Отдел убийств: год на смертельных улицах
Шрифт:
– Я не обязана говорить, что делала.
– Мне нужно поговорить с вами о стрельбе.
– А мне нечего вам сказать.
– Там человек умер…
– Я знаю.
– Мы ведем следствие.
– И?
Том Пеллегрини с трудом подавляет желание затащить эту тетку в автозак и прокатить по всем колдобинам на пути к штабу. Вместо этого он сурово смотрит на нее и говорит свое последнее слово лаконичным тоном, выдающим только усталость.
– Я ведь могу вернуться с повесткой большого жюри [9] .
9
Большое жюри – в США коллегия присяжных
– Ну и возвращайтесь со своей чертовой повесткой. А то ходите в такое время ночи и говорите, что я должна что-то рассказать, когда я вовсе даже не хочу.
Пеллегрини сходит с крыльца и смотрит на синее мерцание мигалок. У тротуара уже встал фургон из морга – «додж» с тонированными стеклами, – но пацаны на каждом углу теперь смотрят через улицу на то, как эта женщина четко дает понять детективу, что ни при каких обстоятельствах не пойдет свидетельницей убийства из-за наркотиков.
– Это же ваш район.
– Вот именно, – говорит она и захлопывает окно.
Пеллегрини чуть качает головой, затем переходит улицу обратно – как раз вовремя, чтобы увидеть, как криминалисты из фургона переворачивают тело. Из кармана куртки достают наручные часы и ключи. Из заднего кармана штанов – удостоверение. Ньюсом, Рудольф Майкл, мужчина, черный, дата рождения 02.05.61, адрес – 2900 по Аллендейл.
Лэндсман стягивает с рук белые резиновые перчатки, бросает в канаву и смотрит на своего детектива.
– Есть что? – спрашивает он.
– Нет, – отвечает Пеллегрини. Лэндсман пожимает плечами.
– Тогда я рад, что этот достался тебе.
На точеном лице Пеллегрини мелькает слабая улыбка – он принимает за утешительный приз веру сержанта в его силы. Том Пеллегрини проработал в убойном меньше двух лет, но его уже повсеместно считают самым трудолюбивым сотрудником в бригаде сержанта Джея Лэндсмана из пятерых человек. А сейчас это немаловажно, ведь они оба знают, что тринадцатое убийство 1988 года в Балтиморе, зарегистрированное под конец полуночной смены на углу Голд и Эттинг, – совершенно дохлый номер: убийство из-за наркотиков, без известных свидетелей, без конкретного мотива и без подозреваемых. Возможно, единственного человека во всем Балтиморе, который мог бы проявить хоть какой-то интерес к распутыванию этого дела, как раз упаковывают в мешок. Позже, утром, брат Руди Ньюсома опознает его с порога «холодильника» напротив прозекторской, но после этого пользы от родственников будет немного. В утренней газете о происшествии не напечатают ни слова. Жизнь района – ну или того подобия района, что еще осталось у Голд и Эттинг, – пойдет своим чередом. Западный Балтимор, родина убийств небольшой тяжести.
Все это, конечно, не говорит о том, что в группе Лэндсмана никто не потормошит убийство Руди Ньюсома. Полицейский департамент живет статистикой, и за раскрытие дела – любого – детектива всегда вызовут за дополнительную плату в суд и погладят по головке. Но Пеллегрини играет в эти игры ради чего-то большего: он все еще что-то себе доказывает, все еще голоден до опыта, свеж и полон сил. Лэндсман видел, как он раскручивает убийства, о которых вроде бы ничего нельзя было узнать. Дело Грина из проджекта [10] Лафайет-Корт. Или стрельба перед «Оделлом» на Норт-авеню, где Пеллегрини бродил по раздолбанной подворотне и копался в мусоре, пока не нашел пулю 38-го калибра, закрывшую дело. Больше всего Лэндсмана поражает, что Том Пеллегрини, ветеран с десятилетним стажем в органах, перешел в убойный из службы безопасности мэрии через пару недель после того, как мэр победил в праймериз демократов и стал верным фаворитом в губернаторы. Проще говоря, это было политическое назначение, спущенное от самого замкомиссара
10
Проджекты – муниципальные жилкомплексы для рабочего класса, которые в США с 60-70-х стали ассоциироваться с черными гетто.
