Отец Феона. Тайна псалтыри
Шрифт:
– Leszek, wejdz do chaty.
Снаружи зазвенели шпоры и послышались поспешные шаги. Дверь со скрипом отворилась.
Глава седьмая.
После скромной вечерней трапезы, состоявшей из горохового кулешика, гречневой каши и мягкого сыра с жирянкой вся монастырская братия в строгом порядке, согласно чину, с пением псалмов, направилась на Повечерие к храму для того, чтобы совершить перед его стенами молитву и разойтись до Полуношницы по кельям. Строгий монастырский устав не допускал для братии никаких отклонений
Полуношница прошла также спокойно и благостно. Вся монастырская братия, кроме трёх больных иноков присутствовала в храме от начала до конца. Возвращаясь к себе после короткой службы, отец Феона заметил сутулую спину долговязого Маврикия, застывшего в терпеливом ожидании у дверей его кельи. Услышав сзади шаги приближающегося монаха, Маврикий живо обернулся, и лицо его вытянулось в постной гримасе услужливого почтения, сквозь которую откровенно читалось невысказанное желание.
– Ну что же ты ещё хочешь, друг мой? – сокрушённо спросил Феона, открывая дверь и пропуская настырного ученика в свою келью.
– Отец Феона, – просительно загнусил Маврикий, – научи меня тайнописи, очень хочу я сокровенное в псалтыри прочитать. А вдруг там загадка спрятана? Я теперь спать не смогу.
Феона улыбнулся пылкости юноши и спросил с иронией:
– А не грех ли рясофору , проходящему послушание, такой интерес к чужим секретам иметь?
В ответ Маврикий только покраснел, молча отвёл глаза в сторону, но желания уйти из кельи Феоны не проявил.
Феона усмехнулся в бороду и жестом пригласил послушника сеть на лавку, служащую ему постелью.
– Ладно, Маврикий, что с тебя взять, упрямца? Научу тому, чего сам знаю. Может, действительно наука в прок пойдёт?
Отец Феона взял из ниши за иконами толстую тетрадь с письменным прибором и сел на колченогий табурет рядом со столом, представлявшим собой три струганные доски, положенные между кирпичными выступами в стене.
– Ну, сын Божий, азбуку-то хорошо помнишь? – спросил он у послушника.
Маврикий бросил озадаченный взгляд на наставника, пожал плечами и ответил занудливой скороговоркой как будто повторял заученный урок.
– Помню, отче: Аз; Буки; Веди; Глаголь; Добро; Есть; Живете; Зело; Земля; Иже; И; Како; Люди; Мыслете…
– Ладно… ладно, – замахал руками Феона, останавливая юношу, собравшегося видимо перечислить все 43 буквы алфавита .
– Вижу – преуспел ты в грамоте! Раз так, тогда пиши… – протянул он послушнику тетрадь с письменным прибором.
– А чего писать-то, отче? – спросил юноша, охотно открывая чернильницу и пробуя ногтем остроту гусиного пера.
– Напиши для начала все согласные в две строчки по 12 в ряд.
– Ага, – кивнул головой Маврикий и стал усердно выполнять задание, даже не поинтересовавшись у монаха, зачем он это делает.
Прикусив от усердия язык, он каллиграфическим подчерком выписывал на бумаге буквицы алфавита, натужно сопя и считая их в уме из опасения ошибиться. Возился он с поручением довольно долго.
Б, В, Г, Д, Ж, Ѕ, З, К, Л, М, Н, П,
Р, С, Т, Ф, Х, Ц, Ч, Ш, Щ, ?, ?, ?
– Молодец! – похвалил его Феона бегло окинув взглядом работу послушника, – а теперь напиши своё имя меняя верхние буквы на нижние и наоборот.
Маврикий живо заскрипел пером, бубня себе под нос:
– Кси… слово… буки…
Закончив, он придвинул тетрадь Феоне и вопросительно посмотрел на него. На листе были старательно выведены два слова МАВРИКIЙ и ?АСБИШIЙ
– Поздравляю, мой друг, – улыбнулся монах, – ты только что написал свою первую «тарабарскую грамоту» .
– И всё? Так просто? – воскликнул Маврикий и голос его задрожал от восторга и нахлынувшего вдруг чувства сотворения чего-то доселе ему неподвластного и неведомого.
Феона сдержанно потрепал послушника по плечу и ещё раз бросил взгляд на зашифрованную им надпись.
– Просто, говоришь? Нет брат Маврикий, это не просто! Ты освоил тарабарскую грамоту, а есть ещё мудрая литорея и монокондил, тайнопись «решётка» и тайнопись в квадратах . Вообще «затейным письмом» на Руси уже лет четыреста удивить нельзя. Существуют десятки, а может и сотни способов сделать послание понятным лишь тем, кому оно предназначено, но это значит, что есть и те, кто с этим душевно не согласен. В наше время секреты долго не живут. Глаза и уши, охочие до чужих тайн, найдутся всегда.
– А если придумать такую тайнопись, которую никто не разгадает и даже не поймёт, что это такое? – прошептал наивный инок, с надеждой глядя на наставника.
Отец Феона ладонью разгладил седеющую бороду и, закрыв тетрадь, посмотрел на Маврикия с неожиданным интересом.
– Лучшее место для хранения тайн – собственное неведение, – сказал он, убирая тетрадь обратно за иконы, – впрочем ты догадался о главном: как правило, надёжно сокрытое – многократно лучше, хорошо зашифрованного. Лет сто назад один монах-бенедиктинец по имени Иоганн Тритемий назвал сей способ стеганографией .
Маврикий, чья вера в беспредельность знаний наставника была сродни религиозному поклонению, не мог удержаться от вопроса.
– А что это, отец Феона? – спросил он, ёрзая на лавке.
– Как тебе сказать, чтобы ты понял? – задумался монах, подбирая нужные слова, – ну вот если тайнопись скрывает содержимое послания, то стеганография скрывает сам факт его существования. Понимаешь? Его как бы нет.
– Ишь ты! – восхитился Маврикий, – видать головастый мужик был этот Терентий?
– Тритемий – улыбнулся Феона, – он придумал только название, а самому способу уже тысячи лет. Читал я у Геродота в его «Истории», что хитроумные греки писали сообщение на бритой голове раба, а когда волосы отрастали то отправляли его получателю, который вновь его брил и читал доставленное сообщение.