От великого до смешного. Совершенно эмоциональные и абсолютно пристрастные портреты знаменитых людей
Шрифт:
Подштукатуренный и жутко напомаженный «сюрприз» был представлен Бальзаку как внебрачная дочь низверженного короля и герцогини де Пл… Мериме, взглянув на Бальзака в надежде увидеть его воодушевление и восторг, обнаружил лишь кисловатую мину. «Дочь короля» явно не заинтересовала поклонника «белой кости». Тогда Мериме принялся рассказывать ему красивую легенду, придумывая на ходу душераздирающие, достойные шекспировской драмы детали. С каждой такой подробностью взгляд Бальзака оживал, в его глазах уже появился огонек интереса. А когда четверть часа спустя Мериме исчерпал наконец запас своего воображения и закончил историю «бедной дочери покойного короля», Бальзак уже смотрел на нее с нескрываемым восторгом.
Как
Два часа спустя, когда все трое приятелей отправились из борделя в ближайший ресторан подкрепиться, двое из них, едва сдерживая улыбку, стали расспрашивать Бальзака о «беседе» с «дочерью короля». «Друзья мои, это фан-тас-ти-чес-кая женщина!..» – начал было Бальзак. Однако после первой же его фразы приятели прыснули со смеху. Вволю отсмеявшись, они признались ему в своем розыгрыше. Бальзак странно отреагировал на это признание. Он остановился, жалостливо посмотрел на одного, затем перевел взгляд на другого и сказал:
– Дурачье! Вы ничего не понимаете в женщинах! И вас можно только пожалеть…
…Почти век спустя популярная американская актриса Вивьен Ли в одном из телеинтервью бросит фразу, которую вскоре повесят на щит все феминистки мира: «Нет некрасивых женщин – есть только женщины, не знающие, что они красивы». Доживи Бальзак до этих времен, он, вне всякого сомнения, горячо поддержал бы эту блестящую мысль.
«То, что называлось Оноре де Бальзак, – писал польский писатель Ян Парандовский, – было заполнено огромной толпой человеческих существ, и каждого из них хватило бы на целую жизнь, заканчивающуюся славой или богатством, нуждой или тюрьмой…» Его непропорционально большая голова всегда была забита литературными героями и их проблемами. И проблемы эти, им же самим придуманные, он воспринимал совершенно всерьез. Кто-то из друзей, однажды зайдя к Бальзаку, увидел, что писатель находится в бессознательном состоянии и медленно сползает со стула. Приятель хотел было бежать за доктором, но Бальзак поднялся и остановил его: «Со мной ничего не случилось. Просто только что умер старик Горио…»
Бальзак часто уходил в себя и не слушал, что ему говорят. Друг рассказывает ему о болезни кого-то из своих близких. Бальзак нетерпеливо прерывает его: «Ну хорошо! Вернемся все-таки к действительности – поговорим о Евгении Гранде!» (то есть о героине романа, который он писал).
Бальзак никогда не знал меры. Его видели на бульварах, едущим в коляске и выставляющим напоказ свои шикарные трости: головка каждой из них стоила состояния. Пальцы обеих его рук были покрыты массивными золотыми перстнями. По словам Делакруа, в его туалете всегда было что-то кричащее. Не зная ни меры, ни вкуса, он нередко появлялся на людях в экстравагантных нарядах. На плотной его фигуре – сильно обуженный костюм (чтобы скрыть излишний вес), неряшливого вида жилет (говорят, он вытирает об него жирные пальцы), синие чулки, башмаки, могущие продырявить ковер, и огромная шляпа с широченными полями (которая, ходят слухи, часто служит ему чашей для еды). Одна из газет писала о нем, что «у него внешность школьника, так выросшего за время каникул, что костюм на нем, того и гляди, может лопнуть».
Его знаменитая шляпа вызывала немало нареканий со стороны друзей и смешков со стороны посторонних. Однажды, когда он приехал в гости к родственникам, те пришли в ужас, обнаружив на нем этот кожаный курьез. Очаровательно улыбаясь, тетушка сказала Оноре, что «в городе, где она и
В другой раз, встретив знакомого, гуляющего по парку вместе с молодой супругой, Бальзак сообщил им, что ему «достаточно взглянуть хотя бы раз в глаза любой из женщин, чтобы тут же открылась вся ее жизнь – от младых лет, причем с мельчайшими подробностями». Знакомый предложил пари: Бальзак, заглянув в глаза его супруги, рассказывает ему все, что он там прочтет, в особенности про ее прошлую жизнь, а сам он, заглянув в его шляпу, рассказывает Бальзаку, что тот недавно ел… Бальзак с удовольствием принимает пари.
Что же в итоге? А в итоге оба оказались правы!
Его вечно всклокоченные, не знающие ни расчески, ни мыла волосы, а также излишне широкий рот с прогнившими зубами, по первому впечатлению вызывали у женщин едва скрываемую неприязнь. Но стоило им встретиться с ним взглядом, как они замирали, словно пригвожденные. Как писал Теофиль Готье, его глаза были «двумя черными алмазами, в которых на мгновения вспыхивали яркие отблески золота». Сам Бальзак, кажется, ничуть не переживал по поводу собственной некрасивости. «Красота ослепляет, а слепого легко обокрасть», – говорил он.
Возможно, у него был дурной вкус. Возможно, он был недостаточно воспитанным, опрятным и здравомыслящим человеком. Но все это переставало иметь значение, когда он начинал говорить…
Пьер Сиприо в книге «Бальзак без маски» заметил: «Если бы Бальзак занимался только тем, что доставляло ему удовольствие, он, вероятно, остался бы исключительно «рассказчиком потешных историй». Автор озорных и пикантных «Потешных сказок» – редкое исключение в творческом багаже Бальзака – предпочитал шутить не в книгах, а в какой-нибудь приятной компании. А если же в этой компании присутствовала какая-нибудь «интересная особа», то его красноречие не знало границ.
Однажды, гостя у друга его отца, отставного генерала, в один из субботних вечеров, когда в гостиной собрались многочисленные гости, Оноре вдруг обратился к хозяину дома:
– Генерал, вы помните семью X.? Так вот, в этой семье произошла никому не известная трагедия, достойная самого увлекательного романа.
Все присутствующие хорошо знали эту семью, поэтому интерес к рассказу Оноре был неподдельным. В течение целого часа Бальзак держал своих слушателей в напряжении, увлекая их умопомрачительными подробностями из жизни, казалось бы, совершенно до этого дня неприметных обывателей. Все ахали и охали, кто-то открывал от удивления рот и забывал его закрыть, кто-то махал от удивления головой, кто-то смахивал платочком подступившие слезы… Когда он закончил свой рассказ, наступила эффектная пауза. Ее прервал генерал. Взволнованным голосом он спросил Бальзака:
– Послушайте, Оноре, неужели то, что вы рассказали, правда?
Бальзак лукаво посмотрел на него, затем рассмеялся и сказал:
– В моем рассказе нет ни слова правды, это чистейший вымысел. Я его только что придумал.
В другой раз он совершенно покорил сердца сразу нескольких очаровательных особ и даже их строгих мамаш, рассказав им историю о том, как однажды, прогуливаясь со своим приятелем по берегу реки, он повстречал рыболова…
Рыболов этот, лысый, сухонький старичок с редкой рыжей бородкой, сосредоточенно следил за поплавком. «Этот старикан, – сообщил Бальзаку его спутник, – необычайно доверчивый человек и верит всему, что ему ни скажешь. Но зато и сам он известен как первейший выдумщик». Бальзак тотчас же решает проверить это.