Отбор для Слепого

Иванова Ксюша

41. Регина.

— За что? Ше-еф! Сволочь ты, а не шеф! Выпустите меня!

Первые полчаса я еще пыталась привлечь к себе внимание, била кулаками в двери коморки, которая служила клану тюрьмой, кричала, ругалась, придумывая такие красивые словесные конструкции из матов, что мужики, если, конечно, меня слышал хоть кто-либо, от зависти должны были передохнуть!

Меня обвинили в воровстве. Якобы я попыталась присвоить себе собственность клана — МОЮ машину! Я, естественно, объясняла, что уехала по приказу самого шефа, что вернуться и предупредить о том, что Пророк предлагает отправиться в Москву, напомнив мне, кстати, о клятве нашего клана, данной когда-то Северной группировке, у меня просто не было времени. Опять

же, я приехала назад, когда это стало возможным! Если бы просто хотела украсть машину, зачем бы стала возвращаться? Но Серафим Гидеонович… нехороший человек, уперся, а когда я посмела заикнуться о своем скором отъезде, приказал посадить под замок, то есть сюда.

Попинав ни в чем неповинную дверь, я уселась прямо на грязный пол — в комнате не было абсолютно никакой мебели — и стала думать о своей нелегкой судьбе. В маленькой каморке было холодно, темно — буквально хоть глаз коли, а в скором времени, стало еще и страшно.

Сначала я, возмущенно разговаривавшая сама с собой и ругающая на чем свет стоит своего шефа, не заметила даже, что в углу кто-то есть. Но словесный поток и злость потихоньку иссякали, а вот шум в паре метров от меня все нарастал.

А когда я замолчала, ТОТ, кто сидел в углу, обнаглел вконец — зашелестел бумажками, загрюкал железками (их в клане Техников было достаточно даже здесь) и в скором времени начал издавать мерзкие звуки, чем-то напоминающие хрюканье. Я насторожилась. Скорее всего, это — крыса. Крысой в наше время, конечно, никого не удивишь. Но…

Но мы, люди, жили впроголодь. А значит, у нас почти не было припасов. Вот такие паразиты, не найдя себе корма, частенько нападали на слабых, обессиливших, раненых, на детей и стариков. На взрослых — гораздо реже. Но случаи бывали — голод доводил порой до совершенно безумных поступков и людей и животных. Меня всегда удивляло, как крысы понимали, что вот именно этот, конкретный человек, не сможет им долго сопротивляться, а наоборот может оказаться побежденным ими. Истории об уме этих страшных грызунов ходили дикие.

После катастрофы животные вообще относились к людям крайне отрицательно. Даже безобидные по моим детским воспоминаниям птицы (родители разводили на продажу кур, индюков, гусей, уток, фазанов и даже голубей), порой нападали на человека, а уж злобные и хитрые крысы — и подавно!

Сначала я сжималась в комочек на полу, надеясь, остаться незамеченной. Потом, когда шуршание постепенно стало приближаться, поняла, что уязвимые части тела, например, лицо и шею, нужно держать как можно выше.

До сих пор я никогда не спала стоя. Но тяжелая дорога из Москвы, часть которой была проведена мною за рулем, потом долгий допрос, правда, без физического воздействия. Сюда я попала глубокой ночью, ближе к утру. Сколько прошло времени с этого момента, понять было невозможно — казалось, неделя, хотя разум подсказывал, что от силы часов десять.

Дико хотелось есть — обо мне никто не позаботился. Сволочи! Разве мало я для вас хорошего сделала — всю жизнь в грязи, в мазуте, никогда ведь от работы не отлынивала, наоборот, первая всегда вызывалась чинить, дежурить по кухне, да и мало ли куда… Вот она — забота о членах клана! Вот оно — отношение к своим!

То ли дело в гостинице Земцова… с какой-то щемящей тоской, несмотря на голод, сначала вспомнился улыбающийся Давид с подносом в руках, а только потом огромное количество вкусностей на этом подносе.

Часто ли обо мне заботились? Многим ли людям, вообще, было до меня дело? Тетя Вера, заменившая мне родителей, умерших, когда я была подростком, прожила до моего совершеннолетия, и тоже ушла, оставив мне после себя только воспоминания.

