От великого Конде до Короля-солнце
Шрифт:
Эта первая встреча оказалась решающей. Регент, вдохновившись пылкостью и живым воображением молодой женщины, решил сделать ее своей официальной фавориткой.
Дабы окончательно завоевать расположение избранницы, он уже на следующее утро преподнес ей богатый подарок. Настолько богатый, что красотке пришлось прибегнуть к хитрости, дабы не пробудить ревность г-на де Парабера.
Послушаем, как рассказывает об этом принцесса Пфальцская: он подарил ей кольцо с алмазом ценой в две тысячи луидоров и коробочку в двести. У дамы был ревнивый муж; но она отличалась таким бесстыдством,
95
«Тогда случилось одно забавное происшествие. Некая молодая и красивая дама навестила моего сына, а Барьер Ф. Жанровые и исторические картинки, или Неизданные воспоминания о регентстве, молодости Людовика XV и царствовании Людовика XVI, 1828.
— Мне преподнес их господин де Парабер. Муж был рядом и подтвердил:
— Да, это мой подарок. Разве можно скупиться, имея благородную жену, которая любит только своего мужа и безупречно ему верпа?
Над этими словами посмеялись, ибо не все были так простодушны, как муж, а некоторые знали, откуда взялись дорогие подарки у этой дамы…»
Став «султаншей-королевой», мадам де Парабер стала руководить всеми развлечениями на ужинах в Пале-Рояле. Она была не только хозяйкой дома, но и любовницей всех гостей, что придавало этим встречам неповторимый шарм. Рвение ее было настолько велико, что она совершала подлинно героические деяния на ниве любви, каждого из которых хватило бы честной женщине для сладостных воспоминаний до конца дней своих.
Под влиянием этой неутомимой женщины оргии приняли такой размах, что историки, посмевшие прикоснуться к сей опасной теме, прибегают обычно к эвфемизмам и не отваживаются описывать детали…
В сравнении с подобными, почти невероятными увеселениями шалости королевы Марго — для своего времени весьма дерзкие — могли бы показаться невинными шутками престарелых дам, вспоминающих молодость…
Для начала мадам де Парабер попросила регента нанять сорок великолепных атлетов — подлинных геркулесов, которых называли «наконечниками». Эти люди, выбранные за большую мужскую силу, во время ужина сидели в прихожей, дожидаясь знака, чтобы войти и поддержать, если можно так выразиться, ослабевшего участника оргии.
Пока же их не звали, они спокойно беседовали за стаканом вина о делах и о семье, как и подобает честным работягам во время обеденного перерыва.
В самой же зале атмосфера была совершенно иной. Мадам де Парабер в прозрачном платье подносила друзьям на пробу блюда, которые были приготовлены ею самой и регентом, ибо ни один слуга не допускался на эти ночные сборища. Впрочем, здесь царило полное равенство, и, дабы окончательно отрешиться от этикета, каждому сотрапезнику давали кличку: Бролье называли Брульоном, Ла Фара — Толстым раком. Носе — Пипкой, Канийака — Печальной болтушкой, графа де Бранка — Веселой болтушкой, а мадам де Парабер — Ляжкой или Черным вороненком…
Первенствуя во всем, Мари-Мадлен задавала тон и в пьянке, поглощая стакан за стаканом с поразительной жадностью [96] . Однако удивительное дело! Пары алкоголя, казалось, не оказывали никакого воздействия на ее рассудок. В самом деле, вино ударяло ей совсем в другое место: как говорит один из мемуаристов, в момент наивысшего опьянения «она раскалялась от похоти…».
Тогда она сбрасывала с себя платье и отдавалась первому же мужчине, который попадался ей под руку. Начиналась оргия.
96
Ср. Письма принцессы Пфальцской: «Мой сын сказал, что привязался к Парабер, потому что она помышляет только об удовольствиях и никогда не вмешивается в дела. Все это было бы прекрасно, если бы она не была такой пьяницей и не спаивала бы моего сына».
«Вскоре сладострастие достигало высшего предела. Женщины обменивались любовниками, мужчины — любовницами. На глазах своего господина и повелителя Парабер „принимала знаки внимания от всех“. И когда самые крепкие изнемогали, когда самые исступленные слабели, она — Несравненная и Неутомимая — по-прежнему искрилась страстью и жаждала новых радостей любви. В этой погоне за наслаждением было что-то героическое».
Именно в этот момент ненасытная графиня подавала сигнал «наконечникам». Сорок атлетов бросались тогда на дам и со знанием дела исполняли порученную им работу. Сама мадам де Парабер забирала двоих-троих…
Она нуждалась в этом дабы обрести, наконец, успокоение.
Впрочем, вскоре под влиянием шампанского, которое гости регента поглощали в неимоверных количествах под предлогом, что «любовь сушит», бойцы окончательно теряли способность двигаться и засыпали, кто в чем был, на коврах.
На рассвете гвардейцы развозили по домам бесчувственные тела мертвецки пьяных дам и кавалеров.
Как-то утром, после оргии в подобном духе, происходившей в замке Сен-Клу, регент, оставив мадам де Парабер отсыпаться, решил вернуться в Пале-Рояль. «Однако ему пришлось выйти из кареты на полпути, дабы исторгнуть из себя все съеденное и выпитое. Он повалился в грязь на глазах лакеев и стражников. Хриплым заплетающимся голосом, сотрясаясь в мучительных конвульсиях, он приказал конюшему привезти любовницу из Сен-Клу, чтобы она его подмыла и почистила. Пьяная вдрызг дама отказалась. Когда регенту надоело ползать среди отбросов, он повелел уложить себя в карету и вернулся в храм Любви, запачканный рвотой».
Франция была в руках распутного пьяницы и обворожительной истерички…
МАДАМ ДЕ ПАРАБЕР ОКАЗЫВАЕТ ПРОТЕКЦИЮ ФИНАНСИСТУ ЛОУ
Она всегда боялась не успеть…
Вскоре для личной гигиены мадам де Парабер оказалось мало ужинов во дворце регента, и благосклонная судьба помогла ей встретить человека, достойного помериться с ней силой. Он стал ее вторым официальным любовником.
Это был величайший волокита и общепризнанный донжуан эпохи регентства — герцог де Ришелье, внучатый правнук кардинала.
Он был уродлив, зол, мстителен, высокомерен. Но женщины прощали ему все, ибо ценили за совершенно другие качества.
Они бегали за ним с полным бесстыдством, и герцог, как нас уверяют, «лишь срывал те плоды, которые сами падали ему в руку»…
Отправляясь на любовные свидания в кабачки или в соборы Парижа, он без колебаний облачался в костюм подмастерья булочника, судейского клерка или крестьянина. Однажды его видели в обличье «бывшего каторжника, просившего подаяние»…
Если взор его падал на замужнюю женщину, он снимал дом, стоявший по соседству, и приказывал пробить в стене отверстие, которое в те времена именовали «дырой для мадам». Используя эту потайную дверь, он проникал к своей любезной в отсутствие мужа, а затем возвращался к себе, не привлекая внимания прохожих.
Все эти подробности нам известны из воспоминаний его современника, г-на де Безенваля…
Он получал сотни женских писем и бросал их, не распечатывая, в ящик стола. Когда его заключили в Бастилию, многие красотки обливались горькими слезами. И рассказывают, что двум принцессам — более предприимчивым или более нетерпеливым, чем прочие, — удалось проникнуть в грозную крепость и провести с ним ночь в каземате.