Отбор для Слепого
Шрифт:
Что удивительно, животное, казалось, помнило меня — с недовольством, но все-таки позволило взять на руки. Техники же, кажется, едва не перекрестились от счастья, поняв, что "страшный" зверь наконец-то покидает их.
Он, выпущенный на заднее сиденье, между мной и Богданом, раздумывал недолго — шагнул в мою сторону и, стараясь все же не касаться, свернулся калачиком рядом.
Спать я, конечно, не мог — какой уж тут сон! Слушать ленивые разговоры Степки и Богдана было скучно. Стараясь отвлечься от мыслей о предстоящей встрече с Миланой, я задумался над другим важным вопросом, над тем, ответ на который давно должен был найти. Кто предатель?
Это, наверное, должен быть кто-то, кто контактировал с москвичами, кто имел возможность переметнуться, а может, кто-то, появившийся в отряде недавно? Или… а если притворщиком Земцов назвал своего шпиона вовсе не в обобщенном смысле? Если "притворщик" — означает, что вместо кого-то из моих парней в отряде с некоторых пор действует совершенно другой человек, просто сымитировавший внешность, притворившийся моим бойцом?
В вероятность этого, после того, как Денис смог стать похожим на Богдана (ребята долго восхищались, и даже сам Богдан признал, что есть что-то общее), я верил. Вдруг людей с такой способностью у Земцова несколько? Или даже все его бойцы в той или иной мере владеют разными уникальными способностями?
Тогда где, в какой момент могла произойти подмена? Как понять? Ведь я даже не могу рассмотреть своих ребят. И их просить рассказать друг о друге, понаблюдать, найти какие-то странности в поведении, не могу — рискую нарваться на НЕГО.
Отряд моих бойцов был сформирован почти сразу же, как мой клан и Северная группировка Жука слились. С того момента дважды состав менялся — один раз пополнялся, а второй — наоборот, три человека ушли к Ярославу, предпочтя рабочие будни постоянным разъездам со мною. Получается, полгода назад к моим ребятам и присоединился этот шпион… либо он был с самого начала в составе группы. Кто? Кто же это?
Крысу во что бы то ни стало нужно выявить до отъезда в Солнечногорск, иначе вся полученная там информация, если, конечно, удастся договориться с жителями города, уйдет в руки Земцова.
И еще одна мысль назойливо крутилась в голове — если у меня под боком работает притворщик, то где тогда тот парень, которого он имитирует? В плену? Или убит?
… Уже к утру, когда Тимура за рулем сменил Богдан, а я постепенно начинал дремать, запрокинув голову на сиденье, сквозь сон, в голову пришла мысль, что все молодые ребята, входящие в состав моего отряда, были с Антоном в той поездке, когда по моей же собственной просьбе, Жук отправился спасать Ярослава! Именно тогда и был контакт с армией только что захватившего власть в Москве Земцова там, в подземелье, где разводят каких-то отвратительных животных, о которых рассказывала Рыжая. (1)
Вот здесь нужно искать разгадку! Мне срочно нужно поговорить с Ярославом или Антоном, или, на худой конец, с Димоном… Стоп! Там же и Давид был! Давид? Давид…
Молодые ребята, конечно, хороши — все они физически подготовлены, все неглупы, но Давид… он явно выделяется среди них и не только жизненным опытом — все-таки постарше всех лет на шесть-семь, а-то и побольше, но и другими качествами: умен, хитер, обладает замечательными командирскими качествами, дружен со всем руководством нашей группировки… блядь! Да он же входит в военный совет! И он вызвался идти в гостиницу спасть Милану!!! Именно тогда ведь мог и передать все данные — с ним только эта девчонка (для прикрытия!) была и человек Земцова — Денис…
Сон, как рукой, сняло! Чувствуя покалывания в висках, предупреждающие о начинающейся головной
(1) — об этих событиях рассказывается в 1 части "Любовь на руинах"
46. Милана
— Отец, отпусти меня!
Мне хотелось плакать, рыдать, свернувшись калачиком в своей комнате, желательно укрывшись с головой одеялом, но отец заставлял рассказывать, добивался каких-то ответов. Я не хотела слушать, я не хотела никого видеть. В душе бушевал настоящий ураган чувств, главным из которых было ощущение потери, безумного горя, будто бы я потеряла самого дорогого человека! Предатель… обманщик… люблю все равно!
— Милана, дочка, сегодня ты точно никуда не поедешь! Уже поздно, уже ночь. Я не могу заставлять своих ребят, только вчера прибывших из поездки, вновь куда-то собираться.
— Я сама!
— Ты сейчас говоришь глупости. Я тебя одну ночью никуда не отпущу. Сама понимаешь! Куда ты собралась? К Пророку? После того, как чуть его не убила? Ты уверена, что он захочет тебя видеть?
Каждое его слово словно ножом разрезало мне сердце! Не захочет… А потом, сразу же мысль о том, что я могла повредить ему что-нибудь, сломать ребра, как минимум! И я снова подхватывалась, чтобы бежать… ночью… в другой город! Только чтобы убедиться, что мой Женечка жив! А отец, словно маньяк какой-то, не обращая внимания на мои чувства, "поворачивал нож в ране":
— За что ты его так? Неужели случайно задела?
— Нет. Не случайно. Его хотела ударить в первую очередь. Остальных так… по инерции.
— Да за что? Он же любит тебя, глупую! Спасать рванул в Москву, не раздумывая, не позволив мне даже за бойцами вернуться — время терять не хотел! Да он сам не свой был — по ночам вокруг машины ходил — спать не мог! Ты же у меня такая чуткая, такая добрая девочка! Как ты могла?
— Отец, прошу тебя-я, не на-адо! Мне больно! Мне плохо! Он сказал, что на опыты Земцову отдаст нашего ребенка!
— Кого? Какого ребенка? — метавшийся по комнате отец, вдруг остановился, как вкопанный, пытаясь осознать весь масштаб трагедии, приключившийся с его дочкой. — Я так понял, что вы не… О, Леночка, как мне тебя сейчас не хватает!
Его лицо исказила настоящая мука. И я хотела броситься к нему, обнять, успокоить. Моего единственного родного… Но тут вдруг мой мозг пронзила мысль — как смею Я устраивать сцены ЕМУ? Да разве я знаю, что такое боль? Да разве я теряла когда-нибудь кого-то настолько близкого? Мать? Да. Но я была ребенком и боль в процессе взросления стерлась, уменьшилась, потому что у меня осталось не так уж и много воспоминаний о ней. А еще потому, что он, мой отец, сделал всё, чтобы заменить ее мне в то время, как сам потерял свою единственную, свою любимую! А я? Мой-то любимый жив! Я ценить должна каждую минуту, проведенную рядом с ним! В который раз сделала шаг к двери, но вновь была остановлена отцом:
— Присядь, сумасшедшая девчонка! Столько лет я воспитывал в тебе выдержку и всё коту под хвост! Головой. Головой думай! И объясни мне, наконец, всё, иначе я за себя не отвечаю — посажу тебя под замок и будешь сидеть, пока не наберешься ума-разума!
Я послушно села на его кровать. Отец устроился рядом.
— Папа, я не беременна. Наверное, — говорить с ним на эту тему было стыдно настолько, что глаз поднять я не могла. — Но они говорили о наших будущих, о возможных детях. Он согласился, чтобы над ними Земцов ставил эксперименты, чтобы убивал!