Отавало идет по экватору
Шрифт:
Аграрная реформа 1964 года была заранее обречена на провал. Ведь ее авторы, руководствуясь идеями выдвинутой Вашингтоном программы "Союз ради прогресса", стремились ликвидировать полуфеодальные отношения в эквадорской деревне, и главным образом систему "уасипунго", не ломая при этом самой отжившей структуры помещичьего землевладения. Иными словами, они рассчитывали модернизировать производственные отношения на селе путем незначительного изменения системы землевладения и искусственного насаждения в сельском хозяйстве предприятий капиталистического типа наподобие американских ферм. И действительно, некоторая часть помещичьих земель, в основном пустоши, была экспроприирована,
Ни военному режиму (он был свергнут в 1966 году), ни пришедшему ему на смену в 1968 году гражданскому правительству президента Веласко Ибарры (он в пятый раз стал президентом республики) решить аграрную проблему не удалось.
В итоге вместо перераспределения земель в интересах крестьянских масс страна стала свидетелем усиления процесса концентрации земельной собственности. Быстро выросло число хозяйств "средней руки" - размером от 100 до 500 гектаров. Что касается поместий более крупных, то, хотя они к началу 70-х годов и составляли лишь 0,2% общего числа хозяйств, на их долю приходилась почти четверть всех обрабатываемых земель. Показательным был и социальный состав сельского населения: 88% составляли крестьяне - малоземельные или работавшие на полях помещиков, 10% - административно-технический персонал и только 2% - крупные землевладельцы. Неудивительно, что социальная атмосфера в эквадорской деревне оставалась напряженной.
В 1972 году в Эквадоре произошел очередной военный переворот: президент Веласко Ибарра был свергнут, и власть перешла к военной хунте, которую возглавил генерал Родригес Лара. Пока готовился новый закон об аграрной реформе, военное правительство, демонстрируя свое намерение провести назревшие преобразования и опираясь на закон 1964 года, экспроприировало в центральной части страны отдельные заброшенные поместья и передало их крестьянам. Как это выглядело и что из этого вышло - о том и шел разговор в кооперативе "Руминьяуи", куда меня привез Эстуардо Гуайлье.
– Раньше тут была запущенная асьенда с уставшей землей. Называлась она "Муюрка". Ее-то в августе 1972 года нам и отдали: 1015 гектаров земли, некоторые хозяйственные постройки - и больше ничего. Было нас 84 семьи. Создали кооператив, получили в банке кредит, купили трактор. Начали фактически с нуля. Постепенно дела налаживались, - рассказывает секретарь правления кооператива Франсиско Андримба.
– Как все просто: создали, получили, налаживается, - говорит Эстуардо.
– Ты расскажи, как вы начинали с нуля.
Франсиско пожимает плечами:
Маленький крестьянин и его верный помощник
– Ну, если это действительно интересно... Мы начали с того, что решили: одна семья - один член кооператива. Установили размер вступительного взноса. Кроме него каждая семья внесла сколько могла кукурузы, фасоли, ячменя - так образовался общий семенной фонд. Еще каждая семья отдала в кооператив по овце - так создалось общественное стадо. И уж после того, как мы стали работать сообща, приняли устав, чтобы гарантировать будущее кооператива. В него мы записали условия, которые считали главными для выживания кооператива, права и обязанности его членов. Они должны иметь доброе имя, постоянно заниматься сельским хозяйством, работать сознательно и беречь общее добро, участвовать в общих собраниях, выполнять общественную работу, учиться.
– Крестьян каких категорий объединил кооператив?
– спрашиваю я у Андримбы.
– В сущности одной категории - бедноту, - отвечает он.
– Хотя между отдельными группами, конечно, были и есть большие различия. Например, есть "уасипунгеро". Это испольщики, имеющие земельные наделы, при образовании кооператива они составили треть его членов. Есть "арримадо", то есть близкие, родственные, - так мы называем детей "уасипунгеро", которые тоже хотят работать на своей земле, но наделов не имеют. Есть вчерашние безземельные крестьяне - они получили землю в коллективную собственность. Есть пеоны - сельскохозяйственные рабочие, гнувшие спину на помещика. Одним словом, и после образования кооператива пестрота не уменьшилась. Не ослабла и тяга крестьян иметь свой надел. Поэтому-то, - заключает Андримба, - мы из общественных земель выделили каждому безземельному крестьянину участок размером в три гектара. Такие же наделы мы предоставили и многим детям тех "уасипунгеро", которые вступили в кооператив.
– Особо следует сказать об "уасипунгеро", - включается в беседу Эстуардо.
– За ними сохранились их прежние наделы. Сами они в кооперативе не работают, а посылают вместо себя своих детей или пеонов.
– Выходит, что они вроде состоят и не состоят в кооперативе?
– Выходит, так, - кивает Андримба.
– Вы сказали, что пеоны, гнувшие спину на помещика, теперь состоят членами кооператива, и в то же время говорили о пеонах, которых "уасипунгеро" посылают вместо себя...
– Да, именно так, - подтверждает Андримба.
– Дело в том, что некоторые члены кооператива подрабатывают тем, что помогают "уасипунгеро" обрабатывать их наделы.
– Зачем же тогда "уасипунгеро" нужен кооператив?
– О-о... На это у них свой резон. У кооператива - коллективные пастбища, трактор, который предоставляется для обработки индивидуальных наделов, молотилка, плуги, другие машины. Люди видят, что с каждым годом кооператив все крепче стоит на ногах, увеличиваются его общественные фонды. Вот и результат: никто до сих пор из кооператива не вышел.
– Одна из причин - растущее сознание крестьян, - добавляет Эстуардо Гуайлье.
– Руководители кооператива - и наша федерация им в этом посильно помогает - ведут среди них большую воспитательную работу, разъясняя преимущества совместного труда, убеждая их и словом, и делом. Необходимость в этом есть. Одни крестьяне по привычке твердят, что на "своей" земле работается лучше, другие все еще колеблются, все еще не уверены, что земля, которой владеет кооператив, всегда будет их собственностью. Приходится проявлять терпение.
За разговором мы не заметили, как возле нас собралась группа крестьян. Скуластые лица с вишневыми от горного солнца и холодных ветров щеками. Широкие, лопаткой, мозолистые ладони, огрубевшие от постоянного соприкосновения с землей. Домотканые пончо, самодельные кожаные сандалии на босу ногу...
Андримба представляет их одного за другим:
– Леонидас Лечон. Его мать Мариа Петрона Кампуас. Рехина Какауанго. Какой это у тебя по счету - четвертый или пятый?
– шутливо обращается он к молодой женщине с ребенком на руках. И тут же кивает на крестьянку, сидящую верхом на лошади: - Наша лихая наездница Фермина Кинче.