От 'воров в законе' до 'отморозков' - Россия уголовная
Шрифт:
Я задал вопрос и запоздало спохватился.
Но мой собеседник и не думал замыкаться или сердиться.
– Я тогда считал и сейчас так считаю, что очищал наше общество от подонков. Санитаром работал, ясно? И мне все равно было кто он - убийца, насильник или вор, который грабил народ. Рука не дрожала.
– Ну вы хоть знали, кого расстреливали?
– Конечно. По закону я имел право на предварительное ознакомление с делом.
– А потом лоб - зеленкой?..
– Да не лоб... Как было: приходила правительственная телеграмма, там, значит, выписка. Такому-то отказано в прошении о помиловании. Тогда, кажется. Президиум Верховного Совета этим занимался. И приходили в камеру и сообщали... Просто, без всяких церемоний. "Собирайся, гад, в расход тебя пускаем!" Шучу, конечно... Одевали наручники за спину, иногда брили.
– И они как - вырывались, кричали?
– Это общее заблуждение... Из сотни, насколько я знаю и от других слышал - один-два человека что-то там из себя строят. Блатной "король" какойнибудь мог повыпендриваться. А так - идут как бараны под нож. Кто-то блюет, кто в штаны обмочится или похуже... Бывает, под руки приходится тащить - ноги отказывают. Многие плачут...
– Пощады просят?
– Все молча... Это шок. Представь, утром встал, съел завтрак. Каждый ведь надеется, что его помилуют. И в постоянном напряжении. А тут приходят без предупреждения, обыскивают, заламывают руки, и вот жить тебе осталось всего несколько минут. Ноги ватные, двое по бокам, тащат по коридору, потом через башню, ступени вниз. Черным цветом были выкрашены, как помню. И кафель по стене - тоже черный с темно-красной полосой. Грамотно сделано, чтоб настраивало на траурный лад. Наш начальник тюрьмы, - мой собеседник назвал фамилию, - называл это траурной эстетикой. И на ступеньках, помню, тоже заставил две красные каемки нанести... А дальше дверь черная, железная. За ней три помещения. Третье без окон - глухое. Там короб стоял - пулеулавливатель. Все входим туда - я, начальник тюрьмы, как положено, прокурор по надзору, врач, ну и конвой... Ставим его на колени - он даже не сопротивляется. Выстрел производится в затылок - из штатного оружия - пистолета Макарова. Потом врач констатирует смерть, пишут акт. Труп пакуют в целлофановый мешок - и выносят. Тут же в соседнем помещении гараж на одну машину - микроавтобус, УАЗ, с синим спецсигналом. Без права досмотра в пути. Сделает пару ложных кругов по территории, чтоб никто из любопытствующих не прознал про "спецгруз" - ив городской крематорий. Тело выдавать запрещено.
– А потом?
– Как положено, кто-то из конвоя смоет из шланга кровь, там сток в центре помещения. Сам помоешься в душе, там же, в первой комнате. От гадости всей этой отделаться... Потом наверху стол накрывают. Обедаем вчетвером - начальник тюрьмы, врач, я и прокурор. Естественно, водка стоит. Пей, сколько душа просит.
– Ваши коллеги не знали, что вы исполняете приговоры?
– Нет. С этим очень строго. Может, кто и догадывался. Я обычным контролером был.
– А жена?
– Однажды я рассказал ей об этом. Как восприняла? Нормально. Старая закалка.
– А деньги за это платили?
– Премии выплачивали. А то кто бы согласился? Иногда на исполнение из других мест приезжали. Но я в лицо никого не видел...
– Тяжело стрелять в человека?
– В преступника...
– сразу поправил он. После паузы добавил: - Первый раз было не по себе. Но я сказал себе: "Это убийца и мразь. А ты ему должен отомстить за тех, кого он убил..."
– А было кого-то жаль убивать?
– Не было. И больше об этом лучше не спрашивайте... Меня зэки в тюрьме боялись и уважали. Я любого мог обломать. Это сейчас у меня не то здоровье... Один, помню, решил донять. Повесился на ручке, точнее, сам на коленях, в сторону откинулся. Я взял за эту веревку, приподнял его над полом, он потрепыхался, я опустил. "Следы есть на шее, - говорю, вот это по-настоящему вешался. Еще хочешь?" - "Нет!"
– А вы за отмену смертной казни?
– Какая может быть отмена? Ты спроси у самих осужденных - они все тебе скажут, что нужна смертная казнь - как сдерживающая мера для всяких отмороженных, как сейчас говорят. Вон, в Италии отменили смертную казнь, сколько у них следователей, прокуроров после этого постреляли. И этого, Альдо Моро... На Западе, может, и созрели, а у нас, в России, еще рано. Я вон нынешнему начальнику тюрьмы сказал: поторопились там склад сделать. По нашим лихим временам еще все вернется...
