Отдел
Шрифт:
Игорь Васильевич твердой походкой удалился в помещение котельной, для того, чтобы добраться до телефона и высказать Олегу, что он о нем думает.
Дабы не стоять, как истукан, от таких новостей, Игорь сподвиг Молодого на то, чтобы утащить бандуру из «Газели» обратно в котельную. Молодой поартачился для вида, предлагая оставить все, как есть, только загнать машину в гараж, но, видно, сам не знал, что делать в таких случаях, и согласился, чтобы тоже чем-то себя занять.
После того как бандура была засунута в кабинет Молодого, отпыхивающийся Игорь заперся в своей каморке и несколько раз пересаживался с места на место: со стула на подоконник, с подоконника на край стола, с края стола опять на стул. Если бы Олег не увез труп Фила, еще можно было прийти и посмотреть, и поверить в эту смерть. Хотя Игорь сомневался, что решился бы на просмотр покойника, но, может быть, и решился бы, кто знает. Теперь же, когда в атмосфере той паранойи, куда они сами себя погрузили, можно было решить, что все это — очередная
И тут Игорь подумал, что на самом-то деле знал, что боль в левой руке может быть одним из симптомов инфаркта, потому что его дед умер точно так же, просто у Игоря не вязалось то, что Фил, находящийся почти в том же возрасте, что и сам Игорь, может умереть от какой-нибудь болезни сердца, как шестидесятидевятилетний сморщенный старикашка, сухощавый от лыж и пробежек по парку. Игорь отделял свою семью от других людей, хотя и знакомых, но все равно чужих. Эти чужие люди умирали как-то по-другому, не так болезненно для Игоря. Соединить симптомы Фила и деда Игорь не мог потому еще, что дед его не угорал по маленьким мальчикам, а был ветераном войны и труда, и в голове Игоря просто не укладывалось, что такие разные люди могут умереть от чего-то одного и того же. Тем более что дед был для Игоря совершенным каким-то авторитетом, а Фил вызывал иногда даже некоторое отвращение рассказами о своих приключениях в интернете.
Через несколько дней Игорь удивится рассказу Рината Иосифовича о том, что тот не чувствует горя по поводу смерти Фила. Однако в первые часы после известия об этой смерти он и сам-то как-то не очень переживал по поводу этой утраты, и когда пошел в курилку, чтобы не быть одному, — ведь по возвращении домой ему и так предстояло снова остаться в одиночестве, а в курилке стояли Игорь Васильевич и Молодой, причем у Молодого глаза были явно на мокром месте, — самому Игорю пришлось всячески корчить печальное лицо.
В курилке Игорь узнал, что отец Игоря Васильевича тоже умер похожим образом, тоже от сердечного приступа. Игорь Васильевич переживал, что не углядел за Филом, но Игорю теперь казалось, что это такая игра в скорбь. Игорь вспомнил, как в третьем, что ли, классе, один из его одноклассников навернулся с дерева вниз головой и весь класс заставили стоять в чем-то вроде почетного караула, и это было невыносимо ужасно, Игорь старался не смотреть на покойника, но краем глаза все равно видел зеленоватое пятно его лица. В итоге одну из одноклассниц во время такого стояния стошнило чуть ли не в гроб, и караул прекратили, но поволокли класс сначала на похороны, потом на поминки. На похоронах Игоря угнетали бабки-плакальщицы и родственники покойника, как бы соревновавшиеся в рыданиях, и мать умершего одноклассника, пытавшаяся залезть в зарываемую могилу. На поминках Игорь не успел сесть среди других детей, а попал почему-то за стол вместе со старушками, от одной из которых несло мочой, а от другой — каким-то прогорклым маслом, старушки совали Игорю какую-то еду, говоря, что чем больше Игорь съест, тем слаще будет покойнику на небушке. Это было еще хуже, чем стоять в карауле.
Потом был еще отец одноклассницы, повесившийся от несчастной любви к соседке по лестничной площадке. В караул никого не ставили, но на похороны и поминки потащили тоже весь класс. Опять были плакальщицы, опять женщина пыталась залезть в могилу, ее оттаскивали родственники, а она подгибала ноги и пыталась проползти по растоптанной глине до прямоугольной глиняной дыры.
Игорь испытывал облегчение от того, что в отделе такого не будет. Он был почти благодарен Олегу за утилизацию трупа, а особенно за то, что не будет плакальщиц, не будет поминок, а если и будут, то только сугубо в мужской компании, среди Игоря Васильевича, Сергея Сергеевича и Молодого. Игорь Васильевич сказал, что не даст никому из тех, кто с ним работал, пропасть без вести, как бы этого ни хотел Олег, что он уже давно приготовил специальные урны для праха — заказал у знакомого токаря контейнеры в виде гильз, и гильз этих в «Голливуде» лежит еще штук тридцать. Так что осталось лишь отнести контейнер знакомого гравировщику по металлу, для того чтобы он сделал нужную надпись, потом получить прах Фила, или то, что Олег принесет вместо этого праха. Прах Игорь Васильевич планировал передать вдове, как бы она ни относилась к покойнику при жизни, она имела право знать, что он умер. Из рассказа Игоря Васильевича Игорь почерпнул лишь одно: сам Игорь Васильевич не особо доверяет Олегу, и сам не особо верит во внезапную смерть Фила, Игорь Васильевич как будто точно знал, что если бы появился Олег и забрал Фила, а остальным приказал помалкивать — те бы точно не проговорились. Игорь тоже был в этом уверен.
