Отдел дознания
Шрифт:
— У тебя какие ко мне претензии? — по сравнению с Князем, новый начальник «убойщиков» был откровенно жидковат, поэтому я себя в эмоциях особо не сдерживал: — Информацию Князю отправили из городского ИВС почти месяц назад, а то, что он ее не отработал — моей вины здесь нет. Я тебе труп нашел, а ты вместо того, чтобы сказать «спасибо», на меня еще «наезжаешь»? Или ты хотел, чтобы через пару лет, когда железнодорожники снесут эти погреба, работать со скелетом, да еще и отписываться, почему ты в девяносто третьем году информацию, которая была «в цвет», не отработал?
— Да ладно, Паша, это я так…- старший «убойной группы» тяжело упал на стул: —
— Ладно, с этим делом я тебе помогу. — я решил, что с Клименко лучше дружить, поэтому сделал шаг навстречу замотанному коллеге: — Я сегодня в СИЗО собрался, поработаю с жуликом, из-под которого информация по трупу пошла, попробую с него что-то вытрясти по этой женщине, но, Леша, сразу говорю — ничего не обещаю и на меня не ссылайся.
— Паша, реально меня выручишь, если хоть что-то привезешь! — обрадовался коллега и быстрым шагом вышел из кабинета, пока я с него чего-нибудь «вкусного» не попросил, в качестве ответной любезности.
Локация — следственный отдел Заречного РОВД.
— Нет, нет и нет! — молодящаяся женщина-майор, старший следователь, в чьем производстве находилось дело по драке с участием Николая Попова, внезапно превратившееся в преступление, предусмотренное статьей сто восьмой уголовного кодекса «Тяжкие телесные», от избытка чувств замахала на меня пухлыми белыми руками: — Никакого разрешения на работы в СИЗО с подследственным я вам не дам. У меня дело сложное, много…
Дама хотела соврать, что дело многоэпизодное, но вовремя прикусила язык, хотя, в любом случае, она была в своем праве. Постановление о аресте фигуранта оформляла она, поэтому она и решала, кто имеет право общаться с ее арестантом, а кто не имеет. Безусловно, я бы прекрасно обошелся и без нее, но мой однокашник из опер части СИЗО на мой вопрос по телефону — какой коньяк он любит в это время года, ответил, что у них, в изоляторе, произошел очередной скандал, подробности которого он сообщать по телефону не будет, и начальник тюрьмы затянул гайки, запретив «поднимать» жуликов в кабинеты оперативников для задушевных бесед с территориальными операми. Теперь, на ближайший месяц, по крайней мере, все делается только официально — разрешение на следственные действия от следователя, что ведет дело арестанта и работа только в допросных, где зачастую, в общий зал, набивается несколько правоохранителей, а также адвокатов, и что характерно, каждый со своим «клиентом».
— Так что брат, пока ни как. — грустно попрощался со мной старший лейтенант внутренней службы и положил трубку. И вот я стою перед этой… дамой и уговариваю ее дать мне разрешение на беседу с Поповым.
— И вы абсолютно в своем праве! — широко улыбаюсь я опешившей собеседнице: — Только у нас там труп криминальный нарисовался, к которому ваш подследственный отношение имеет. Поэтому я через час привезу и сдам в дежурную часть вашего РОВД другую бумагу — отдельное поручение, где, со ссылкой на то, что вы не разрешили мне с Поповым самостоятельно поработать, будет поручено вам и вашим операм отработать и допросить Попова на причастность к убийству женщины. И ответ на это отдельное поручение с вас начнут требовать буквально через три дня, как раз, сразу после выходных. И простой отпиской здесь вы не отделаетесь — у нас район маленький, тяжкие преступления случаются редко, поэтому отрабатывают их на совесть, по полной программе. А если дело не раскрыто будет, мы на всех/ заслушиваниях будем сообщать, что не раскрыли его по вашей, милейшая, вине, так как жулик за время вашего следствия, пока вы нам запрещали с ним работать, пообтерся в блатном сообществе и полностью вписался в криминальное сообщество… Вы, кстати, как часто его допрашиваете? Наверное, через день в СИЗО ездите, следственным путем его «колете», комбинации разыгрываете?
Я еще много, что готов был сказать опешившему старшему следователю, но она, пробормотав что-то вроде «тварь», подписала мой запрос и, как ядовитую змею, бросила документ в мою сторону.
— Данке шон! — почему-то, по-немецки, поблагодарил я тетю, шаркнул ножкой по полу и поспешил на выход — надо было спешить, если я хотел увидится сегодня с гражданином Поповым, а то в этом СИЗО, как в детском саду, то карантин, то обед, то сон час.
Локация — СИЗО №1 Города, остановка «Гуманитарная».
В мрачном зале для допросов, куда меня определили девочки из «регистратуры», стояли четыре стола, но занят был только один — дама, очевидно адвокат, и ее клиент, тревожно оглянулись на скрипнувшую входную дверь, после чего склонились голова к голове, перейдя на тихий –тихий шепот.
Я сел за противоположный от «соседей» стол, достал газету бесплатных коммерческих объявлений и погрузился в криминальную сводку, печатаемую на последней странице — журналисты, зачастую, писали о громких преступлениях интереснее, чем докладывали на утренних селекторах руководители районных отделов.
Попова привели минут через десять, парень окинул меня наглым взглядом, плюхнулся на стул, вытянул ноги.
— Курить есть?
— Не заслужил еще. — я равнодушно смотрел на мочку уха жулика, не встречаясь взглядом с его глазами.
— Ты кто есть такой?
— Отдел дознания. Пришел к тебе за явками по погребам, которые ты вскрывал этой зимой и весной.
— Не знаю ничего ни про какие погреба, нет за мной такого. Я встал на путь раскаянья и про свое дело все честно рассказал товарищу следователю. А больше за мной ничего нет.
— Смешная шутка, в камере, наверное, каждый вечер над ней смеются. Ну нет, так нет. Мать-то у тебя чем занимается?
— При чем тут мать? — насторожился жулик.
— Ну как — при чем? Сейчас поеду к ней, выгребу у нее всю консервацию с тех погребов, что ты ей натащил… Она же ворованными соленьями почти каждый день у кинотеатра «Виктория» торгует? Так вот, выгребу все, что еще не продано, и задержу ее на трое суток по сто двадцать второй статье, а потом сюда оформлю…
— Не имеешь права, она инвалид… И торгует она своими овощами.
— С третьей группой инвалидности, что ли? Не смеши меня, определят сюда за милую душу. Вы же с матерью в Томской области прописаны? Вот для этого и закроют, что бы мама от следствия домой не сбежала. Тебе же твой следователь объяснял, что, если бы была у тебя местная прописка, возможно, тебя бы никто не арестовал, жил бы под подпиской о явке, а так… А чем твоя уважаемая мама хуже? Тоже не местная, живет в чужой квартире…
— Мы у тетки живем…
— То, что вы живете у родственницы и ждете, когда она помрет и вам квартиру оставит никакой роди не играет. Прописки у вас в Городе нет, денег, за вами в соседнюю область, гоняться, если вы сбежите, у государства тоже нет, поэтому сядет твоя мама…