Мы распрощались. Я ощутил крепкое рукопожатие, представив на мгновение, как мой собеседник поднимал ствол пистолета, верша приговор "от лица государства. Через несколько шагов оглянулся. Он уходил неторопливой грузной походкой, ничем не выделяясь среди весенней толпы. А у меня осталось ощущение, что он еще о чем-то не сказал.
СМЕРТНАЯ КАЗНЬ: ЗА И ПРОТИВ
Принят новый Уголовный кодекс России, в котором сохранена исключительная мера наказания. Подведена ли черта под длительными спорами о необходимости отмены смертной казни? Преступность растет, и тенденций к ее снижению пока нет. В заключении находится 1 миллион человек, из них - 22 тысячи - несовершеннолетние. Только за прошлый год в России было совершено более 29 тысяч умышленных убийств и покушений на жизнь, 12,5 тысяч изнасилований. В 1995 году исключительная мера наказания была применена к 40 преступникам. Среди них - кровавый маньяк Головкин, известный также как Фишер. 635 приговоренных в разные годы к смерти за злодеяния ждут решения своей судьбы. Вместе с тем в обществе все чаще звучат голоса об отмене или введении моратория на смертную казнь. Последовательно отстаивает эту позицию Председатель Комиссии по помилованию при Президенте России Анатолий ПРИСТАВКИН.
– Анатолия Игнатьевич, как происходит процедура помилования?
– Процедура происходит так. Отдел по помилованию, состоящий из десятков юристов, готовит для нашей комиссии материал - бумаги, характеристики, судебные решения. На смертника - обязательно ходатайство о помиловании, просьба. Но, если человек отказывается от ходатайства, это дело тоже обязательно рассматривается. Комиссия заседает один раз в неделю, через ее руки проходят 150200 общеуголовных дел, 7-10, а в последнее время и до 30 дел смертников. Дебаты происходят достаточно горячо. Люди у нас разные, каждый - личность, никто не может приказать, я - со всеми на равных. Как я, к слову, могу быть председателем, старшим над Львом Разгоном, который 15 лет отсидел и больше в уголовный делах понимает, чем иной юрист... И Окуджава, и генерал Вицин, и Вайнер - каждый имеет свою точку зрения. Голоса делятся примерно поровну. У нас нет ни одного чиновника, главный принцип - общественная значимость человека. Помилование есть акт нравственный, а не юридический.
Мы не подвергаем сомнению решения суда, хотя иногда наши опытные юристы видят: здесь ошибка или неправильная классификация. Когда разбираем дела маньяков, привлекаем медицинских специалистов, психиатров. Если прошение отклоняется, составляется акт по голосованию и обоснование. А если милуем, то это не акт освобождения, как некоторые считают, а замена на пятнадцатилетний срок, а чаще - на пожизненное заключение. Свое решение посылаем Президенту на утверждение.
– Какими критериями вы руководствуетесь, принимая решения о помиловании маньяков, насильников, убийц, за плечами которых горы трупов?
– Когда вы произносите эти слова, страшно становится... Я бы отклонил прошения таких всех сразу. А когда начинаешь разбираться в чужой жизни, выясняется, что садист - больной человек, трижды лечился в психиатричке, мочился до 10 лет. Убивать больного как-то негуманно. Тогда мы заменяем смертную казнь. Есть и другие причины. Человек совершил в первый раз преступление, покаялся, у него дети, и еще масса других обстоятельств. Все это в нравственной плоскости. Очень важно покопаться в жизни осужденных. Например, мальчиксолдат расстрелял своих обидчиков из автомата, причина - страшное явление, именуемое дедовщина. За что его убивать ведь от отчаяния сорвался!
В нашей комиссии - четверть юристы, остальные - общественные деятели: писатели, журналисты, священники, психологи, люди душевно чуткие. Наш священник отец Александр ведет переговоры со смертниками, посылает им книги. Мы видим, что в них совершается перелом, что-то изменяется, отношение к людям, к религии - и принимаем решение на пожизненное заключение. Это тоже наказание страшное, нет просвета... Нигде нет в мире пожизненного заключения, только в Америке, по 100-200 лет сроку.
У нас никогда не миловались маньяки, особенно убийцы детей, и я, хоть и не сторонник смертной казни, голосую за исключительную меру. У нас нет пока института, где они могли бы быть законсервированы, как в клетке, и чтобы их, как кроликов, изучали. Это животные, а не люди, и у меня нет к ним христианского отношения... Когда мы разбирались с Чикатило, одна женщина колебалась, какие-то свои комплексы. И она задала вопрос медэксперту: "Скажите, у таких людей, если мы сохраним им жизнь, хоть тысячная доля выскочить на свободу есть?" - "Есть!" - "Тогда я голосую за смертную казнь!" У них не должно быть ни одной тысячной.