– Ну, – говорит Пеллегрини, втискиваясь за руль «шеви кавалер» без опознавательных знаков, – пока что все неплохо.
Лэндсман смеется.
– Раскроем на раз-два, Том.
Пеллегрини бросает на него взгляд, который сержант подчеркнуто игнорирует. «Кавалер» минует квартал за кварталом гетто, едет по Друид-Хилл-авеню до пересечения с бульваром Мартина Лютера Кинга, где Западный район уступает место утреннему запустению в центре города. Не видать даже алкашей на скамьях Говард-стрит – все из-за холода. Пеллегрини замедляется, потом без проблем проезжает все перекрестки, но все-таки натыкается на красный на Лексингтон и Калверт, в паре кварталов от штаба, где из подъезда угловой конторы их незаметно манит одинокая шлюха – явный транс. Лэндсман угорает. Пеллегрини удивляется, как проститутка в этом городе может не знать, что предвещает «шеви кавалер» с пятнадцатисантиметровой антенной на жопе.
– Ты только глянь на этого красавца, – говорит Лэндсман. – Давай тормознем и постебемся.
Машина замедляется и сворачивает на обочину. Лэндсман опускает окно со своей стороны. Лицо шлюхи – жесткое, мужиковатое.
– Сэр?
Шлюха отворачивается в немой ярости.
– Мистер! – кричит Лэндсман.
– Я не мистер, – отвечает шлюха, возвращаясь на свой угол.
– Сэр, у вас не найдется пара минут?
– Иди на хер.
Лэндсман злорадно хохочет. Пеллегрини знает, что однажды сержант ляпнет глупость кому не следует – и полгруппы будет еще неделю писать рапорты.
– По-моему, ты задел его чувства.
– Ну, – говорит Лэндсман, отсмеиваясь, – я же не хотел.
Через пару минут они сдают задом во второй ряд в полицейском гараже. Внизу той же страницы, где указаны детали смерти Руди Ньюсома, Пеллегрини записывает номер парковочного места и пробег со спидометра, потом обводит. В этом городе убийства приходят и уходят, но не дай бог тебе не указать в ведомости правильный пробег или того хуже – забыть отметить парковочное место, чтобы следующий коп пятнадцать минут ходил по гаражу и гадал, к какому же «кавалеру» подходит ключ зажигания у него в руке.
Пеллегрини идет за Лэндсманом по гаражу и через металлическую тяжелую дверь – в коридор второго этажа. Лэндсман вызывает лифт.
– Интересно, что там у Фальтайха на Гейтхаус-драйв.
– Там же мокруха? – спрашивает Пеллегрини.
– Ага. Судя по рации, типа того.
Лифт медленно поднимается и выпускает их в другой, похожий длинный коридор с начищенным линолеумом и по-больничному голубыми стенами, и Пеллегрини следует за сержантом. Из аквариума – звуконепроницаемой комнаты из металла и стекла, где ждут допроса свидетели, – доносится тихий женский смех.
Слава тебе Господи. Сие есть свидетельницы фальтайховской перестрелки на другом конце города – дарованные небесами живые свидетельницы из плоти и крови с четырнадцатого убийства этого года. Ну, думает Пеллегрини, хоть кому-то в группе сегодня повезло.
Голоса в аквариуме затихают позади. Перед тем как повернуть за угол в отдел, Пеллегрини заглядывает в боковую дверь темного аквариума и замечает оранжевое свечение сигареты и силуэт ближайшей к двери девушки. Видит ожесточенное лицо, твердые, как гранит, темно-коричневые черты, глаза, в которых читается лишь закаленное презрение. Но формы офигительные: красивая грудь, ножки ничего, желтая мини-юбка. Кто-нибудь уже наверняка бы подкатил, если бы не ее настрой.