Из-за этой неопределенности Игорь не стал спать дома с включенным светом либо включенным телевизором, как непременно бы сделал, если бы увидел труп Фила своими глазами, и не ударился снова в тщательную уборку всей квартиры. Чтобы доказать себе, что Фил не отравился собственным супом, Игорь съел этот суп и целый день ждал, как этот суп на него подействует. Само собой, суп не подействовал никак.
Игорь совершил ошибку, когда нарушил правило не смотреть местные новости после допросов. Местный телеканал рассказал про курильщика, уснувшего в постели и задохнувшегося дымом. Журналист серьезным, даже этаким озабоченным голосом говорил, что пожарная команда подъехала в течение восьми минут после того, как было замечено возгорание, но, к сожалению, мужчину шестидесяти трех лет спасти не удалось. Оператор показал комнату, покрытую копотью, черный от копоти телевизор, кровать с прогоревшим отверстием в одеяле, похожим на кратер потухшего вулкана, снимаемый с высоты. Про автомат Калашникова журналист умолчал. Даже через голос диктора было слышно, как лают собаки. Потом почему-то показали, как усталые пожарные курят возле дома под черным ночным небом. Один из пожарных дал короткое интервью, не интервью даже, а несколько реплик про то, до чего доводит халатность некоторых граждан. Монтаж обрывал слова пожарного на полуслове, Игорю это показалось оскорбительным. Ночная съемка придавала дому и окрестностям еще больше заброшенности и ужаса. Оказывается, между домом и дровяником были протянуты бельевые веревки, провисшие от времени, оператор, видно, в художественном порыве пустил их в кадр, и они, покрытые инеем, покачивались на ветру, подсвеченные фонарем камеры. Игорь не понимал одного, как соседи не услышали выстрел и при этом увидели дым.
Вопреки обыкновению, Игорь не сочувствовал погибшему от их рук человеку. Смерть или предполагаемая смерть Фила как-то задвинула это сочувствие, значит горе все-таки было, просто Игорь его не осознавал.
Глава десятая
Горе и обида на то, что остальные напились и веселятся, пришли к Игорю с его собственным опьянением. Игорю стало казаться странным, что люди смеются и шутят на поминках. Пускай до этого он и сам видел, как на других поминках люди начинали веселеть, отделавшись от трупа и как бы собираясь жить заново, поминки Фила должны были, по мнению Игоря, проходить как-нибудь не так. Он ожидал какого-то молчаливого пьянства с мрачными вздохами и насупленными армейскими лицами. Если Молодому еще можно было простить его легкомыслие, то от Игоря Васильевича и Сергея Сергеевича он такого никак не ожидал. Подогретый изнутри спиртом, Игорь сам уже не помнил, что отнесся к смерти Фила довольно прохладно.
И все-таки доля здравого смысла еще у него имелась, поскольку, несмотря на желание пристрожить коллег и даже прикрикнуть на них, он понимал, что ничем хорошим это не закончится. Он отчасти понимал, что лишь испортит всем настроение, что люди, с которыми он работал, скорбели все эти дни и, наконец, нашли отдушину в алкоголе, шутливых воспоминаниях о покойном. Что это прикрикивание на них будет расценено как повод для небольшой потасовки, а связываться с Игорем Васильевичем было глупо, с тем же успехом можно было просто скатиться кубарем по лестнице или самому удариться несколько раз мордой об стол.
Чтобы как-то унять разрастающееся раздражение от окружающих его в подсобке людей и облегчить тошноту от выпитого, Игорь поднялся со своего места за столом и, слегка покачиваясь, пошел наружу. Его никто не остановил, и это немного усилило его пьяную злость.
На улице было уже совершенно темно, только над входом в котельную горела небольшая лампочка под жестяным колпаком, как над крыльцом домика, где они побывали в последний свой выезд. Еще на снегу, чуть подальше фонарного светового пятна, мягко лежал свет из окон подсобки, где шла пьянка. Оттуда же, из окон, были слышны смех и неясная болтовня, причем такая, что где чей голос, разобрать было невозможно. На свежем воздухе тошнота Игоря слегка отступила, и ему сразу же захотелось закурить, хотя он знал, что стоит ему затянуться сигаретой, его снова начнет мутить. Тем не менее, он вытащил сигарету и закурил. Одной сигареты ему показалось мало, и он выкурил вторую. Тут голову его слегка закружило, Игорь привалился к кирпичной стене и закрыл глаза, чтобы унять подступающее вращение и жалея, что возле котельной не стоит никакой лавочки, чтобы на нее сесть. При том что до туалета было два шага, да и вообще весь заснеженный двор был в полном его распоряжении, Игорь, в каком-то порыве, оторвался от стены и полез по сугробам за гараж, где его начало немилосердно полоскать одной только водкой на цепочку кошачьих следов в снегу. Из Игоря вываливалась одна только водка, потому что он целый день ничего не ел и ничем не закусывал.
После нескольких приступов рвоты Игорю полегчало настолько, что он стал различать за забором далекие огни города и неторопливое ночное шевеление автомобильных огней на городском мосту. Воздух, с запахом оттаивания, был невыразимо сладок. Покопавшись в сугробе, Игорь набрал тяжелого, как глина, снега и протер им свое лицо. Влажное лицо стал заметно обдувать ветер, похожий на теплый домашний сквозняк из открытой форточки. Зарекшись больше не пить, Игорь пошел в сторону котельной и только теперь заметил, что продрог, и попытался вспомнить, сколько он околачивался на улице. Еще он заметил, что ему за шиворот откуда-то нападала вода, и стал смотреть по верхам, где у котельной имеются сосульки или наледь, однако ничего такого ни у котельной, ни у гаража не было.