Потом был Ванечка. Он был старше, опытнее, он защищал, прятал от всего мира, от страха и боли. Я жила до встречи с ним в такой грязи, в таких жутких трущобах нашего города, что страшно теперь и представить. Мой маленький

клан тоже занимался железом — собирал и передавал Техникам и другим дружественным кланам запчасти, то есть мусорка была мне самым настоящим домом. И однажды мне повезло — я сумела найти работающую магнитолу.

Казалось бы, что за ценность в этой вещи, если машина едет и без нее? Но, однако, возможно, из-за скучной и однообразной жизни, за такое развлечение многие люди были готовы хорошо заплатить. Но глава нашего клана отправил меня с находкой именно к Техникам, потому что только они знали толк в хороших вещах и могли заплатить без обмана.

Попав впервые на территорию этого клана, я и встретилась здесь с Ванечкой. Через неделю он забрал меня к себе…

…Я бы, возможно, и дальше предавалась своим воспоминаниям, если бы зверюга не обнаглела окончательно и не подобралась совсем близко. Когда что-то мягкое прошло возле моего ботинка, лишь слегка потеревшись об него, мне показалось, что зверь по-настоящему огромный! С трудом сдержав дикое желание заорать, я смогла лишь еще сильнее прижаться к стене. Как ни вглядывалась в кромешной темноте вглубь комнаты, пытаясь рассмотреть животное, увидеть хотя бы очертания тела, ничего не получалось.

Я, конечно, уговаривала себя — ведь пока на меня никто не напал, зверь даже агрессии не проявлял… пока. Как будто чего-то ждал. Как будто продумывал, готовился, выбирал позицию — уж крыса-то отлично видит в темноте!

Сколько раз я сталкивалась в своей жизни с дикими ненавидящими людей животными! Не пересчитать. Несколько раз, особенно в детстве, даже покусана ими была. Но сейчас мне казалось, что такого ужаса я все-таки никогда раньше не испытывала.

Крыса не издала никакого предупреждающего визга, крика, писка. Я успела только услышать цокот ее когтей по бетонному полу, а потом она подпрыгнула. Инстинктивно, видимо, я сумела понять, куда именно целится животное и попыталась прикрыть шею рукой. Допрыгнула бы и сумела бы впиться, если бы не это. А так, она вцепилась в руку.

Мне показалось, что челюсти у нее не слабее и не меньше, чем у волка — рука чуть пониже локтя была обхвачена ими практически полностью! Я сама себя оглушила криком! Махала рукой изо всех сил, била достаточно тяжелой тушкой об стену, пыталась оторвать ее второй рукой, но челюсти, казалось, только еще сильнее сжимались, угрожая просто перекусить мою руку!

От ужаса и боли я просто обезумела — кричала, плакала и била, била животное, что было сил! Не знаю, чем бы закончилась эта схватка, и у кого бы оказалось больше сил — у меня или крысы, только дверь в мою тюрьму резко распахнулась и кто-то, кого в темноте я не успела разглядеть, метнулся в мою сторону, мгновенно оценив обстановку, схватил крысу где-то в районе головы, что-то там нажал, а может, наоборот, разжал, я не поняла совершенно, только крыса почему-то зло взвизгнув, расцепила челюсти и рванулась было бежать.

В полосе неяркого искусственного света из коридора я видела, как оказавшийся в руках Давида нож одним ловким движением мужчины превратил верткое, сильное животное в обмякшую тушку, отброшенную им тут же куда-то в дальний угол комнаты.

Не думая больше ни о чем, не размышляя, можно ли так или нет, забыв про льющуюся из раны на руке кровь, я бросилась ему на шею, прижалась всем телом и почувствовала такое облегчение и радость, какого не испытывала, казалось, никогда в своей жизни!

Пришел за мной! Спас меня! Мне очень хотелось сказать ему что-то другое, не в нашем обычном стиле общения. Мне хотелось благодарить его, хвалить, восхищаться его силой и смелостью — он действовал так быстро и ловко, будто каждый день встречается с такими зверюгами! Но я, уткнувшись в крепкую, гладкую шею, непривычно пахнущую свежестью и чистотой, молчала, с восторгом ощущая, как ласково его рука отводит в сторону мои волосы, как нежно касаются шеи нежные губы…