельней и грандиозную катастрофу под Киевом. Но такие способности, какими обладал Г. Жуков, крайне редко встречаются у людей. Ещё реже складываются такие обстоятельства, в которых пришлось действовать Г. Жукову. В этой связи крайне важно, чтобы военные люди, не отрываясь от практического руководства войсками, постоянно пополняли свой военно-теоретический багаж и расширяли свой военно-политический кругозор.

Здесь вполне можно поднести итог сталинским мероприятиям по обеспечению военной безопасности нашей страны. Если говорить о создании мошной оборонной промышленности и обеспечении Красной Армии боевой техникой и вооружением отечественного производства, то здесь была проделана громадная работа. Гигантское напряжение сил всей страны в 20-е и 30-е годы позволило создать свою отечественную оборонную промышленность, способную выпускать современную технику и вооружение. Маршал Захаров в своей книге «Накануне великих испытаний» даёт следующую численность накопленных в Красной Армии вооружений по состоянию на 22 июня 1941 года. На эту дату имелось: танков 22,5 тысячи, боевых самолётов 19,5 тысяч. Количество артиллерийско-стрелкового вооружения обеспечивало развёртывание 15 миллионных вооружённых сил.

В этой связи расхожие суждения дилетантов, утверждающих, что нам катастрофически не хватало вооружений и боевой техники обоснованы только тем, что в начальный период войны противником было захвачено и уничтожено громадное количество нашего вооружения и боевой техники. 11 тысяч танков, о которых пишет Изместьев, это лишь часть того, что было уничтожено и захвачено врагом в первый месяц войны. Во всем остальном — это домыслы недобросовестных историков, некомпетентных участников событий и злонамеренная фальсификация самого Сталина, необходимая ему для того, чтобы снять с себя ответственность за допущенные просчёты. Поэтому я не могу согласиться с другим утверждением Изместьева, что наша армия победила врага только благодаря помощи союзников. Эта помощь составляла всего около 4 % от собственного производства вооружения и боевой техники, качество которого к тому же было лучше.

Значительно хуже дело обстояло со строительством самих вооружённых сил, их оперативно-стратегическим и оперативно-тактическим использованием. В этом плане, если сравнивать начальный период первой мировой войны и начальный период Великой Отечественной войны, то он будет не в пользу Красной Армии. В первую мировую войну боевая подготовка войск до полка включительно была на высоте. Всё остальное было плохо. В начальный период Великой Отечественной войны и оперативно-стратегическое и оперативно-тактическое использование войск, равно как и их боеспособность, были хуже некуда. Если в первую мировую войну рыхлыми были армии, корпуса и дивизии, то в 1941 году рыхлым было всё: от фронта и до батальона.

Вот почему противник в короткие сроки дошёл до Ленинграда, Москвы и Ростова. Конечно, за время войны многое было исправлено. Особенно большие успехи были достигнуты в оперативно-стратегическом использовании вооружённых сил. Последний год войны ознаменовался осуществлением таких грандиозных стратегических операций как: Белорусско-Прибалтийская, Ясско-Киишинёв-Будапештская, Люблин-Львов-Сандомирская, Кенигсберг-Висло-Одерская, Берлинско-Пражская. Хуже дела обстояли на оперативно-тактическом уровне. Боеспособность войск на уровне взвод-дивизия по отношению к таковым в германском вермахте удалось поднять с 0,4 в 1941 году до 0,7 в конце войны. Вследствие этого и просчётов Сталина в начальном периоде войны, мы понесли огромные потери в ходе этой страшной войны. Более 27 млн, погибших — вот цена недостаточной развитости советской военной науки и низкой боеспособности войск Красной Армии того периода. Но вина в этом не одного только Сталина. Причины столь больших потерь корнями уходят в прошлое, в то пренебрежение к военной науке, которое культивировалось самодержавно-абсолютистским режимом, преодолеть которое полностью «новое» общество оказалось не в состоянии. Здесь уместно сказать, что таким образом мёртвые тянут за собой живых.

В этой связи цифры репрессированных в советское время, которые Изместьев даёт в своей книге, вызывают явное недоумение и протест. 110 миллионов человек репрессированных — называет Изместьев. Но если учесть, что сюда он включил косвенные потери от падения рождаемости, то этот счёт уже не является правдивым. Индустриальное развитие во всех странах мира даёт снижение рождаемости. Следовательно, эти потери должны быть исключены из подсчёта. Всякая война — это не репрессии. Поэтому нужно исключить все военные потери Гражданской и Великой Отечественной войн, которые составляют в общей сложности около 35 млн. человек. Потери 20-х и 30-х годов, включая раскулачивание, в разных источниках оценивается по-разному. Чаще всего встречается цифра около 15 млн. человек. Причём большая часть тогда погибла от голода. Но голод косил людей и в дореволюционное время.

Так что из числа около 15 млн. человек от голода погибло около 10 млн. человек и около 5 млн. человек приходится на репрессии. В период революции и Гражданской войны Изместьев даёт 16,5 млн. человек репрессированных. Однако сюда он включил 2,5 млн. эмигрировавших из нашей страны, что неправомерно. За десять последних лет из нашей страны выехало около 5-ти миллионов человек, так что их тоже нужно считать репрессированными? Сюда же он включил 8 миллионов погибших в гражданской войне, что так же неправомерно, ибо вина здесь лежит как на той, так и на другой стороне. Сюда же включены погибшие от голода в 1922 году — около 4 миллионов человек. Собственно на репрессии приходится около 2 миллионов человек.