Отдельная реальность
Шрифт:
– Спасибо, – сказал я очень медленно.
– Пожалуйста, – ответил он, подражая мне и сдерживая смех.
Затем он принес листья и начал растирать ими мои руки и ноги.
– Что ты делаешь? – спросил я.
– Я растираю тебя, – сказал он, имитируя мою тяжелую монотонность.
Он содрогнулся от смеха. Его глаза были блестящими и очень дружелюбными. Я понравился ему. Я чувствовал, что дон Хуан был сочувствующим, честным и довольным. Я не мог смеяться с ним, но мне было приятно. Другое чувство радости охватило меня, и я засмеялся; это был такой
– Я лучше отведу тебя к канаве, – сказал он, – или ты убьешь себя дурачеством.
Он поставил меня на ноги и заставил прогуляться по комнате. Мало-помалу я начал приходить в чувство, почувствовал свои ноги, и, наконец, все свое тело. Мои уши разрывались от необычного давления. Это было подобно ощущению руки или ноги, которая была заснувшей. Я чувствовал огромную тяжесть в затылке и на макушке.
Дон Хуан потащил меня к канаве позади его дома и положил меня туда совершенно раздетого. Холодная вода уменьшила давление, боль, и постепенно все прошло.
Я переоделся в доме, сел и снова почувствовал отчужденность, то же желание оставаться спокойным. Однако на этот раз я заметил, что это была не ясность ума или способность к сосредоточению; скорее, это был вид меланхолии или физической усталости. Наконец, я заснул.
12 ноября 1963 г.
В это утро дон Хуан и я пошли на соседние холмы собирать растения. Мы прошли около шести миль по чрезвычайно неровной местности. Я очень устал. Мы сели отдохнуть, по моей инициативе, и он начал разговор, сказав, что он доволен моим прогрессом.
– Я знаю теперь, что это говорил я, – сказал я, – но тогда я мог поклясться, что это был кто-то другой.
– Конечно, это был ты, – сказал он.
– Как же случилось, что я не мог узнать себя?
– Это делает дымок. Можно говорить и не заметить этого, или можно пройти тысячи миль и не заметить ничего. Это зависит от того, как кто-либо может принимать вещи. Маленький дымок устраняет тело и дает свободу, подобно ветру; лучше, чем ветер, ветер может быть остановлен скалой, стеной или горой. Маленький дымок делает человека свободным, как воздух; возможно, даже свободнее – воздуха может не быть в земле и он может стать затхлым, но с помощью маленького дымка человек не может быть остановлен или заперт.
Слова дон Хуана высвободили смесь эйфории и сомнения. Я чувствовал потрясающее беспокойство, ощущение неопределенной вины.
– Тогда он может действительно сделать все эти вещи, дон Хуан?
– А что думаешь ты? Ты подумаешь, скорее, что являешься ненормальным, или нет? – сказал он язвительно.
– Для тебя легко принимать все эти вещи. Для меня это невозможно.
– Мне это нелегко. У меня не больше привилегий, чем у тебя. Эти вещи равно трудны для тебя и для меня или для любого другого, чтобы их принять.
– Но ты дома со всем этим, дон Хуан?
– Да, но это мне много стоит. Я должен бороться, возможно, больше, чем ты когда-либо хотел. У тебя трудный путь получения всего в работе. Ты не представляешь, как тяжело я должен был работать, чтобы сделать
– Ты произносишь это так легко, но это не так. Я разрываюсь внутри.
– Ты будешь цельным снова довольно скоро. Ты не заботишься о своем теле из-за одной вещи. Ты такой же толстый. Я не хотел ничего говорить тебе прежде. Каждый должен всегда позволять другим делать то, что они должны делать. Тебя долго не было. Я сказал тебе, что ты вернешься, однако, и ты вернулся. Та же вещь случилась со мной. Я ушел на пять с половиной лет.
– Почему ты не приходил, дон Хуан?
– По той же причине, что и ты. Я не полюбил это.
– Почему же ты вернулся?
– По той же причине, по которой вернулся ты сам – потому что не было другого пути, чтобы жить.
Это заявление имело большое воздействие на меня, и я подумал, что, возможно, не было другого пути жизни. Я никогда не высказывал эту мысль кому-нибудь, однако дон Хуан высказал ее правильно.
После очень долгого молчания я спросил его:
– Что я делал вчера, дон Хуан?
– Ты вставал, когда ты хотел.
– Но я не знаю, как я делал это.
– Совершенствование этой техники отнимает время. Важная вещь, однако, это то, что ты знаешь, как делать это.
– Но я не знаю. Это вопрос, я действительно не знаю.
– Конечно, ты знаешь.
– Дон Хуан, я уверяю тебя, я клянусь тебе...
Он не дал мне кончить; он встал и вышел.
Позже мы снова беседовали о страже другого мира.
– Если я верю, что все, что я испытал, действительно реально, – сказал я, – тогда страж является гигантским созданием, которое может причинить невероятную физическую боль; и если я верю, что он может действительно путешествовать на огромные расстояния посредством действия воли, тогда логически заключить, что я мог бы также желанием заставить чудовище исчезнуть. Так ли это?
– Не точно, – сказал он. – Ты не можешь захотеть, чтобы страж исчез. Однако твое желание может остановить его от вреда тебе. Конечно, если ты когда-нибудь выполнишь это, то дорога тебе открыта. Ты действительно сможешь пройти стража, и он ничего не сможет сделать, даже если будет бешено кружиться вокруг.
– Как же я могу совершить это?
– Ты уже знаешь, как. Все, в чем ты нуждаешься, это в практике.
Я сказал ему, что у нас было неправильное понимание, которое происходило от нашей разницы в восприятии мира. Я сказал, что для меня знать что-нибудь подразумевало то, что я должен полностью сознавать о том, что я делал, и что я мог повторить то, что я знал, по желанию, но в этом случае я не сознавал о том, что я делал под влиянием дыма, не мог повторить это, если бы моя жизнь зависела от этого.