От третьего лица
Шрифт:
– Жуть какая-то! Как такое могло быть? – подумал тогда Саня. А бабушка продолжала. Так что не известно, был ли тот осколочек мины, что пронзил бок деда, убийцей или же оказался ангельским подарком, который носил в себе Егор Трофимович до конца дней.
Позже, через много лет, пережив не раз близость смерти, капитан с позывным «Шторм» будет вспоминать и эти дедовские часы, и эти бабушкины руки, и её зеленоватые, чуть выгоревшие, но очень красивые, в светло-коричневую крапинку глаза, источавшие саму любовь и абсолютное добро. А ещё он научится воспринимать всё, что происходит, с благодарностью и верить в слова: «Делай, что должно, и будь что будет».
Важные дела.
А пока наш герой сидел за столом,
Иногда там встречались удивительные вещи, настоящие сокровища: остатки резных карнизов или забракованные точенные на станке диковинные балясины для лестниц, а пару раз кедровые фигурки зверей. Но, по правде говоря, чаще Саня всё же контролировал кучу мусора во дворе, а там ничего не надо было просить, и любая находка становилась честным приобретением, что даже добавляло ей ценности.
А вот попасть в это наполненное полезностями место после рабочего дня или в выходной было не так-то просто: ситуацию осложнял старый и вредный дед Семён, который не жаловал, вообще-то, ни Саню, ни его закадычных друзей с «нашей» улицы, таких же охламонов и шнырей – как на них ругался прихрамывающий с той же Великой Отечественной, всегда сердитый сторож. Пацаны его сильно побаивались и, едва заприметив в дальнем конце жилкомхозовского двора, задавали дёру куда подальше.
Кроме деда Семена, было ещё одно осложнение в жизни нашего героя: через забор по соседству жила Ирка. Она была на целых два года младше и потому никакого интереса не представляла, одно слово – «мелочь», но она была источником реальной опасности. Ирка всегда стремилась увязаться за шумной бандой мальчишек и имела привычку обязательно потом наябедничать взрослым о всех их проделках, даже когда её никто и не спрашивал. Что за натура такая? Как же её все не любили! А больше всех… догадываетесь кто?
Территория жилкомхоза манила, словно магнит, несмотря ни на опасность быть пойманным сторожем и заработать лозиной пониже спины, ни на возможность нагоняя от мамы и надранного уха. Как же возможно устоять перед соблазном не перемахнуть запретный забор? Ведь только там можно было не только забраться в кабину старого ЗИЛа или полуразобранного Газона, но и «поездить», «поуправлять» гусеничным трактором, в котором вместо руля – два рычага, как в танке, и потому изнутри кабины сходство с настоящим Т-34 для пацанов было абсолютно полным. Не беда, что трактор был без сидений и стёкол, а его последний трудовой день был лет пятнадцать назад – да это вообще не имело никакого значения. Зато запах мазута и солярки был самым настоящим. Свой бой под Сталинградом Саня всегда вёл именно из его кабины.
Вот и сейчас он был настроен решительно, полон мыслей и надежд на удачную находку подходящих полезностей именно в куче стружки и опилок.
Генка.
Сегодня Саня задумал смастерить лучшую лодку, чтобы пацаны из банды (а иначе они не называли свою неформальную тусовку) признали его мастерство в строительстве лодок. И его лодки для уже стремительных рек из ручьёв превосходят даже кораблики этого заносчивого Генки Шнура. И это совсем не прозвище, а его настоящая фамилия, которой малый вполне соответствовал.
Генка, конечно, и друг, и товарищ, но во всём стремится быть первым и не упустит возможности доказать свой авторитет. Возможно, причиной всему – его маленький рост, поэтому ему очень нужно было выделиться в чём-то другом. Генка был малым задиристым и ершистым, никогда не упускал возможность навязать своё мнение и продемонстрировать «взрослость», ругнувшись матом или смачно сплюнув, как это часто делали взрослые парни, обладавшие для всей мелкой шпаны непререкаемым авторитетом. Надо признать, что у него была определенная лидерская жилка, он умел держать авторитет среди других пацанов, ещё бы! Генка ведь мог даже покурить найденную где-нибудь на дороге сигарету и зажевать запах изо рта потом листиками мяты со школьной клумбы. И потому щеглы в банде чаще готовы были признать именно его затею.
Этот факт сильно злил и одновременно вдохновлял Саньку выстраивать собственный авторитет.
Санька с Генкой были настоящими соперниками, если только дело не касалось дворовых интересов и войны с пацанами с другой улицы, с которыми драки до первой крови возникали на пустыре за школой минимум раз в две недели. Тогда они были всегда рядом и никогда не сомневались в друге. А вот лодки Генка строить не умел, и сейчас это был большой козырь. Вот за этими мыслями нашего корабельных дел мастера и застала бабушка Ефросинья.
Родные люди
Бабушке было далеко за шестьдесят, и Саня её очень любил, потому что он не представлял себе мир без этого светлого человека. И ещё потому, что такой любви и заботы не досталось никому из его многочисленных братьев и сестёр, а их у Сани было целых восемь человек. Все они были двоюродные. Но в сознании Сани – просто братья и сестры, старшие ребята, которые всегда ему были родными.
Он очень гордился ими и всегда хотел стать на них похожим, причём сразу на всех. Он не мог выделить из них кого-то одного, ведь Саню любили все, и все проявляли заботу и внимание. А когда старшие приезжали к бабушке, то всегда привозили подарки и Маленькому, как нежно все называли Саню. Подарки были разные, но самым ценным был пистоль, который подарил самый старший брат Серёга, а он был уже настоящим офицером Советской армии. И, понятное дело, Саня безумно гордился не только пистолем в настоящей кожаной кобуре, которую можно было носить на ремне через плечо, но и своим большим, сильным и героическим братом. Конечно, именно на него, если честно, Саня и хотел быть похожим больше всего.
Поэтому вопроса выбора профессии уже давно не существовало, всё было понятно, и нужно было только подрасти и прилично окончить школу. С учёбой проблем не было, всё давалось легко и без особых усилий – парнишка был смышлёный. Мама рассказывала, что в роду вообще никто плохо не учился, и не соответствовать этому – большой позор. Поэтому учёба, всегда была делом обязательным и важным, несмотря на множество других важных и более интересных дел.
А вообще все старшие для Сани были дороги по-своему, и было трудно выделить кого-то одного. Может быть, и поэтому тоже, он всех очень любил, скучал и искренне ждал. Старшие все уже окончили школу и разъехались по городам: кто-то поступил в институт, кто-то уже работал, а кто-то служил в армии солдатом или, как Серёга, даже офицером. И именно они, эти родные Саньке люди, были для него воплощением совершенства, предметом гордости, образцом для подражания и, конечно, он мечтал вырасти похожим на старших братьев.