Отдел Химер
Шрифт:
Достав из бардачка видеокамеру, подобную той, что я разбила год назад, они уставились в мини-экран, весело хохоча и смакуя особо пикантные кадры.
Древние греки различали четыре вида любви — эрос, агапе, филия и сторге.
Эрос — любовь плотская, то есть то, что сегодня называют сексом.
Агапе —любовь духовная, возвышенная. Любовь к Богу, а также к людям, близким тебе по духу, единомышленникам. Недаром апостолы Иисуса, встречавшиеся друг с другом регулярно после Его смерти, называли эти встречи агапами.
Филия — любовь к детям, к друзьям, к домашним животным, вообще чему-то конкретному,
Сторге — любовь уважения: ее мы испытываем к родителям, к родине, к солидной фирме, продукцию или услуги которой предпочитаем всем прочим.
Но это не разные вещи, это всего лишь различные стороны одной и той же эмоции, которую мы и называем Любовью, разные ее виды, а в любви к партнеру всегда присутствуют все четыре, только в различные периоды какой-то один преобладает.
Однако то, что случилось со мной и с Ирой, не попадало ни под одно из определений, поскольку больше всего для этого подходило слово «скотство». Но и подобное сравнение оскорбительно для братьев наших меньших, ибо ни одно животное не позволяет себе вытворять со своей самкой такое.
Собственно, с этой минуты все трое были уже мертвы. И, хотя их физическое существование продлилось еще несколько дней, они были вычеркнуты мной из списков живых. Не претворятся в жизнь радужные планы. Дипломы, свидетельствующие о «незаурядных способностях элитарной молодежи», не будут получены, а связи, столь заботливо лелеемые отцами, никогда не откроют перед ними двери в мир большого бизнеса.
Ибо у мертвых лишь один путь.
Родителям, подарившим миру столь «неординарное» потомство, не нянчить внуков, и, что самое главное, наивным влюбленным дурочкам не придется лить слезы и пытаться наложить на себя руки.
Искушение уделать подонков прямо сейчас было очень велико. Но, как гласит народная мудрость, «сразу можно стать только мертвым». Я ждала целый год и почти простила, так что несколько дней ничего не решат. Из скабрезных реплик, бросаемых во время просмотра, поняла, что Иру, как в свое время и меня, опоили какой-то гадостью. Вообще-то я подозревала нечто подобное, так как шампанское пробовала не впервые, но до того случая провалов в памяти не случалось.
Желая убедиться, что на примете у негодяев нет очередной жертвы, увязалась следом. Но, видимо, на охмуреж требовалось некоторое время, и, основательно нагрузившись в каком-то кабаке, человеческие оболочки, не имеющие будущего, отправились по домам.
Попойка молодых идиотов заняла приличное время, и до рассвета оставалось не так уж и много. Вернувшись в больницу, я застала там идиллическую картину: мирно спящую Иру и Игорька, кое-как примостившегося на стуле и положившего голову на тумбочку. Собственно, одной из причин, по которой я подарила этим скотам несколько дополнительных дней, была Ира. Ведь убей я их сегодня, и родственники во главе со стервозной маман затерроризировали бы бедную девочку. Не говоря уже о том, что легко могли выйти на нас с Игорьком. Оставлять малышку без присмотра я боялась и, бесцеремонно растолкав спящего, подхватила его под мышки, снова десантировавшись через окно.
— Заводи машину.
— А? Что?
— Мы забираем девочку к тебе.
— Что происходит,
Вернувшись за Ирой, таким же макаром доставила ее к автомобилю, и через пару минут мы мчались по ночной Москве.
— Почему ко мне? — вдруг вскинулся Игорь.
— Ты только представь, что произойдет, когда малышка проснется и обнаружит, что делит квартиру со спящей красавицей. — Я усмехнулась. — Да и сам понимаешь, в ее состоянии всякое может случиться.
— Думаешь, она решится снова?
— Кто ее знает. — Я вздохнула. — Береженого Бог бережет.
Наутро, которым, если помните, для меня является ранний вечер, едва открыв глаза, я обнаружила, что у моей постели сидит Игорь. С довольным видом протягивая мне завтрак, он улыбался.
— Сделал? — Он кивнул:
— А то. Оплатил лечение и зарезервировал палату на полгода.
Я облегченно вздохнула, ибо состояние неудавшейся самоубийцы волновало меня куда больше, чем я признавалась самой себе. Но теперь, помещенная Игорем в одну из частных клиник в дальнем Подмосковье, Ира оказалась в надежных руках, а самое главное — под круглосуточным наблюдением. С помощью психологов она пройдет реабилитационный курс и, надеюсь, навсегда забудет пережитый кошмар. Или, по крайней мере, научится жить, не обвиняя в происшедшем себя.
— Что ты задумала, Майя? — Игорь внимательно смотрел на меня, словно видел впервые.
Я отмахнулась.
— Не бери в голову. В конце концов, недаром же философы утверждают, что «у каждого свой путь, причем не мы движемся по дороге жизни, а она проходит через нас». — И, тяжко вздохнув, добавила: — Наверное, судьба такая.
— Как знаешь, — в свою очередь вздохнул он.
— Папу предупредил?
— Да. Сказал, что ты вынуждена срочно уехать и вернешься не раньше чем через неделю.
— Вот и славно.
— Пойдем куда-нибудь?
Я покачала головой. То, что я задумала и столько раз проделывала в мыслях, требовало моральной подготовки и, если хотите, «настройки». Так как впитанное с молоком матери «не убий» держало гораздо крепче, чем я предполагала.
— Извини. — Наклонившись, я легонько поцеловала его в щеку. — Мне надо побыть одной.
Акцию я назначила на следующую ночь, видя в этом символичность и знак свыше. Ведь завтрашний день, абсолютно ничем не примечательный для большинства людей, был годовщиной выпускного бала. И ровно год назад при совершенно диких и немыслимых обстоятельствах я стала женщиной.
Извинившись перед Игорем, выпроводила его и, облачившись в один из своих бойцовских костюмов, отправилась на ночную охоту. Мне просто необходимо было совершить что-то ужасное или, на худой конец, героическое. Но так и не встретив какой-нибудь шпаны, которую удалось бы как следует проучить, и не обнаружив нуждающихся в спасении детей и котят, я, как частенько в начале своей карьеры, принялась летать возле домов, выискивая что-нибудь любопытное.
В одном из окон горел свет. Разглядев крошечный силуэт, я подлетела ближе. Маленькая девочка стояла на стуле и, прижавшись расплющенным носиком к стеклу, смотрела на улицу. Точнее, на двор, заросший липами. Один из старых московских дворов с детской площадкой и непременной голубятней.